Найти тему

И хорошо, что забыл

Предлагаю вам давнюю историю, которую мне нравится помнить.

Моя бабушка Катя проживала в частном доме. И, как многие, сдавала жильцам комнаты за 30 рэ в месяц. Поскольку в частном секторе требований по оформлению квартирантов особо строгих не было, нередко попадались весьма необычные пары (семейные или просто сожители). Например, вот такая.

Ей было восемнадцать. Сдобная булочка и наливное яблочко одновременно. Таня (так ее звали) могла бы сойти за 25 летнюю, рожавшую молодую женщину, если бы не безмятежно-глупая мордаха с круглыми наивными глазами и очень курносым носом (в народе такой называли "курятник").

Волосы Таня имела привычку смачивать сладкой водицей и завивать на бумажки (кажется, правильно - папильотки?). Результат выходил ошеломительный - грива льва, мелко кудрявая. Но общий вид - свежа, притягательна на мужской взгляд.

К этой свежести прилагался господин лет 35 весьма потрепанный жизнью. По имени Витек. Явно активно выпивающий - красноватая морда со следами стирающейся симпатичности. Впрочем, он был трудоустроен и даже оплатил квартиру на два месяца вперед. Девица объявила себя учащейся какого-то училища.

Витек по свойски сказал бабушке, что женат, но это утратило значение, как только он встретил любовь всей своей жизни. "Ты, баба Катя, не сомневайся - скоро узаконимся и никто не упрекнет, что ты блуд разводишь,"- подмигивая двумя глазами сразу говорил Витек. Бабушка вздохнула, укрепив себя шелестом купюр в кармане.

Вещей с собой у пары было немного. И никакой мебели. Бабушка достала из сарайки "дежурную" койку с панцирной сеткой и все, что к ней полагается - матрас, одеяло, подушки. Старый стол, зеркало и два табурета им выдала. И зажили "молодые."

В будние дни Витек уходил на работу, а Танька спала - лето, в училище каникулы. Питались они булками да беляшами с рынка, но, в основном, любовью: Таня боялась бабушкиной керосинки и ничего не готовила. Мыться ходили раз в неделю в городскую баню. Остальное время проводили у себя в комнате: было слышно Танино повизгивание и довольное ржание Витьки. Наверное, журнал "Крокодил" читали.

Мне было лишь 13 лет, но весьма начитанная, я уже многое понимала про отношения взрослых и задавалась вопросом:"Что молодая девица находит в этом малопривлекательном типе? Ни в кино не водит, ни погулять. Тискает в койке - вот и вся любовь." Хотелось очень поговорить на эту тему с Таней, но не получалось.

Да еще бабушка запрещала мне заглядывать в комнату квартирантов, грозя корявым пальцем:"Это не гости. Они деньгу за комнату плотют, чтобы не мешал никто. Кому пондравица, если такая вражина, как ты будет рядом крутиться?" "А если не прогоняют?"- отвечала я вопросом на вопрос. Бабушка прищуривалась:"А чаво они ответют хозяйской внучке, ежели она свой нос в дверь просунула и антирисуется: к вам можно?"

Прошел незатейливо первый медовый месяц пары. А второй не случился. Заявилась, как-то в воскресенье женщина весьма строго вида. Затребовала у бабушки позвать Витьку, объявив, что она его жена родная, а Витю соблазнила бесстыжая шалава, которую бабушка незаконно вместе с ним приютила. "Виктор такой увлекающийся и доверчивый!"- сказала женщина про своего потрепанного алкоголика.

Витек вышел на крыльцо в трусах, чем вызвал бурю негодования у жены. Видимо она все-таки рассчитывала, что он там сидит в костюме и вместе с "шалавой" читает газету "Труд." Женщина быком заревела:"Выходи, проститука!" Она и вышла - молодая, широкая, свежая. Через секунду женщины драли друг другу волосья. Бабушка плевалась, а Витек - сама горделивость, кайфовал: бабы за него бьются, как гладиаторы на ринге!

У бабушки моей сдали нервы и перед соседями было стыдно. Схватила поганое ведро (правда с чистой водой) и плесканула на двух дур. Расцепились. Потом та, которая жена родная, абсолютно нормальным голосом сказала:"Виктор, дурить хватит. Айда домой. Я борща наварила и зразы тебя дожидаются. Выпьешь с устатка, покушаешь." Видимо знала на что ловить изголодавшегося мужа.

Витек скрылся в избе и вышел одетый, но без вещей. Сказав Тане:"Я щас, провожу до угла," отчалил вместе с женой. И не пришел больше. Я в окно увидела, как Танька, большая, зареванная, что-то собирает в спичечный коробок на тропинке к туалету. Выскочила к ней:"Тань, там что?" Она вздохнула:"Мураши. В дом возьму." "Бабушка заругает." "Я их ненадолго." "Выпустишь потом?" "Похороню."

После такого диалога, поперлась я вслед за Таней, как приклеенная. В комнате она налила в крышку из-под банки противно-вонючий Витькин одеколон и начала, по одному, топить в нем довольно крупных муравьев. Они махали лапками и, как в современной рекламе про боль и спазм, вопили. Танька шептала:"Вот вам, вот. Будете знать, как Таню обижать!" Наверное, это был способ от стресса избавиться. Очень не гуманный.

"Тань, это ты кому говоришь?"-не поняла я. "Вите и разлучнице,"-пояснила Танька и горько заплакала. Было вполне к месту и я заговорила о для меня непостижимом:"А почему ты с Витьком сошлась? Он старый, выпить любит. В кино не водит и даже конфет не покупает."

Таня пожала плечами:"У меня папка такой же, а мамка держится. Говорит в семье обязательно мужиком должно пахнуть и дом без мужчины, как угол без веника."

Бабушка, в который раз зарекаясь совершать погружение в такие дела, хотела турнуть Таньку к родителям, но та напомнила, что Витька за два месяца житье оплатил. "Проста- глупа, а хваткая!"- восхитилась бабуля и предложила Тане у нас столоваться, учитывая ее не дружбу с "карасинкой." Ела Танюха, как хороший мужик, поле скосивший.

И бабу Катю осенило:"Ты, девка, быват, не понесла? Когда "гости" были?" Танькины глаза стали еще круглее:"Да с чего бы?" Действительно. Про "гостей" своих она не помнила и бабушка велела ей "назавтра же отправляться к фельдшерке." Вернулась с бумажкой, где синим по белому был указан срок беременности больше трех месяцев.

"Ты баяла, что четвертый месяц пошел, как Витьку узнала - с первого часу что ли дала?!"- ахнула бабушка. Девушка молчала, надувшись. Срок аборт исключал. Витька не появлялся: наверное, борщ женкин никак не мог доесть. Бабуля боялась, что нагулявшую дите Таньку отец выпорет вожжами да выгонит ("У нас в деревне так и поступали с бесстыжими!"). И куда ей идти? Будет болтаться под нашими окнами.

Через два переулка от нас проживал с матерью дядька по имени Николай Алексеевич - "Миколай Лексееич" по бабушкиному. Был он чуть моложе Витьки. Серьезный, степенный, набожный. Главное - холостой. Наверное, из-за большой лиловой "кляксы" на пол лица ( не помню ожог или родимое пятно). Работал Миколай санитаром в психдиспансере, в "остром" отделении, хотя не отличался крепостью телосложения.

Я не понимала почему "наша Таня" должна выходить за того, кто другим женщинам не нужен? Бабушка руки в боки установила и поинтересовалась:"А где я для "вашей Тани" после дудурканья с женатым мужиком найду молодого, красивого да нецалованного?" Да, какая-то логика в этом просматривалась.

В субботу бабуля отправилась очень рано в "церкву," как всегда принарядившись. Вернулась просветленная и довольная. Не только службой. С Лексеичем вместе возвращалась и дела Танькины, грешные, перетерла. Сразу подступилась к квартирантке с вопросом - пошла бы она "за одного хорошего мужчину" или только за Витьку-адиета, который никогда не придет?

Таня, в который раз доказывая, что она не такая и дура, деловито спросила:"А кого просватали то, баб Кать?" "Просватывают, Таня не порченных девок, а тебя отдают тому, кто берет!"-прозвучал наставительный ответ. Да, бабуля предложила нашу Танюху Микалаю Лексеичу.

Без обмана о беременности, со всеми подробностями о ее бурном романе. Только бабушка (для хоть какого-то приличия) сказала, что жених бросил, а не сожитель. Ну да, это очень сберегло Танькину девичью честь. "Молодым" следовало познакомиться.

Бабушка, сделав вид для соседей, что идут они с Танькой "по делу" к матери Лексеича, взялась ее "обряжать." Встрепанную завивку намочить велела и в "косишку" заплести. И платье надеть самое длинное. На плечи Тане бабуля накинула богатый цветной платок. Залюбовались мы девицей нашей "на выданье." "Чисто купчиха!" - довольно подытожила баба Катя. Жаль, но меня с собой не взяли.

Вернулись довольно-недовольные. Так-то все сладилось. У Лексеича глаз на Татьяну загорелся и мать его слова супротив не сказала. Чуть Танька не подвела: сразу хотела себя у приобретенного жениха оставить. Бесстыдница!

Наверное, потому, что Николай Алексеевич был верующим, наличие в будущей жене готового ребеночка, его не напрягло. А может и сам устал "сидеть в девках," а тут такая сладкая отрава в лице Танюшки подвернулась!

В общем, все сладилось. Наверное, он и к родителям невесты ходил. Расписались. Таня, собрав свои нехитрые пожитки к Николаю перешла. В положенный срок родила девчоночку, которую Николай Алексеевич записал на себя.

Таня приглашала бабушку в крестные, но та отмахнулась:"Ты меня боле в свои дела не путай." Еще известно, что время погодя, пара венчалась, но не в городе, а в деревенской церкви (быть может, тогда это не поощрялось).

Витькины вещи бабушка хранила какое-то время в сарае, а потом отдала погорельцам, справедливо решив, что он поди и адреса не упомнит, где оставил (ладно кальсоны с рубахами) - беременную, бестолковую девку. Признаться, время спустя, ходила я к новому дому Тани из любопытства. Видела ее в саду. Но она на меня не взглянула. И то: какое дело ей, матери семейства до какой-то салаги!

Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. подписывайтесь и будьте все здоровы. Лина