Над седой равниной моря ветра нет, тумана много. Да холодные муссоны, сырость, серость, бесприютность.
Между тучами и морем раньше реял Буревестник, черной молнии подобный. А теперь сидит он мокрый, на туман глядит с тоскою. Не кричит, молчит бедняга, нет полету гордой птице.
Было, было!.. Жажда бури! Сила! Но теперь не очень. Нет ни гнева, нету силы, страсти тоже что-то нету. И уверенность в победе нынче, в общем-то, пропала...
Рядом чайки рвут добычу, стонут, жадничают, бьются, друг у друга вырывают все, что плавает поверху,
А нырять на дно зачем им, коль дерьма и сверху много. И гагары тоже тут же, им, гагарам, тут, в тумане, тоже очинно не хило, тихо, сладко, все при деле, и к тому же при хорошем.
Мудрый пингвин уж не прячет тело жирное в утесах. А гуляет с пингвинихой по песку он в Куршавеле.
Буревестник видит это, смотрит, тихо матерится, про себя бубнит про бурю, только шёпотом, тихонько.
Штиль. Туман ползет над морем. Не поют, не рвутся волны, не хреначат через скалы, не летят они в пучину, в высоту навстречу грому, не вздымаются стеною. Не грохочет, не колышет. Как валюта шепчут волны, так и ходят между пальцев, уплывают в неизвестность. Есть падения на рынках, есть обвалы, но при этом тоже можно заработать - вот пришла волна на берег, типа здрасте, я, мол, прибыль, и в песок ушла, в офшоры.
И все тихо, все как надо, всё не слышно, потихоньку, ну а что коронавирус - это к буре не относим, как и прочие проблемы.
Буревестник, Буревестник, что закрыл глаза устало, что сложил сырые крылья, черной курице подобный? Что не носишься, как демон, гордый, черный демон бури, не смеешься, не рыдаешь, не кричишь, что скоро буря?
Синим пламенем сгорели стаи туч над бездной моря. Море съело стрелы молний и пучиной их накрыло. Точно огненные змеи просияли и исчезли, прошипели и погасли, их теперь почти уже не видно.
- Буря? На хрена нам буря? - Отвечает Буревестник, отворачивая хобот, озирает пляж пустынный. И с печалью смотрит в небо: - Нам бы лучше инвестиций!..
