Автобиография Баранова Анатолия Никитича; рассказ о жизни, обучении на химика-технолога в Ленинградскиом химико-фармацевтическом институте, работе на Акрихине, Щелковском витаминном заводе, в фирме Абрамовича Часть 7.
---> Первая часть
1960 год
Между тем семестр заканчивался, сдавались последние экзамены, было объявлено, что летом нам предстоит серьезная практика, и каждый должен дать на рассмотрение деканата свои предложения или пожелания по месту прохождения практики.
Вообще, у меня уже давно было готово предложение по практике: проходить ее на заводе «Акрихин», что недалеко от Москвы. Во-первых, я мог бы периодически навещать родителей, во-вторых, после окончания института я мечтал работать на этом заводе (примерно по тем же соображениям).
Итак, с такими намерениями я топаю в деканат. У дверей сидит мрачный Серега Розанов, тормозит меня, мол, куда я собрался на практику? Естественный ответ: на «Акрихин». Со стороны Сереги – какое-то бормотание, смысл которого: все вы дураки, что вы забыли на Акрихине, вы что, миллионеры? Ну, я, конечно, развесил уши, что оригинального он может сообщить? «Все умные люди ездят на практику в Анжерку, устраиваются на работу и зарабатывают приличные бабки, - продолжал Серега, - я тоже подамся туда».
Заработать дополнительные деньги при моем более чем скромном финансовом достатке – идея хорошая. Я немного поскрипел мозгами и решил последовать совету Сереги. Оставалось только поблагодарить его за ценную идею.
Вот таким образом стала вырисовываться моя дальнейшая жизнь.
Семестр подошел к концу, экзамены сданы, программа практики деканатом утверждена. Котельная уже не работала, периодически пускался паровичок, его тянул сам Костя Самохвалов. По его просьбе я немного повозился с ремонтом запорной арматуры, в основном задвижек Лудло. Обещанных за эту работу денег я не получил, в чем и не сомневался, зная сквалыжную натуру главного кочегара.
Осталось только собраться в дорогу, в Анжерку набралось пять ребят: вдохновитель и гарант хороших заработков Серега Розанов, ваш покорный слуга, упомянутый Феликс Михайлицын, Борис Милованов и Иосиф Рутман.
Не помню, в какой день был назначен отъезд. На скудные подъемные приобрели билеты до Анжерки и заказали такси до Московского вокзала.
И вот мы на пути в Анжерку. До нее четверо суток езды с остановкой в Москве. Проезжали Новосибирск. В Анжерку приехали поздно ночью. Разместили нас в привокзальной гостинице на каких-то ободранных диванах. Пытались поспать до утра, не получилось – не давали спать клопы. Включили свет – Бог мой, никогда не видел такого скопища клопов. Пришлось досыпать на улице, благо рядом был парк со скамейками.
На утро нас перевезли на постоянное место. То был пустующий двухэтажный детсад на ремонте, но койки с постельным бельем были в порядке. Разместились мы на первом этаже; немного вздремнули после бессонной ночи и отправились на завод представляться. Принял нас руководитель практики от завода – миловидная девушка, как оказалось, весьма серьезная. После традиционной лекции и инструктажа по технике безопасности и правилам поведения, серьезная руководитель провела нас по заводу, показав каждому, где он будет работать как практикант. Идеолог труда на рабочем месте за приличную зарплату Серега Розанов тут же вылез со своим главным вопросом, на что получил в ответ, что вопрос сей решает лично директор Посталовский (а, может, Пустоловский) персонально.
Проведя таким образом полдня, решили, что пора бы пообедать и направились в столовую, расположенную недалече. Пообедав, отправились в заводоуправление на встречу с директором. Его на месте не оказалось, секретарша сказала, что директор будет только завтра с утра, и записала нас на прием.
Утром первым пошел на прием Розаныч. Пробыл он у директора недолго, минут десять и вышел с таким видом, будто его собираются бить. Следующим к директору пошел я. На вопрос устройства аппаратчиком на рабочем месте, последовал ответ, от которого, видимо, и съежилась физиономия у Розаныча.
Как вы уже догадались, отказ устройства на работу получили все, кроме Рутмана, он вообще не ходил. Мотивация отказа стара, как мир – нет вакантных мест. Посчитав свои финансы, мы основательно приуныли. Рассчитывая на обещанные Серегой заработки, мы не очень экономили подъемные, и теперь от них оставались крохи, даже учитывая мои триста рублей кочегарских. На те деньги, что у нас четверых остались, возможно было, очень скромно питаясь в столовой, протянуть дня два-три. Состояние голода приобретало реальные черты. Было желание поколотить Серегу, но, учитывая переживания, мы решили его помиловать и простили. Он и так душевно страдал, лежал на кровати лицом к стене, и на предложение пойти в столовую и чего-нибудь пожевать, отвечал невнятным мычанием.
Как бы то ни было, но с питанием надо было что-то придумывать. На завод по программе практики ходили ежедневно, там в порядке борьбы с вредными условиями полагалось молоко, и давали нам его сколько угодно. К тому же вечно молчаливый Боб (Милованов) проявил инициативу: собирал бутылки, сдавал их, и на вырученные деньги покупал пару буханок хлеба. Надо отметить, что недалеко от завода разместилось довольно большое озеро, используемое заводом для охлаждения нагреваемой аппаратуры. Нагретая на заводе вода возвращалась в озеро, естественным образом охлаждалась, и опять шла на завод. Честно говоря, я больше нигде такой оригинальной и экономной, заметьте, замкнутой системы, не встречал. Называлось озеро красивым восточным именем Алчедат.
Так вот, нагрузившись десятком пакетов молока и двумя буханками хлеба, мы вчетвером шли на Алчедат, располагались на солнышке и съедали, что Бог послал. Вы, наверное, заметили, что я всегда упоминаю о четырех голодающих, хотя осваивали практику пятеро. Еська Рутман с нами не общался, деньги у него были, но на наши просьбы дать взаймы он всегда отказывал, мол, у самого мало. Чисто еврейская натура.
Между тем, голодное время продолжалось, и уже становилось «и скучно, и грустно», да к тому же испортилась погода, по Алчедату шла волна, и ходить туда стало не интересно. Отсюда стих:
АЛЧЕДАТ
Мрачного раздумья полный
Я стою, потупя взгляд.
Мне под ноги свои волны
Катит грязный Алчедат.
Мир печальный, безотрадный,
Я бежать отсюда рад.
До чего же неприглядный
Вид имеет Алчедат.
Здесь я пленник настоящий,
Нет дороги мне назад.
Дум тяжелых рой звенящий
Нагоняет Алчедат.
Злобы, горечи груз ржавый
Я по берегу таскал.
На душе, как ночь, лежала
Безысходная тоска.
Пьяные крича проклятья,
Как-нибудь приду сюда.
Ты холодные объятья
Мне раскроешь, Алчедат.
Как видите, до утопления дело не дошло, погода скоро исправилась, да и у меня появился пусть небольшой, но источник питания. Я свою практику отрабатывал на стадии получения монометилмочевины в производстве теобромина и теофиллина (начальная стадия). Аппаратчиком на стадии работал Юра Пукинский, хороший, контактный парень. Мы с ним подружились, и когда он узнал о нашем бедственном положении, он предложил мне работать в ночную смену за него, за что он отдавал мне спецталоны на питание. Спецталоны состояли из четырех блюд, на которые мы вчетвером обедали в столовой. Не густо, конечно, но все-таки. Ночью Юрка спал, а я отрабатывал хлеб наш насущный.
В одном дворе с детсадом стоял двухэтажный жилой дом. Однажды мы случайно познакомились с одним его обитателем, парнем по имени Володя. Вообще, Анжерка - город шахтерский (читай бандитский), и нам не рекомендовали гулять ночью или заводить знакомства – это было опасно. Но наш Володя хоть и имел дурную славу, к нам относился доброжелательно (москвичи) и частенько кормил вареной картошкой у себя дома.
Как-то я вспомнил, что недалеко в Иркутске живет наш родственник – двоюродный брат отца Сергей Михайлович Баранов. Мы встречали его в Баде в составе воинов-победителей, и он, конечно, бывал у нас дома, дарил разные трофейные вещи и продукты. Одна оригинальная немецкая вилка до сих пор находится у нас, причем в совсем не изменившемся виде. Никто не имеет права пользоваться ею кроме меня. С Сергеем Михайловичем мы не раз встречались в Москве, одно время он с семьей жил с нами в Хабаровске. Так вот, вспомнив его, я написал ему письмо, известив, что прохожу практику в Анжерке и что у нас трудно с финансами. Вскорости пришел ответ: сто рублей и выговор, что назвал его Сергей Михайлович, а не дядя Сережа.
Так что положение с питанием понемногу налаживалось, по крайней мере, голодная смерть нам уже не грозила...
Продолжение следует
#архив #архивы #мемуары #воспоминания #воспоминания об ссср #студент #студенческая практика #автобиография #воспоминания юности