Сначала на его письма никто не обратил внимание. Ну мало ли, что придет в голову на старости лет пенсионеру из глубинки. В Министерство многие доморощенные стратеги строчат планы по завоеванию мира. И они сразу отправляются на свалку, минуя прочтение.
Однако дед оказался настырным и через полгода затрахал буквально всех. Оказалось, что он действительно физик-ядерщик, действительно герой труда и действительно 40 лет проработал в закрытом академгородке, потихоньку сходя там с ума. В итоге начальство распорядилось созвать комиссию и выслушать блаженного изобретателя, чтобы тот уже успокоился.
А изобрел дед из академгородка ни много ни мало протонную бомбу. Да еще, по его уверениям, особо мощную. Его письма выбрасывали до тех пор, пока они не перестали влезать в мусорную корзину. Однако дед сумел подключить столько взаимоненавидящих инстанций, что терпеть дальше было невозможно. В комиссию вошли три смертника: капитан РВСН, бывший капитаном уже семь лет и имеющий два взыскания за пьянство, бездарный инженер-конструктор, который не мог даже перевернуть землю с помощью рычага, и жирный чинуша из абстрактного ведомства по вопросам, не имеющим значения . Не отвлекать же ради городских сумасшедших нормальных людей?
Все трое сидели по одну сторону стола, как экзаменаторы. Готовились влепить старичку незачет и быстро разбрестись по домам.
— До чего мы докатились? Мы теперь на любой антинаучный бред будем срочное собрание собирать? — причитал конструктор.
Капитан РВСН, вальяжно откинувшись на спинку стула, тупым взглядом пялился в окно, на зеленую майскую листву. Ветер колыхал деревья, и это было единственное движение в его жизни за многие годы.
В назначенный час, с садистской точностью, в дверь постучали. В комнату суетливо вошел тот самый престарелый физик-ядерщик. Ничего особенного в нем не было: обычный пенсионер, каких много в метро и на улице. Выцветшие серые брюки, дешевая рубашка. Облысевший. Но сам довольно бодрый: активный и жилистый. Члены комиссии сразу обратили внимание, как он вцепился в потрепанный коричневый портфель. Он сжимал его цепко и жадно, но вместе с тем аккуратно и невесомо. Будто там хрупкая реликвия.
— Вы бомбу с собой принесли, что ли? — недовольно спросил конструктор.
— Да, — обрадованно сказал старичок.
В тот же миг его лицо прояснилось и озарилось неестественным восторгом, будто он вошел в комнату со старыми друзьями.
«Вот» — изрек он и извлек из портфеля старые шахматные часы с прикрученной к ним трубкой, напоминавшей корпус от лампы дневного света. Он поставил часы на стол с такими предосторожностями, словно переносил разваливающийся карточный домик.
Увидев эту поделку, капитан РВСН окончательно разочаровался в жизни.
— И это она? — преодолел молчание конструктор.
— Да, протонная бомба. Вот здесь в этой трубе заряд антивещества. При взаимодействии протонов и электронов происходит взрыв.
— Очень интересно… — конструктор медленно выговаривал слова, поскольку попутно размышлял, как надо строить разговор, чтобы не обидеть этого маразматика, — И вы предлагаете поставить их на вооружение армии? Организовать серийное производство?
— Зачем? Достаточно одной такой бомбы.
— Как это?
— Я называю ее «домашняя бомба». Достаточно нажать на кнопку часов, и в любой войне наступает ничья. Можно даже не отвозить ее на линию фронта. Кнопку можно нажать где угодно, результат будет один и тот же.
— Какой?
— Планету разорвет в клочья! Это очень страшное, очень эффективное оружие. Нас никогда никто не победит, пока хоть у одного человека есть возможность нажать на кнопку. Это может сделать даже ребенок.
— И зачем нам это? — встрепенулся капитан, — Если планету разорвет, то и нас вместе с ней.
— Если ситуация когда-нибудь дойдет до того, что враг будет входить в нашу столицу, мы уничтожим его! Это орудие возмездия, орудие сдерживания! Никто не посмеет напасть на нас, зная, что у нас есть протонная бомба! — разгорячился старичок.
— А можно ли, как-то продемонстрировать принцип работы? — сказал конструктор.
— Нет, конечно, нет! Я проверял ее работу только в теории. Боюсь, что на практике это мне удастся лишь однажды. Но вот, посмотрите, я сделал все необходимые расчеты.
Дед достал из портфеля толстенную кипу листов и подвинул ее членам комиссии. Конструктор долго смотрел на листы, после чего передвинул стопку к капитану и продолжил:
— Это все хорошо, однако, неужели вы думаете, что министерство обороны возьмет на вооружение ваши часы, только из-за формул? Мы одну ракету не можем десять лет утвердить, а тут — протонная бомба! Мы не можем вам ничего гарантировать. Здесь нужна подробная проработка. Надо привлечь специалистов, ученых, перепроверить данные. На это уйдет уйма времени.
— Не надо ничего проверять, — отмахнулся дед, — Жмите и все. И они пожалеют, что с нами связались. Неужели так трудно? Все работает, я верно рассчитал!
— Хорошо, хорошо. Давайте сделаем так. Мы возьмем документы на изучение, а как только что-то решим, сразу же свяжемся с вами. Может быть, орден дадим.
— Да, орден, это да! — снова забилось сердце старика, — Я сорок два года в лаборатории провел! Я там такого напридумывал! Мы еще климатическое оружие доделаем!
— Тоже будет полезно.
В конце концов, конструктору удалось заболтать старика, вселить в него патриотичную надежду и выпроводить вон. Старик захватил с собой бомбу и грозился взорвать ее, если только кто «сунется». Захлопнулась дверь. Комиссия вздохнула с облегчением.
— Фух, — вздохнул конструктор, — Видели как я от этого идиота избавился? Сами сидите, ни бе, ни ме. Видно же, что он совсем спятил, а вы сидите и киваете, как будто так и надо.
Капитан РВСН неожиданно помрачнел. Он вдруг понял, что его служба обессмыслилась еще сильнее, чем прежде. Он и раньше не верил в эту войну с ракетами и тактическими ядерными боеголовками, а теперь еще и это. Как же гнусно, что люди сражаются и гибнут с обеих сторон, а заканчивается все ходом старого лысого хрена с домашней бомбой.
— И как бы мы с его часами на парад вышли? — подал голос жирный чинуша, — Это еще хорошо у нас настоящие ракеты есть. Сатана чего стоит!
— Да, это просто прекрасно, — меланхолично сказал капитан РВСН и перевел взгляд на листву за окном.
Еще один бессмысленный день. Еще одно бредовое письмо. А ведь их уже некуда складывать.