Обычно в младенчестве даже будущие де бержераки имеют стандартную пуговку вместо носа, бутон, зародыш, неприметную фасолинку. Но у Сережи и в день появления на свет носик был вполне увесистый... и очень красивый.
Бывало, везет мама Сережу в колясочке, а прохожие так и лезут в нее, так и норовят поглазеть на прекрасный этот носик — солидный, идеально прямой и по пропорциям, совершенно правильно вписывающийся в детское личико — как будто бы это не заготовка на будущее, а реальный, взрослый нос на взрослом лице…
— Ну ангел, чистый ангел, — восхищался в подпитии Сережин отец. — Мать, ты глянь, как малец-то наш ласково смотрит. И вроде все понимает. А спокойны-ы-ый! До ушей уделанный лежит и не плачет! Может, терпит, а может, земные беды ему по барабану…Сережа и сам был в ту пору дивно хорош.
Родители Сережи, домохозяйка и слесарь-сентехник, радовались и понять не могли, — ну как могла снизойти на них такая благодать. Радовались и обмывали свою радость день за днем…
Мать Сережки в девичестве была искусствоведом, знатоком японской миниатюрной скульптуры — нэцке и окимоно. И очень обижалась, если при ней путали одно с другим. Разве не очевидна разница? Да, сюжет у них мог быть один и тот же, но нэцке — это подвески, а окимоно — фигурки на подставке. В старину нэцке использовались в качестве пуговицы или служили противовесом… Противовес — да, Сережка именно нэцке — противовес ее теперешней жизни, чудо — гротескное, почти мультяшное и такое позитивное… Но своего носатенького мальчика она называла ласково Окимоно. То ли потому, что при ее хрупком телосложении таскать на руках такого Нэцке было тяжеловато, то ли потому, что он мог часами спокойно лежать, стоять или сидеть там, где его оставляли, без видимого вреда для здоровья…
Отец Сережи — бывший мичман подводной лодки, а ныне работник вантуза и ерша, прошлое вспоминать не любил, но если приходилось, входил в раж и орал, что ради этой жалкой однушки в блочной девятиэтажке на окраине спального района он расстался со здоровьем и что списанному на берег назад дороги нет…
Как и где они познакомились? Да нашел мичман своего искусствоведа в припортовом кабаке зимой без документов, теплых вещей и не сильно трезвого, зареванного и ужасно одинокого… Увез в новостройку, а через шесть месяцев — ко всеобщей радости, родился у них недоношенный Сережа 4.5 кг весу. На гражданке работы бывшему моряку не нашлось, тем более что квартиру-то он получил в ближнем Подмосковье – за тысячи километров от Тихого океана…
Мальчик был ни в отца, ни в мать.
— А ведь есть в нашем Сережке что-то восточное, японское, носы-то у них тоже немалыми бывают, — строил умозаключения нынешний работник ЖЭКа. Но жена его уверяла, что если беременной женщине долго смотреть на чье-то изображение, то может родиться точная копия портрета… Вот и она до знакомства с мичманом все японскими окимоно да нэцке любовалась…
Молодая мать к семейной жизни была не приспособлена по причине своей высокой образованности, богемности и того, что мичман ее жалел и все делал по дому сам… Правда, приходил он с работы поздно и навеселе, но подводников бывших не бывает, а порядок у них на первом месте…
Родители радовались на сына, жена не бранила мужа за нетрезвый вид, а напротив, живо поддерживала, и каждый семейный вечер был праздником с непременной выпивкой. Потому что под кайфом можно было не думать о серости будней и несбывшихся мечтах, а релаксировать…
Ребенок и вправду был у них удивительный — беспроблемный, позитивный и настолько самодостаточный, что было очевидно — стоять над ним — напрасный труд…
Все прояснилось через семь лет после рождения Сережи, когда мать впервые догадалась отвести сына в поликлинику и показать врачам.
Олигофрения первой степени или легкая степень дебильности — заключили специалисты и направили Сережу в спецшколу-интернат, мол, там таких каждый первый. Это развязало руки Сережиной маме, и она полностью отдалась релаксации.
Лет до тринадцати Сережа и был олигофреном с необыкновенно привлекательными и забавными чертами лица, и в школе, с доброй подачи образованной матери, звали его Окимоно или, что было более понятно детям, Покимоном. Но в переходном возрасте нос Покимона Сережи будто сорвался с цепи и дал такой прирост, что будь рядом ученые, они непременно постарались бы выяснить, как делается генетический взрыв направленного действия. Ну, чтобы грудь там или другой атрибут человеческой гордости увеличивать безболезненно и доходно.
Так вот, за огромный носище одноклассники сразу переименовали Покимона в Дюнделя. Уровень их знаний в области ненормативной лексики значительно превышал все остальные, так что Сереже с кличками еще повезло… Но мальчик, привыкший откликаться на Покимона, новое имя не принял и в школу больше не пошел. Отец был не в курсе, а мать не настаивала и, являясь противницей всяческого насилия, дала ребенку полную свободу.
Да, школу Дюндель Покимон закончил в шестом классе и больше не учился и не работал. Целыми днями он сидел возле дома на скамеечке. И в дождь, и в зной, и в лютые морозы сидел и умиротворенно улыбался чему-то. Будто безгрешный ангел, сошедший на землю… Мать, проходя мимо, часто любовалась своим чадом и даже завидовала его умению релаксировать без алкоголя…
К тому времени бывший мичман атомной подводной лодки допился до белой горячки и, попав в больницу, наконец-то узнал, что бесплоден, причем уже очень давно, и отцом Сереже быть не может. Но сердце у него было добрым, а жена такой неприспособленной, что он ее простил.
Сереже было девятнадцать, когда отравились напитком собственного изготовления и умерли его занятные родители. Работу отец потерял годом раньше, а мать и знать не знала, где ее трудовая книжка, так что главной заботой последних дней было изобретение средств для релаксации… Что до Дюнделя Окимона, то они его любили и все гулять оправляли, так ведь тем и спасли…
После их смерти квартиру забрали за долги, и пока сердобольные соседи звонили в службу соцобеспечения, болея душой за носатенького Сережу-дурачка, он сидел на улице, благо снег начинал уже таять.
И приехала за Дюнделем Окимоном прекрасная дама…
Дама эта была очень доброй и очень одинокой… француженкой-искусствоведом. И еще — все ее бывшие мужья отличались тем, что имели очень маленькие носы… Все, кроме последнего, самого состоятельного… А нос, как известно, всего лишь противовес… Муж этот, ныне покойный, был японским миллиардером — европейцем по менталитету и почитателем искусств, а дама страстным коллекционером нэцке и окимоно...По виду даме было не более сорока, а это значило, что не менее 65 по паспорту — при ее уровне достатка и умении следить за собой это было естественно.
Вдоволь нажившись в Токио и овдовев, дама вернулась в Париж и свою миниатюрную коллекцию увезла с собой. И коротала дама время, сидя у компьютера — все собирала информацию о новых поступлениях окимоно в частные коллекции… и совершенно случайно наткнулась на одноименную фотографию забавного живого человечка, сидящего на скамейке возле какого-то дома. Человечек был похож на большую носатую улыбающуюся ворону с шапкой снега на голове… И был он как две капли воды похож на одну из ее старинных статуэток и еще на кого-то очень знакомого…
Дама была бездетной, миллиардер ее тоже, но до самой смерти его мучил вопрос — что же стало с той легкомысленной красавицей искусствоведом из Владивостока после трех месяцев их страстного романа. Ну, откуда ж ему было знать, уезжая из России всего на неделю, что он никогда не вернется назад, влюбившись в другую, и что русская впадет в отчаяние, и что пьяную от горя ее подберет наш мичман.
И каково же было ее потрясение, когда в узелке с его нехитрым скарбом она нашла затертую старую фотографию, на которой ее японский муж обнимал юную красавицу на фоне музейных полок с окимоно и нэцке, которые для непосвященных разницы не имеют…Так вот с той самой скамеечки и забрала Сережу прекрасная дама...
***
Теперь наш Сережа — миллиардер и владелец известной французско-японской парфюмерной компании «Дюндель Окимоно»: он сам рекламирует мужские духи и туалетную воду одноименного названия (в латинской транскрипции) и еще — оказалось, что он никакой не олигофрен. Просто его родители не понимали, по причине беспробудной пьянки, что ребенком надо заниматься...
(с) Алена Подобед