Вдохнув сентябрьский сумеречный дождь,
Я шёл искать Её пустое детство…
Как если сердце не в груди, а где-то,
Где лунный свет и шпага в ножнах. Но…
К Её ногам волокся я добычей,
Как стон, как дичь.
Я сто сменил обличий,
И мой привычный варварский обычай
Обычно искренне Её смешил…
Она не верила в любовь и в Бога,
Поэтому я медлил у порога,
Я понимал… я видел! Как убога,
Бессмысленна терзаний детских цепь.
Но лишь теперь боялся постучаться,
Стоял и ждал с протянутой рукой…
Я нищий, стал вдруг милости бояться,
Продрогший, всё же потерял покой
Её волос, горячечный и рыжий.
Ведь день наш был до основанья выжит,
И солнце рухнуло куда-то в крыши.
Пора… пора всё было позабыть.
Венчальный луч клеймо на пальцах выжег.
Её чулки – иллюзия Парижа,
И папироса в сомкнутых губах.
Я – прах на голубых Её ногтях,
Я – тот огонь, что ей запястье лижет…
Мои смешные мысли словно мыши
Прогрызли дыры в мире в гулкий дождь,
Когда Она кого-то полюбила.
Почти не веря в собственные силы,
Как папиросу солнце погасила.
А после стала робкой… повзрослев.