(подробности по тегу "закреп")
- Когда я только очнулась, - сказала Нэнси — Я сразу же поняла, что это такое, потому что приступы вроде сегодняшнего у меня случались ещё и до того, как я пришла в себя лежащей на кровати в чужой комнате на чужой кровати и с иголкой капельницы в собственной вене. Да и все эти истории и слухи, которые бродили по интернату... Вы все их слышали, не так ли?
Все, кроме Тадеуша, закивали головами, потому что все каникулы он гостил у себя дома, в Карловых Варах. На руках Тадеуша синели три или четыре синяка от ещё нескольких попыток привести себя в сознание и вырваться прочь из «этого кошмарного сна», но в целом он выглядел, чувствовал и вёл себя вполне нормально. Оказалось, что дома у него было тоже несколько приступов «болезни», которую он про себя назвал «синдромом человека-молнии». Я думал, что превращаюсь в кого-то вроде супергероя, объяснял он нам, но после того, как я чуть было не прикончил грудного ребёнка своей двоюродной сестры, приехавшей к нам в гости, мои родственники подумали, что это, скорее, какая-то напасть, нежели сверхспособность, и решили показать меня одному «знающему специалисту». Его отец, как он нам объяснял, почему-то высказался против этого, говорил всем, что этому шарлатану нельзя доверять осматривать даже мозоли, натёртые неудобной обувью на пятках, но ему устроили скандал, и он сдался. Так или иначе, «знающий специалист» с Тадеушем так и не повстречался — так как уже на следующий день(?) Тадеуш очнулся в соседней с «моей» комнате мужского общежития интерната Санхилл.
- Тем не менее, я думаю, ты всё равно понимаешь, о чём я говорю? - спросила его Нэнси, и он тут же молча с ней согласился.
- Это, конечно же, какой-то эксперимент, - убеждённо закивал головой австралиец Тим Чейнсейфер, экс-«скелет-в-шкафу» - Никакая не болезнь, а эксперимент, и мне было ясно это с самого начала.
К Тиму это осознание начало приходить после того, как он, вставая с унитаза, вдруг обнаружил на его дне своё (вернее, чьё-то, потому как такие части тела обычно не так уж и легко узнаваемы без каких-то особенных примет) ухо, в окружении ошмётков мирно покачивающихся в лужице его же собственной мочи плоти. Тогда он был настолько ошарашен, что попросту зажмурил глаза, спустил воду и, решив, что ему всего-навсего снится какой-то неприятный сон, отправился в кровать — добивать эту ночь дальше. Однако, проснувшись с утра, когда он обнаружил, что ухо на его голове присутствует лишь в единичном экземпляре, и что второе ползёт к нему по его одеялу, словно какой-то чудовищный паук, и, кажется, с вполне осознанными целями... В общем, когда это всё закончилось, он решил не говорить об этом никому, потому что побоялся того, что его сочтут спятившим или, что ещё хуже — наркоманом, а у него и впрямь хранился небольшой запас ядрёного афганского гашиша под днищем нижнего ящика стола, и он очень не хотел, чтобы его кто-то обнаруживал. Однако, когда по телевизору, радио, и в Интернете стали говорить о какой-то непонятной болезни и карантине в штате Лабрадор и Ньюфаундленд, и слухов, передающихся из уст в уста, стало так много, что Санхилл стал подобием какого-то древнего проклятого шотландского замка, а его самого вырвало двумя пальцами с его левой ноги, он сказал себе — с меня хватит. И направился в кабинет к миссис Тауншелл, с целью выпросить у неё для себя путёвки в Сент-Джонскую центральную больницу. Она пообещала ему, что отправит его туда завтра же... А завтрашний день оказался для него днём сегодняшним, днём, когда мы все познакомились, и днём, в который он понял всю суть происходящего окончательно.