Обочина дороги. Кругом необъятные просторы.
Проезжих машин мало, трасса не основная.
Полная неопределённость в настроениях пассажиров.
НИКОЛАЙ: Что случилось?
СТЕПАН: Сейчас посмотрю.
Водитель выходит из автобуса, осматривает, находит пробоину в колесе.
Пассажиры с нетерпением ждут возвращения Степана с отчётом. Степан открывает пассажирскую дверь и, зайдя в салон, обращается напрямую к Гоше.
СТЕПАН: Ну что парень, похоже, я был прав. Не надо тебе было быть через час в селе. Колесо пробито. Я, конечно, поменяю его, но это ещё на час примерно нас задержит.
ГОША: Чёрт. Ладно, на попутках доберусь, тут уже километров тридцать осталось.
Гоша хватает с сиденья сумку и, выскочив на улицу, бежит ловить попутку.
СТЕПАН (горестно усмехнувшись, обращается к оставшимся пассажирам): Пользуясь, случаем, можете пока мальчики налево, девочки направо.
Пассажиры начинают расходиться.
Степан стаскивает инструмент к колесу, скидывает рубаху, занимается съёмом запасного колеса.
Из автобуса выходит последний пассажир Николай.
На сцене в поле видимости зрителя остаётся только Николай и Степан.
НИКОЛАЙ (спускаясь со ступенек): Может помочь чем?
СТЕПАН: Вдвоём только мешать друг другу будем. Но помощь в качестве какой-нибудь занятной истории приму с удовольствием!
НИКОЛАЙ (садясь на ступеньку): Занятные истории? Их есть у меня. Дело было в прошлом годе. В аккурат, на день влюблённых, как по заказу. Самогона натащили к Надьке. Надька это моя крестная, все гулянки проходят у неё.
СТЕПАН (срывая болты на колесе): А вы прямо так отмечаете день влюблённых организованно?
НИКОЛАЙ: Да нет, просто четырнадцатого февраля день рождения у Надьки, а день влюблённых, это уже совпало. Но совпало в тему!
СТЕПАН (прикладываясь к ключу): Ясно.
НИКОЛАЙ: На улице морозец, в избу все забегают, покрякивают. Да не столько от мороза, сколько от предвкушения, что вот-вот накатят крепко. Как водится, в общем.
Николай умолкает, припоминает детали с затейливой улыбкой. Степан оборачивается к рассказчику, потеряв аудиальный сигнал.
НИКОЛАЙ: И надо такому было случиться, что составили всё это добро у входа, у двери, чтобы прохладой обдало самогонку. Так-то она лучше идёт. От двери дует. На мороз вынесешь – замёрзнет, в хате жарко. Да, главное, так всегда раньше и делали и ничего. А тут стол уже накрыт, гости почти все в сборе, осталось только разлить. Митька – муж Надьки пошёл за первыми пузырями, и у входа встречается с Воронёнком. Воронёнок – это местный дурачок. Не то что дурак, но какой-то он у себя на уме всегда. Хотя, чего греха таить, занятный парень. Ну как парень, ему сорока ещё нет. Весёлый, бродяга, ни один праздник без него не обходится. Душа компании. Его и матерят и даже бьют иногда за идеи его смелые, но он ничего, не обижается, всё равно шутит. Так и получается. Половина хохочет, половина бьёт. А потом он про других шутит, тогда его другая половина долбит, пока первая хохочет. Его юмор часто не лишён оснований, но кто же признает за собой, всегда проще дать пару тумаков говоруну, чем оправдаться перед всеми за услышанное. Так что на праздниках ему всегда рады. И повеселиться и кулаки почесать, во всём уважит Воронёнок.
Водитель подыскивает нужную точку под домкрат.
СТЕПАН (из-под автобуса): А за что Воронёнком-то окрестили парня?
НИКОЛАЙ: Так он на ворона похож. Взгляд, знаешь, такой острый, сам чёрный, носатый, ну чистый клюв.
СТЕПАН: Носатый говоришь? Знать бабы-то его любят?
НИКОЛАЙ: Ты погодь, про баб после. Заходит этот Воронёнок, значит, навстречу Митьке. А сам уже хорошо поддатый. И заходил, об порог запнулся да на пузыри с самогонов как брякнется. Прямо на глазах хозяина все заготовки растеклись по полу. Ни одной посудины целой не оставил, как специально.
Степан выползает из-под автобуса, с интересом глядит на собеседника.
НИКОЛАЙ (с памятной горечью): Как народ взбунтовался...
СТЕПАН: Пошутить в этот раз не успел, надо полагать, ваш Воронёнок?
НИКОЛАЙ: Какой там, сразу стали бить. Но, немного ему клюв подправили, а дальше что делать? Он всё равно ничего почти не чувствует, сидит, улыбается, ему то уже хорошо, а всем остальным ни салат в горло не лезет, ни картошка не мила без разогреву.
СТЕПАН: Так не уж то в деревне ни у кого поблизости не было больше «горючего»?
НИКОЛАЙ: Те, у кого были рядом – те принесли, их пузыри рядом разбитые лежали. Пол залит, стекла куча. Ароматы избу застили, а толку, с полу слизывать не будешь. Есть, конечно, у тех, что подальше, как в деревне без этого. Есть, конечно, есть, но мороз на улице, говорю же. Лишний раз идти не охота никому. А коли пойдёшь, так к чему возвращаться, закусь и дома найдётся. Все это понимают. Сидят, дуются, на Воронёнка поглядывают. Я тоже там сидел. Ох, зол на него был, помню. А рядом со мной сидел кум.
- А давайте, - говорит, - разденем его догола и пустим по деревне, будет знать, как над людьми издеваться!
СТЕПАН: И что, раздели?
НИКОЛАЙ: Ой, народ идею на ура воспринял. Злоба-то никуда не делась, обида только копится с каждой ложкой сухомятки. Раздели его и пинком под зад на мороз. Мы к окнам, а ничего не видно. Позамёрзли окна-то. Со щелей дует, тут же замерзает, подтаивает и опять замерзает. Сквозь наледь не видать ничего. Минут через пять сжалились, за ним подались, а его и след простыл. А в этом году несколько Воронят в селе родилось у разных баб. Чёрненькие такие же, носастые. Вот и думай! Это ты про баб спрашивал. У Воронёнка, понимаешь, не только нос длинный. Пригрели его видать в нескольких домах в тот день, приютили. Но он и сам знал, куда путь держать в таком наряде. Мозги-то на морозе быстро работают.
СТЕПАН (кряхтя, скидывая колесо): Интересно.
НИКОЛАЙ: Да уж. Интерес весь в том, что у одной из рожениц муж в это время сидел у Надьки на гулянке. Догадайся о ком речь?
СТЕПАН (немного промешкав): Не уж-то куму отомстил?
НИКОЛАЙ (радостно): В яблочко!
Хохочут оба.
СТЕПАН: Ловок, ваш Воронёнок, ловок.
НИКОЛАЙ: Да уж, яркий персонаж в нашем селе. Куму всё невдомёк. Он в тот вечер дома догнался как следует, не помнит ничего. Только смотрит порой на дитя и думает, в кого это он такой чёрненький уродился...
На сцену выходят Люба и Тамара.
Степан многозначительно кивает и обращает внимание на пассажиров, которые начинают собираться у автобуса, пуская свои заинтересованные взгляды в район снятого колеса.
ЛЮБА: Дела идут?
СТЕПАН: А-то... дело мастера боится!
Тамара ничего не говорит, подходит поближе к Степану, с интересом и трепетом наблюдает за ходом работ, деликатно оценивая не столько деятельность, сколько самого мужчину.
НИКОЛАЙ (дамам): Я предлагал помощь, вы не думайте, но меня отшили. Сказали что с такими руками только в жо..., в общем, сижу, байки травлю, но я предлагал помочь, если что!
СТЕПАН (устанавливая запаску): Предлагал – предлагал, не спорю. А вот на счёт рук – это уже была не моя интерпретация. Ну что, есть ещё, что в ассортименте занятного?
НИКОЛАЙ: Есть, завсегда есть, но они как-то все... не для женского уха. Я вот тут успел одну кое-как. Спешил, между прочим, специально рассчитывал время, такт, расстановку!
СТЕПАН (подмигнув): Я оценил! Ну, а вы дамы? Не разбавите весёлой нотой мужскую участь?
ТАМАРА: Как-то не до веселья, извините.
Тамара отходит от Степана и начинает залазить в автобус.
ЛЮБА (шёпотом мужчинам): Не знаю, что у неё стряслось, но чувствую, что что-то серьёзное.
На сцену выходит мрачный Гоша.
НИКОЛАЙ (со смехом, Гоше): О, ты всё ещё здесь?
Тамара оборачивается в автобусе на полпути.
Вид у скрипача подавленный.
ЛЮБА (с лукавством, Гоше): И деньги твои не помогли. Видишь, не всё деньгами-то решается, оказывается.
ТАМАРА (Гоше): Так никто и не остановился?
Степан внимательно всматривается в лицо парня, не задавая вопросов.
ГОША (поникнув, водителю): Правы вы были, мне действительно не нужно было быть в селе через час.
Пассажиры переглядываются, смотрят на парня.
Степан молчит, слушает.
ГОША: Из больницы позвонили... прибрался отец.
Пауза несколько секунд, все молчат, осторожно переглядываются.
ГОША: Мне нужно было к нему приехать два, три, четыре года назад... всё откладывал. А теперь вот спохватился, да поздно.
Скрипач отходит в сторону, садится прямо на краю сцены, направив взор в бескрайнюю даль...
Пассажиры расходятся по местам.
Степан заканчивает подтягивать последние гайки.
СТЕПАН (кричит Гоше): Через пять - семь минут отправляемся.
Мудрый водитель понимает ситуацию, намеренно оставляет ещё некоторое время скрипачу на раздумье, кивает понимающе головой, убирает инструмент, переодевается, подкачивает установленное колесо.
Люба ерзает на сиденье, чувствует себя виноватой, выходит из автобуса, направляется к скрипачу.
Парень оборачивается, услышав приближающиеся шаги.
ЛЮБА:Я сяду рядом, не против?
Гоша кивает головой, показывая глазами согласие.
Люба садится рядом, смотрит вдаль.
ЛЮБА: Мою мать убили, когда мне было восемь. Пьяная драка. По случайности, как потом объяснили. Отец спился к десяти годам. Он и так-то часто поддавал, а после того, как матери не стало, совсем запиваться стал. Через два года закопали и его. Меня дед воспитывал. К пятнадцати я совсем одна осталась. Опекунство тётка оформила. Ну а дальше, ты уже знаешь. Голод, издевательства, переезд. Я никогда не жила даже кусочком той беззаботной жизни, которая дарована тебе. Ты извини, я наговорила лишнего. Пойдём, Гош, жизнь продолжается. Пока мы здесь, надо жить, надо что-то делать, жить не просто так, а во имя чего-то.
ГОША (искренне, спокойно): Ты, например, во имя чего живёшь?
ЛЮБА (задумавшись): Мне думается, ради эксперимента. Ради одного только того, чтобы самой узнать, что же меня всё-таки убьёт? Других объяснений у меня нет. Жить ради семьи и детей я бы рада, да кому я нужна такая. Ты правильно всё сказал, надо следить за собой, девушке особенно. Я ведь ещё молодая. Знаешь сколько мне лет?
ГОША: Сколько?
ЛЮБА: Ну, угадай?
ГОША: Да не знаю я.
ЛЮБА: Ну, ты попробуй! Всё равно не угадаешь, но хоть попробуешь.
Гоша пытается дать максимально молодой возраст, какой может только дать зрительный образ, чтобы не обидеть девушку.
ГОША: Двадцать семь!
Девушка улыбается.
ЛЮБА: Ты мне льстишь. Меньше тридцати давно уже никто не даёт. А мне на самом деле только двадцать два.
Гоша неподдельно удивляется.
ЛЮБА: Да, Гоша, двадцать два. Наверное, я могла бы быть хорошенькой, соответствующей своим годам внешне, но как-то опустились руки, смотрю на себя в зеркало и машу рукой. Всё равно уже ждать чего-то хорошего в жизни не приходится.
Гоше становится искренне жаль девушку. Он поглядывает на неё осторожно и что-то пытается себе объяснить.
ЛЮБА (весело, похлопывая Гошу по плечу): Ну что, проведёшь ещё минут тридцать с толстухой в одном автобусе?
ГОША: Не говори так, ты не толстуха.
Парень встаёт, оттряхивается, подаёт руку девушке.
ГОША (глядя в глаза Любе): Ты очень хорошая, извини и ты меня..., есть за что прощать.
Люба скромно улыбается, потупив взор, смотрит на протянутую руку парня, подаёт свою ручку. Поднявшись, благодарит.
Люба и Гоша отправляются в автобус.
Звук мотора, шум ветра, трасса.
3-й эпизод из рассказа "Рейс в Новодраченино"
официальный сайт автора http://lakutin-n.ru/
Почта автора:Lakutin200@mail.ru
Страница VK https://vk.com/avtor_nikolay_lakutin