Я сейчас опять напишу, что – нибудь не то. Честно говоря, боюсь уже писать статьи или заметки с личным отношением, с оттенками вкуса, пристрастий мысли. Найдется всегда кто то, кто обсудит запятую, тире и точку, тему и фразы, абзац и эпизод, фотографии и даже - дальнейшую судьбу персонажа, откинув категорию «Если бы».
Но я откидываю страхи и пишу, все равно. Перелистывая страницы в интернете, осторожно вчитываясь в копии документов, заполненные робким, неуверенным вначале почерком семилетнего ребенка, а потом и старательной вязью твердых уже букв и на французском, и на английском. Почти юношеский почерк.
Он не дожил до своего четырнадцатилетия две с небольшим недели. И отлично знал, что его убьют.... .Романтизма было так мало в его полудетской, затворнической жизни. Больше боли, осознания себя и таким, как все, обыкновенным. И не таким. Иным...
Боль распахивала его сердце для сострадания, он был необыкновенно щедр на слово нежности и утешения, на молчаливую помощь, которая не сразу была заметна постороннему глазу.
Цесаревич Алексей Николаевич Романов. Родился 12 августа 1904 года в Царском селе. Был пятым ребенком в семье Императора Николая Второго, внуком императора Александра Третьего и датского короля Христиана IX, а также - правнуком английской королевы Виктории. Унаследовал от матери по генетической линии болезнь несвертываемости крови - гемофилию. Проявилась эта болезнь в очень раннем возрасте, через две недели после рождения, кровотечением из пуповины.
Для родителей и близких родных болезнь его не представляла особого секрета, но большая часть подданных о ней не знала. И в этом - истоки трагедии всей династии и государства российского.
Сидней Гиббс, воспитатель и учитель Цесаревича и великих княжон писал в своих мемуарах о наследнике трогательно и просто:
«Малыш в крошечных белых бриджах и русской рубашке с серебристо голубой вышивкой, он на нетвердых еще ножках, заходил в класс, осматривался и с серьезным видом пожимал руки.
В эти минуты мы все замолкали, потому что он явно чувствовал сложность своего положения, поскольку я не знал,( вернее, не должен был знать) ни слова по русски, а он был единственным из всей семьи, кто не мог произнести длинной фразы по английски. На радость всем, мальчик появился на свет милым крепышом, но коварная болезнь не оставила ему шансов!»
Усадить наследника за уроки и призвать его к порядку было нелегко, но Алексей имел очень живое воображение, острый и любознательный ум и все легко схватывал в процессе обучения - игры.
Его, например, очень увлекал процесс мастерства игрушек: масок, коробок, шляп, кораблей и лодок, песочных дворцов, деревянных башен и замков. Педагоги использовали любую возможность для обучения и игры, рассматривания книг, рисования, так как занятия с цесаревичем могли в любой момент из – за болезни - прекратиться.
Шалости цесаревича и его подвижность представляли опасность лишь для него самого и не имели серьезных последствий для остальных, ибо делались лишь из озорства и избытка темперамента.
Так, Гиббс с улыбкой рассказывает, что, разыгравшись как то вечером, Алексей завладел ножницами и стал делать вид, что хочет порезать все подряд в классной комнате, но пришел в ужасное замешательство и растерялся, когда ему удалось прорезать дыру в гардине, срезать гирьки, утяжеляющие гардины.
Будучи очень любознательным и сильным от природы, ( все Романовы унаследовали физическую крепость по генам от дедушек и прадедов) цесаревич Алексей Николаевич любил управлять своим маленьким экипажем(тележка с осликом), детским автомобилем, умел стрелять из детского охотничьего ружья, пытался грести на веслах в лодке, неплохо плавал, Ему не всегда разрешалось ездить на велосипеде, хотя он это обожал!
Кризис болезни, настигнувший Алексея в Спале, в 1912 году, был тоже вызван веселою неосторожностью цесаревича: Алексей прыгнул с берега в лодку и ушиб ногу.
Во время болезни он страдал чрезвычайно, так как кровь не удавалось ничем остановить и внутреннее кровотечение всерьез угрожало его жизни и здоровью.
Цесаревич проявил тогда себя необычайно стойко, как истинный христианин и умный ребенок. Приходя в сознание, Алексей Николаевич только пытался всячески утешить мать и просил не плакать сильно по нем, а похоронить в лесу, поставить ему маленький памятник и не делать пышных панихид.
Цесаревич не знал, наверное, что тогда, впервые, по настоянию министра Двора, был выпущен бюллетень о его состоянии здоровья и вся Россия молилась о его скорейшем избавлении от хвори.. Помогло ему не то чудо легендарной распутинской телеграммы, не то упавшая внезапно температура и полное избавление от доз обязательного аспирина, что всегда вызывал разжижение крови и обострение болезни!
После начала первой мировой, с октября девятьсот пятнадцатого года Алексей, по решению царственных родителей, несмотря на риск, находился рядом с отцом в Ставке, в Могилеве и посещал линию фронта, госпитали и передвижные лазареты для раненных. Он значительно окреп физически, болезнь как будто бы - отступила.
В своем дневнике Цесаревич писал, аккуратно и лаконично. К примеру, есть вот такая запись:
«Встал в 10 с четвертью. Гулял, завтракал в 12 – ть, со всеми. К двум с четвертью были на христосовании .(шла пасхальная неделя) Много частей. Говорил с офицерами, атаманами и староверами.
Потом пошел со всеми вниз, в лазарет. Мама раздавала всем яйца. Был у Коли* (* Коля Деревенько - большой друг цесаревича, сын придворного врача). Вечером был собственный синема. Катался. Был у Коли.»
· Иногда ряд чинных записей возмущало такое вот откровение: ««Я ненавижу быть в Царском Селе, где я единственный мужчина среди суетливых женщин!»
А дальше опять шли ровные и конкретные записи: «Был в церкви. Проводил папа в штаб. Завтракал со всеми. На вокзале осматривали один эшелон (поезд для раненных) библиотеку и аптеку. Слово «вокзал» Алексей пишет с ошибкой, остальные правила чистописания старается соблюсти.
Мною были найдены в сети также несколько фотокопий его коротких писем к императрице. Александра Федоровна была для него - прежде даже и этикета - «обожаемой Мама», и я сразу обратила внимание, что это подчеркивается и в самой маленькой его,детской, записке.
Вот текст:
«Дорогая моя, бесценная Мама! Был в церкви. Папа в штабе. Холодно. »
Кто то скажет, что же особенного в ней, записке? Два предложения ни о чем. Но это совсем не так.
Во первых, Алексей старается сделать запись каллиграфической, украсить буквы, и слова пишет разными чернилами, то есть, само письмо делает художественным.
И самое главное, это - первая строчка, «Дорогая моя, бесценная мама!- Вся сила чувства и трепет сердца вложены в этот изысканный эпитет: « бесценная»!
Его может употребить не каждый, не каждый его знает, согласитесь. И слово это, написанное старательно, на маленькой карточке желтой бумаги, с вензелем, говорит о многом. Тем, кто хочет прочесть, разумеется. Жаль, что юношей Алексей не написал это слово о своей невесте. Своей невесте. Никогда не написал.
И еще вот эта короткая. фраза из последнего дневника Цесаревича тоже говорит о многом.
«Если будут убивать, только чтобы недолго мучили.»
Она выведена тем же старательным, изящно продолговатым почерком, вязью, петлистыми буквами.
Мучили долго. Сделали несколько контрольных выстрелов, последний, Юровского, был - в голову. Великая княжна Ольга, доктор Боткин пытались его собою закрыть. Безуспешно.
***
Дневник Цесаревича за семнадцатый год сохранился лишь частями, он был украден М. Летёминым, принимавшим участие в расстреле. Вывезен офицерами следственной группы Соколова в числе других бумаг Семьи за границу. Хранился в греческой королевской семье. Позже греческие родственники стали существование в их архиве дневника цесаревича отрицать.
· То, что хранится сейчас в ГАРФЕ опубликована частями, короткими выдержками, серьезно не откомментировано. Не изучено.
· Интернет полон лишь церковными прославлениями отрока - мученика цесаревича, пафосными песнопениями и молитвенными рассуждениями о святости его и грехе пред ним, но я с удивлением и оторопью узнала, что останки его не похоронены и до сей поры, не преданы земле!
· Из – за несогласия РПЦ признать подлинными скелет подростка: позвоночник и две косточки.
· Детские косточки, пролежавшие в земле сто лет, никому не нужны и до сих пор. Царственные, не царственные, неважно. Останки, косточки ребенка, который и в самой маленькой записке матери мог беззастенчиво, беззаветно написать: «Моя дорогая, бесценная» - совсем, как взрослый, галантный, умный, преданный сын и юноша. Боготворивший мать. Воспитанный в высокой традиции.
Он так и не успел вырасти. Его убили в четырнадцать неполных лет( есть разночтения календаря) и до сих не похоронили. О нем боятся или ленятся писать историки. Его имя стерто с географической карты. Остров Цесаревича переименован в Малый Таймыр, станица Новоалексеевская - в Горячий ключ, стены здания бывшего военного госпиталя в Семее, / женской гимназии/названного в его честь (остатки, после пожара), рухнули недавно!
Но несколько строк его дневника и его письма маленького мужчины в двух строчках, скажут нам о нем более, чем толстые тома и панегирики. Если прочесть, конечно. Я надеюсь, что вы со мной согласны.
И еще одно: Я не защищаю свой очерк, он написан простым языком, и в нем излагается самое обыкновенное, известное всем, но все здесь написано с помощью сердца..
Имейте хотя бы крохи такта, читая, помнить о том, что текст написан о ребенке четырнадцати лет.... О наследнике престола ушедшей Атлантиды.
__________
@ Лана Астрикова. Авторское эссе.