Александр Зайцев — художник, архитектор, дизайнер и, кроме того, координатор мастерских Фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина. Он создает работы, в которых постоянно появляется глитч или ошибка: будь то серия, посвященная 3D-моделированию, соцсетям или даже заборам. Поговорили с Александром о том, как создавалась его новая выставка «За заборами заборы» в галерее «Здесь на Таганке», как художнику может помочь опыт работы в дизайне и кто же он — настоящий художник.
Расскажи, кто для тебя художник и как ты решил им стать?
Кто для меня художник — хороший вопрос, кстати. В последнее время Роман Минаев для меня художник. Но это тот, кто ближайший друг, один из друзей, я бы его назвал художником.
В чем это, на твой взгляд, выражается, как ты отличаешь художника от не-художника?
Быть художником — это не быть посредственным, мне кажется. Я бы так сказал. Если ты искренне веришь и делаешь то, что тебе нравится — можно сказать, что ты художник. Как я решил стать художником — я не знаю, как-то логической цепочкой понял, что первое образование мне неинтересно (Александр закончил машиностроительный факультет СГТУ,– прим. ред.) и не подходит, решил пойти в сторону искусства. Начал потихоньку углубляться, и оказался в фонде (имеется в виду Фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина, — прим. ред.) стал работать, видеть большое количество художников и из них интуитивно или не интуитивно выбирать близких себе.
Ты начинал работать в Самаре — как на тебя повлияла художественная среда города, чем она отличается от московской?
Да, я начинал в Самаре. Там я был более спокойным и более неспешным. Там другой ритм, большая река, близость природы, нет колец — то, что мне не очень нравится в Москве. Мне очень нравится её сила, но не нравится закольцованная система. А там ты как будто в горизонте живёшь, в такой горизонтали. И ты всегда можешь прийти на набережную или попасть на природу буквально за 5–10 минут. И тебе не нужно пересекать какие-то огромные границы, запреты, перекрестки, чтобы попасть туда, куда ты хочешь. А Москва — супер жёсткий город. Хотя в этом и её прелесть, одна из мировых столиц, это сложно отрицать и смысла отрицать нет. В Самаре я был добрее, был мягче, расслабленнее. Художественная среда там гораздо меньше. Мне сложно сравнивать с Берлином и Нью-Йорком, потому что я был там как турист и на художественной сцене не оказывался никогда практически в тех условиях. Но в Москве ты знаешь, бывают некоторые люди, которые год потусуются, по выставкам походят и говорят: мы знаем всю художественную среду. На самом деле это не всегда так, я много раз в этом убеждался. А в Самаре, поработав год, ты видишь почти всё, что есть. Ну может быть кроме каких-то супер закрытых сообществ, типа граффити, которым галереи не нужны. А в Москве всего больше в 20 раз.
То есть для тебя Москва — возможность развиваться, в первую очередь, как художнику? Или прагматичное решение?
Сложный вопрос, но в целом я конечно переехал сразу с намерением получать новую информацию, развиваться. То есть я не очень понимаю, как дальше пойдет дело, но за 3,5 года, что я здесь живу, это каждый раз возможность развиваться. У меня каждый год дилемма — поступать в Родченко или в ИПСИ, или в Базу. Потом думаю, а зачем мне это нужно? При этом я всё равно пошел вольнослушателем в школу Родченко к Роме Минаеву на курс Интермедиа: по сути, история искусств до сегодняшнего дня. Дело в том, что в какой-то момент я понял, что у меня не хватает знаний истории искусств, они заканчиваются на Баухаузе. Попросился походить, а он — да, ходи, конечно. Вот и пользовался.
В Самаре комфортнее — там мои родители, все друзья детства, природа, скоро даже Третьяковку открывают. Но при этом хочется развиваться, поэтому сделал выбор и переехал в Москву.
У тебя недавно открылась выставка «За заборами заборы» в галерее «Здесь на Таганке». Расскажи о ней. В чем была идея, как она появилась?
У меня есть друзья, которые реставрируют конструктивистские квартиры. Однажды они предложили повесить в несколько квартир мои работы. Про их проекты написали пару статей в The Village, ещё нескольких изданиях, и в какой-то момент эти статьи попали в поле зрения Андрея Бартенева. У него работал мой друг, он рассказал, что это мои работы, и меня попросили прислать портфолио. Посмотрели и предложили сделать выставку про городские ландшафты. А у них красивый зал, большое пространство, и я решил, почему бы нет, давайте сделаем. И начал думать, что бы я хотел сказать. Заметил, что ещё в 2015 году я рисовал заборы и решил — да, наверное, хочу сказать про это.
Довольно тяжело на самом деле рисовать заборы, геометрию, надо каждую линию по сто раз проводить. Глядя на работу, кажется, что сделано легко, а на самом деле физически это тяжело, потому что шестой, седьмой забор — уже задумываешься, почему одни заборы-то.
Почему именно заборы, что они для тебя значат?
Для меня у заборов две функции: одна — это запрет, другая — защита. С одной стороны, хочется их все убрать, но на данном этапе эволюции человека это практически невозможно. Ты их уберешь и произойдет какая-нибудь беда. Ещё хотелось не просто повесить картины, а создать именно физическое присутствие забора. Поэтому я выставил сами заборы. Чтобы подойти к картине, тебе надо с ними столкнуться, обойти, пройти 10 метров вперед. В Москве много заборов.
Куда ты денешь заборы после выставки?
Одно дело — смонтировать выставку, а совсем другое — ее правильно размонтировать, зачастую это гораздо сложнее. Я на авито нашел человека, у которого в гараже лежит 80 заборов и интуитивно купил 14. Я верну их ему или сдам на цветмет.
Можно пожертвовать на благоустройство Москвы.
Ну вообще я тоже думал об этом, там как раз за углом стоят примерно такие же, я думал просто подкинуть и убежать.
(все смеются)
А есть ли что-то, что осталось за рамками выставки или не вошло в экспозицию? Или задумывалось, но не было воплощено?
Я хотел сделать больше работ, еще в начале переживал, что их мало. Много раз на этом обжигался, когда хочется показать всё и очень сложно заставить себя не вешать слишком много в эти пустые комнаты. Но на самом деле не вошло всего пару работ, когда мы с Ромой (Романом Минаевым — прим. ред.) занимались развеской, он посчитал их слишком декоративными, и мы решили не выставлять.
Ты сказал, вы решили, что не вошедшие работы слишком декоративные. Но у тебя в целом достаточно декоративная техника, как ты определяешь декоративность, до которой можешь дойти и которую уже не пропускаешь?
Вообще я стараюсь интуитивно работать. Но здесь мне сказал Рома, и я решил ему просто довериться. А внутренне всегда по-разному, иногда хочется сделать грязно, иногда хочется наоборот загнаться. Я из художников, которые делают все медленно. За карантин я нарисовал три с половиной работы, ну может четыре. В какой-то момент я стал углубляться в детали, просто потому что сидел постоянно дома. А когда карантин закончился и начался летний период, я стал гораздо быстрее работать, меньше углубляться в детали, оставлять где-то потеки. Нет каких-то точных критериев, это живопись, интересно каждый раз экспериментировать.
И ещё про технику. Ты работаешь не только с чистой живописью, но и пользуешься предварительной печатью на холсте?
У меня есть серия с зависшим инстаграмом, конкретно с ним я делал так. А работы с заборами полностью нарисованы на чистом холсте. В инстаграме это был как бы оммаж на живопись, продолжение живописной традиции, рождающееся из технологических реалий современности. Когда я делал серию «Случаи», где главной темой был эффект, получавшийся от зависания программы 3D моделирования, про глитч с компьютера, многие друзья меня критиковали, спрашивали: почему ты их не печатаешь, зачем обводишь маркером через проектор. А потому, что я хочу обвести маркером, я считаю, что это важно, для меня лично. И в инстаграм я печатаю, потому что это ещё один ход, который можно использовать. Это, знаете, бывают смешные моменты, когда спрашивают, а ты линейкой пользуешься? Я отвечаю, пользуюсь. Я пользуюсь всем, чем захочу.
Но даже в этих работах с заборами есть отсылки к техногенным мирам, интернету, компьютеру, бесконечным сбоям, технологическим ошибкам. Когда их рисуешь, как будто сам становишься роботом. Для нескольких работ я даже нанимал ассистента, первый раз в жизни мне повезло работать с ассистентом. Девочка, художница — она сначала тоже махнула рукой и сказала, ой ну геометрия. А на шестой день и ее утомила эта бесконечная геометрия. Но было круто, мне понравилось работать с ассистентом, я бы попробовал ещё.
В твоём творчестве вырисовываются две магистральные линии — технологичная и архитектурная. Получается, у тебя была серия работ, посвященная инстаграму (технологиям), сейчас — заборы (архитектура), есть ли между ними какая-то связь? Или как произошел этот переход от одной темы к другой?
Эта серия с заборами — городские ландшафты — постоянно всплывает в моей жизни, я её забрасываю, потом возвращаюсь. Она уже стала перманентной серией. И в галерее на Таганке Бартенев предложил сделать именно эту серию. У нее есть связь с сериями и про инстаграм, и про «Случаи» — это поиск смысла в ошибке. Глитч, зависание — по сути, с заборами это тоже ошибка определенного рода. Ошибка, которую мы не можем преодолеть. Она фундаментальна, мы пытаемся защитить себя, защитить свой дом или, наоборот, тешить какие-то амбиции и запретить что-то. И визуально заборы выглядят так, как будто ты идёшь и видишь, как что-то зависло.
Ещё можешь рассказать про фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина. Как ты с ним взаимодействуешь и какую роль он сыграл в твоей творческой карьере?
Я работаю в фонде координатором мастерской. По сути, я лучший друг художника, тот самый человек, который создает комфортную среду, для того, чтобы все получалось. Раньше в общем-то это назвали бы «завхоз». Я переехал в Москву для того, чтобы работать в фонде, если бы его не было, то возможно до сих пор я бы жил в Самаре. При этом, всё произошло само собой. Я был в резиденции «Заря» в 2016 году, после которой мне нужно было перевезти картины из Владивостока в Самару, но Москва была перевалочным пунктом, организаторы могли организовать доставку только туда. Тогда я стал искать, куда можно привезти работы. Спросил Аню (Анна Зыкина, директор фонда Владимира Смирнова и Константина Сорокина — прим. ред.), можно ли привезти к ним. Она ответила — можно, там будут ещё работы Светы Шуваевой, все вместе привезём. Я обрадовался, решил, что как раз приеду, сниму всё с подрамников и увезу. Когда приехал забирать, снова встретился с Аней — первое наше знакомство состоялось, когда я попал в шорт-лист премии галереи Anna Nova и одним из призов была резиденция в Фонде, под кураторством Владимира Логутова. И вот в 2016 году, когда привезли картины из Владивостока, я сказал Ане, что хочу переехать в Москву. Тогда она рассказала, что они хотят открыть вакансию координатора мастерской. А поскольку у меня есть опыт работы в музеях дизайнером, архитектором, концептологом (такая странная профессия, когда помогаешь придумывать концепции выставок), я не растерялся и сразу сказал: кажется, вы нашли человека на эту позицию. Я начал приезжать помогать на выставках, одна, вторая, затем перебрался совсем. Фонд сыграл в моей жизни большую роль. За это время я познакомился со многими людьми, с кем даже не думал, что когда-нибудь встречусь.
Ты сказал про опыт музейной работы, проектирования выставок — помогает ли он тебе в собственном творчестве и работе? Может быть в какие-то моменты начинаешь смотреть на всё не только как художник, но и как архитектор, дизайнер и координатор?
Да, конечно помогает, чувствовать пространство прежде всего. Когда я учился на дизайне, научился видеть, как устроено пространство: то есть в какой-то момент идёшь по улице, можешь мысленно подлететь и видеть все объемы, кубы зданий и так далее. Но дизайн и искусство — это разные вещи. В дизайне можно научиться определенной технике и её прокачивать. А в искусстве по-другому, если ты научился всем техникам классных художников, это не значит, что ты автоматически тоже становишься классным художником. Искусство задает вопрос, а дизайн на него отвечает. Если ты задаешь вопрос, то делаешь это как хочешь, а отвечать нужно так, чтобы было комфортно и продумано, чтобы ничего не мешало. А мои работы могут мешать — вдруг ты их повесишь и кому-нибудь от них станет плохо. Я вообще, честно говоря, не очень понимаю, как люди живут с моими работами, где я рисовал зависшие изображения. Я побыл пять дней на своей выставке, посмотрел на них. И у меня в какой-то момент появилось ощущение, что я ослеп — ты каждый день смотришь на работу, а она в расфокусе, и тебе уже физически хочется подойти, протереть ее, настроить резкость.
Для чего ты сделал этот расфокус?
Я хотел создать напряжение и заострить его на моменте. Что может быть границей между изначальным высказыванием и его конечной точкой существования. Ты пишешь пост, потом отправляешь его, а потом конечный потребитель его уже смотрит. Иногда сама граница между этим написанием и уже выложенным состоянием может быть более интересной и острой, чем сам пост. В мире, когда у тебя бесконечная лента — ты подписан на 1000 человек, каждый день кто-то выкладывает по два поста и вот у тебя в ленте уже 2000 постов: котик, котик, какие-то проблемы, снова котик. И все стирается. Меня интересует вот этот промежуток — нечто между.
Если вам понравилась статья — поставьте лайк. Это поможет развитию канала, а наши новые статьи будут чаще показываться в вашей ленте. Подписывайтесь на наш канал, чтобы быть в курсе последних новостей мира современной культуры.
Текст: Варвара Муратова, Елена Шевченко
telegram @vanamag
instagram @vanamagaziin