Найти тему
На берегу неба

Вместе

«Вызвал скорую. Как приедут – отпишусь»

Успеть собраться. Вызвать такси. Тепло одеться. Шапка, перчатки. Скорая сейчас едет очень долго - можно и двое суток просидеть на улице. Телефон блимкнул сообщением - такси подъехало. «Время бесплатного ожидания три минуты». Время. То, чего сейчас катастрофически не хватает. А обычно его было в избытке – хоть половником жри. Тошнит. Господи, как же мутно внутри! Только бы не обблевать салон машины! Только бы успеть!

В машине мерзко пахнет освежителем. Я чувствую запахи. Макс перестал их чувствовать неделю назад, а понял, когда зашел в парфюмерный за подарком. Перенюхал все пробники, облил себя с ног до головы, пока не сложил два и два в голове. Ковид. Так просто – легкая температура накануне и больше никаких признаков. Сообщить администратору – пусть дезинфицируют теперь магазин и бежать домой самоизолироваться. Он же у нас ответственный, осознанный!

Красный. Сука, как же бесит этот долгий красный на повороте! Я не видела его почти две недели – то высочайшее командование из-за границы прорвалось, то плохо себя чувствовал, то с ковидом прятался – меня берег. Выскакиваю на перекрестке – от сидения в машине мутит. Мне страшно. Страшно, что я его больше не увижу.

«Собираю сумку. Как думаешь, презервативы взять?»

Холодными руками даже и не пытаюсь набрать ответ. На промозглом ветру пальцы превращаются в крючки. Засовываю телефон в карман, застегиваю молнию и бегу. Пусть спазм накроет меня через минуты две, но я буду бежать – так быстрее и легче. Хочется кричать. Поворот, лужа, грязь, снова поворот, знакомый двор. Скорой нет. Я успела. Присела на корточки у забора отдышаться. Достаю телефон.

«Ладно, презервативы брать не буду – свидания все равно запрещены. Зубную щетку брать? Мне, правда, там ИВЛ светит. Даже не знаю. Вообще, что берут в больницу? От деда памперсы остались – брать?»

Я не знаю!!! Я не знаю, что брать с собой в больницу, когда у тебя обширное поражение легких и ты еле говоришь. Как еще хватает сил писать? С ИВЛ редко возвращаются. Очень редко. Я стою под твоими окнами и меня разрывает от беспомощности. Светка… ее госпитализировали быстро. Мы даже не успели попрощаться. Она никому ничего не успела написать. Кома, ИВЛ, 10 дней и все.

«Ты родителям написал?»

«Нет»

«Макс, это не шутки. Ты даже говорить не можешь. Они имеют право знать, что ты их любишь».

«Ага, и мать отправится с инфарктом туда же в больницу среди ковидных лежать. Если вообще возьмут. Других-то заболеваний у нас нет теперь.

Не смей меня хоронить. Рано. Хотя бы ты не смей».

Но я уже знаю. Знаю, каково это – стоять у свежей могилы и понимать, что так и не успела сказать главных слов человеку. Потому что казалось, что больница – это место надежды: мы все еще успеем, раз человека забрали в больницу. Его там вылечат. А теперь я знаю, что нужно успеть сказать о любви до того, как врач придет к тебе в квартиру. Потом будет приемный покой, суета, поиск свободного места, КТ, рентгены, анализы, койка на лестничном проходе, не факт, что зарядку для телефона можно будет найти, а в его случае возможна сразу реанимация и химическая кома. Под аппаратом ИВЛ никто не шлет близким сердечки и не рубится в танки. Чаще… они больше не приходят в сознание.

«Напиши для них письма.

Вышли мне.

Я отдам.

Пойми, потом может оказаться поздно.

Ты же понимаешь. Вспомни деда»

Дед у Макса прошел войну, перестройку и терроризм. Был партизаном, председателем колхоза и ловеласом до последнего дня. Он и в 90 лет осваивал Тиндер и ходил на свидания. А в первую волну ковида лег подлечить сердце, но что-то пошло не так и он стал резко угасать. Его даже попытались выписать с низким гемоглобином, а ночью открылась рвота с кровью. Только в третьей больнице его приняли и первым делом делали рентген на предмет пневмонии. А его продолжало рвать…Ма кс из заключения о вскрытии узнал, что ему сообщили о смерти только по истечении трех суток. А неделю до этого он лежал в палате один. Ему нельзя было даже позвонить и поддержать – телефон дедушке никто не удосужился поставить на зарядку, а сам он плохо соображал к тому моменту. Больница – это теперь страшная, сумеречная зона, из которой мало шансов вернуться. Поэтому нужно успеть все сделать ДО.

Я в группе риска, как хроник. Макс меня к подъезду не подпустит, поэтому и стою здесь под окнами. Зачем? Чтобы успеть сделать это самое «ДО». Увидеть. Улыбнуться. Запомнить. После смерти Светки у меня самой подготовлены письма в телефоне маме с отцом, брату, дочери, друзьям. Я хочу успеть «сделать ДО». Сказать, поддержать, признаться.

«Ты права. Сейчас соберу вещи, спрячусь в ванной и что успею – напишу. Сил нет».

«Удали нашу переписку всю: в ВК, в телеге, в вотсапе. Скриншоты, смс-ки, фотки. И из облака тоже.»

«Ты совсем рехнулась?»

На улице холодно. Очень. Накрапывает мелкий дождь. Нет, я не рехнулась. Я просто понимаю, что нужно позаботиться обо всем сейчас. И этим блядским черным вестником буду я.

«Ты должен сберечь ее. Если вдруг с тобой что случится – нельзя разбивать сердце близкого рядом с тобой человека. Удаляй. Побереги ее.»

«…

Блядь. Блядь!

А мне что останется?»

«Воспоминания. Удаляй»

Макс. Моя долгая счастливая любовь. За десять лет перешедшая в разряд «люблю вне зависимости от…». Взаимная. Иногда даже страшно насколько — понимать с полуслова, с полувзгляда, действия. Я искренне выходила замуж за другого, родила ребенка, но в конечном итоге, мы разошлись – было пусто. А у Макса сложилась хорошая семья. Я ни на что не претендовала эти годы. Дважды спасала его брак, когда руку отводила к мозгоправу. Оба раза помогло. Ведь он и ее любит. В нашей системе координат такое возможно: любить двоих, любить «вне зависимости», не бояться проститься навсегда.

Звонит телефон. Никсон.

- Ты где?

- У подъезда Макса. Ему вызвали скорую. Он очень плох - хрипит.

- Понял. Отбой.

В эфире тишина. Макс молчит. В соцсетях тихо. Воткнуть наушники и просто походить вокруг двора под Imagine dragons. Как там? Боль – ты заставила меня поверить, сделала меня сильнее. Меня разрывает от боли внутри. Я хожу осторожно, как канатоходец – одно неверное движение – и падение в пропасть. Я должна держаться и осторожно дышать. Сколько кругов я намотала? Не знаю. Что еще надо успеть сделать?

«Переведи все деньги на ее карту, установи Жанне на телефон свое мобильное приложение для банка. Не дай бог, но хрен потом денег она получит. И собери все документы в одном месте.»

В двор въезжает такси и из него выходит Никсон – наш походный предводитель. Когда-то мы все именно так и пересеклись в турклубе, любители карабинов и обвязок. Сколько всего интересного было за эти годы… Кавказ, Альпы, матрасные походы по Европе, сплавы в Узбекистане. И всегда вместе. Одной большой толпой. Нашей стаей. Как там? Найти своих и успокоиться?

Никсон вываливается с большой сумкой и стаканами кофе. Блядь. Все самообладание сейчас снесет к чертям. Подходит, втюхивает в руки стаканы, достает из сумки длинный пуховик и закутывает меня в него.

- Сейчас приедут наши.

- Зачем?

- Потому что. Потому что вместе легче.

Забирает свой стакан, ставит сумку на мокрую траву, садится на заборчик и утыкается в телефон.

- Как на похороны собираемся…. – сама малодушничаю. Может, просто страшно молчать?

Ник отрывается от телефона, делает глоток кофе:

- На похоронах мы были в прошлом году, когда прощались с Борькой. Знаешь, лучше видеть друга живым, чем мертвым, или не увидеть вообще из-за закрытого гроба. Сейчас Макс жив и это главное. Пей кофе,- кивает.

Это главное. Мне тоже иногда нужна опора. В пуховике тепло. Рукам тоже – кофе умеет согревать застывшие сердца и руки. Постепенно подъезжают наши. Все по-зимнему, с термосами, зонтами, поджопниками, кто-то с раскладными стульями, кто-то с гитарой. Никсон достает маски. Бурый кривится, мол намордники носить топорно.

- Сейчас никто не знает, как и что правильно. Вот такой он ебнутый, этот новый мир. Твой выбор – носить или не носить. Но не упрекай других.

Как Никсон находит такие слова?

В почте падают с разницей в 15 минут сообщения от Макса. От названий писем хочется орать… «Маме», «Папе», «Жанне»… Не буду открывать. Скидываю их в отдельный почтовый ящик. Кому не успеет – напишу сама потом.

Часа через полтора подъезжает… полиция. Не скорая, а полиция! Кого-то испугало несанкционированное собрание народа во дворе.

«Прикинь, у меня во дворе толпа народа собралась. Кто-то полицию вызвал.» Предыдущих сообщений нет.

«Это мы. Пришли навестить тебя».

Господи, спасибо, что подогнал правильное слово в нужный момент! Не попрощаться, не проводить, а «навестить»! Я тебе свечку самую большую поставлю во всех храмах нашего города!

«Вы дебилы!!!»

«Ты один из нас))) Забыл?»

И правда, вместе легче. В окне маячит силуэт Макса. Эту жердь ни с чем не перепутаешь. Пока Никсон разруливает ситуацию с полицией, во двор въезжает скорая. Все затихают. Кажется, что даже этот мерзкий осенний дождь падает бесшумно. И стоп-кадры сменяют друг друга: люди в противочумных костюмах, мигалки, хлопающая дверь подъезда, и… Макс. Высокий, изможденный, в домашней одежде и куртке, накинутой на плечи. Врач позади несет сумку с вещами и документы в руках. Макс смотрит в темное беспросветное небо, пытается вдохнуть и захлебывается кашлем.

- Бро, держись! – Ник хлопает по крыше полицейской машины.

Все отмирают и кричат одновременно:

- Мы с тобой! Ты еще не был на Монблане! Мы тебя ждем обратно! Мы скинемся тебе на пермиты на Эверест, когда ты вернешься! Ты мне должен пятьсот баксов! Врагу не сдается наш горный Варяг! Ты обещал быть крестным Ваньке!

- Макс, мы ждем тебя домой! – скандируют все вместе в унисон, пока я пожираю глазами каждое его движение. Меня обнимает Бурый и поднимает за гриф гитару в воздух: «Бро, мы тут, с тобой!». Макс в ответ машет всем рукой. В темноте не понятно, увидел ли он нас. Меня. «Держись, держись, держись» - шепчу.

Скорая уезжает, народ собирается по домам. В окне третьего этажа женский силуэт с ребенком на руках. Никсон раздает команды:

- В чате держим связь, сегодня у Жанны дежурят Бурый и Снега – продукты купить, продизенфицировать все в квартире, лекарства и что там еще нужно. Завтра решим кто следующий. Сейчас по домам. Я вызвал такси, – последнее уже мне.

В такси оказывается, что трое наших едут ко мне домой ночевать. На вопрос «зачем?» отвечает все так же: «Вместе легче». От Макса приходят короткие сообщения о дислокации (тяжело писать одной рукой, когда в другой кислородная маска): приемка, рентген, мазок, 45% поражения. Сука! Здоровый, как стадо слонов, а 45 процентов… Вместе, действительно, легче. Хорошо, что там Бурый со Снегой остались.

Последнее сообщение «люблю» приходит через пять часов.