Поэзия на русском языке, кажется, закончилась со смертью Ахматовой или, в крайнем случае, Бродского. Но действительно ли это так, и правда ли, что современные российские стихи — сплошь бесталанные опусы и набор бессмысленных фраз?
Особенность современной российской поэзии, кажется, в ее многообразии. И не только имен, но и тем, и художественных методов. Этим она и ценна. Поэтому в ней и нельзя назвать одно ключевое имя — слишком уж велико разнообразие.
Мы предлагаем познакомиться лишь с некоторыми современными российскими поэтами. И для удобства изучения подготовили несколько тематических подборок. Начнем с темы детства.
Стихотворения Кати Капович, на мой взгляд, интересны своей прямолинейностью, зачастую даже «бедностью» ассоциаций, рисующих неизменно четкую картину передаваемого. Ее поэзия в какой-то степени повествовательная и зачастую вещественная, отражающая материальный мир во всей его наготе. Предлагаемое в данной подборке стихотворение — это, конечно, текст не столько о детстве, сколько, на первый взгляд, о школе. Шире — это текст, в котором учебные дисциплины из расписания становятся чем-то большим, преодолевающим пространство кабинета и время детства («линий, ведущих куда-то туда»).
Русского вечный винительный, дательный,
обществоведенье — приступ тоски,
справа полощется флаг обязательный,
а в переменах полощут мозги.
Там, между рыбами и между рифами,
между соцветьями дольних цветов,
между двумя даже голыми рифмами
ярче гори, половая любовь!
Тройкой лети по плохим сочинениям,
лебедем-двойкой уроков труда,
но в геометрии я была гением
линий, ведущих куда-то туда.
Физическое взросление, переданное в стихотворении Сергея Оболонкова через образ дерева, кажется, физиологично: дети, становясь подростками, зачастую теряют ощущение собственной телесности, и это чувство с поэтической точностью выражено в предлагаемом тексте.
рано утром Сева проснулся и почувствовал, что за ночь комнаты стали узкими,
потолки — низкими. цветы на обоях отцвели и сделались грустными.
поднялся, пошел умываться, за каждый угол цепляясь конечностями;
по пути размышлял о притаившейся за кирпичной кладкой бесконечности.
оделся, вышел во двор. послушав, как над головой орут стрижи,
решил, что пора уже, что ли, переключиться в какой-то другой режим.
прошел год. теперь в его голову с шумом врезаются голуби.
бабочки щекочут ему ладони своими крыльями.
ромашки и одуванчики цепляются за его ноги корнями.
его нервы протянулись под прелой листвой километрами-милями.
мимо него с криками, с хохотом бегают и катаются на велосипедах дети.
и пускай на него мало кто обращает внимание,
все равно он самый счастливый тополь на свете.
Стихотворение Динары Расулевой, несомненно, шире темы детства и взросления, однако кажется, что именно за счет включения в текст переживания интимного, бытовых деталей, максимально конкретных, создается эффект глубокого вовлечения читателя внутрь поэтического полотна. Мы вместе с лирическим героем проживаем снова детство (или, пусть, просто прошлое) и обнаруживаем себя в «сейчас», задаваясь вопросами то ли «Во что мы выросли?», то ли «Как мы здесь оказались?».
Пчелинцеву — 18 лет
Шакурскому — 16 лет
Чернову — 14 лет
Иванкину — 13 лет
Кулькову — 10 лет
Куксову — 9 лет
Сагынбаеву — 6 лет
Мне — 5 лет,
я пытаюсь освоить двухколесный велосипед,
дед снял два задних колеса и
говорит: все получится!
не получается,
и не получится еще не один год.
дед умрет
через два года, и я почти его не запомню.
я помню тот стыд,
что не могу проехать и метра на двух колесах
своего конька-горбунка,
позже — не могу научиться плавать, хоть река
разрезает детство на дачу и остальное
прямо у моих ног.
все получится! говорит отец,
не получается.
потом стране настает конец,
папа говорит: уезжай и не возвращайся,
но уходит первым туда, откуда не возвращаются,
потом мне становится не за что здесь цепляться:
да пусть и не получается, больно надо!
говорит мама,
и потом ей больно, и я пять лет не могу разобрать последнюю сумку,
с которой она ходила,
она так и лежит, будто бы с ней выходили только вчера.
ты — таракан, сбежавший туда, где лучше кормят,
говорит оля.
у нее уже трое
растут будущих бывших бойца,
а у меня не получается —
я тону в болоте в лесу за домом
под плотом, и платона
не читала, и сбежала с родины,
и не рожу для нее тюремного мяса,
уезжай отсюда и не возвращайся
уезжай отсюда и не возвращайся
уезжай отсюда и не возвращайся
никогда.
тридцать первого января
пропустила день папиной смерти —
забыла, как и все, что осталось там;
можно, всего этого не было?
можно, мне снова
пять? я готова,
чтобы не получалось ничего,
больно надо.
я буду кататься на четырех колесах,
не заплывать дальше шеи.
нет, динара.
ты больше не та
ты больше не там
а там
Сагынбаеву — 6
Куксову — 9
Кулькову — 10
Иванкину — 13
Чернову — 14
Шакурскому — 16
Пчелинцеву — 18
тебе — 32, не таких и не там,
но
надо же, пропустила.
Борис Рыжий — один из наиболее известных современных поэтов. Выбранное для данной подборки стихотворение напоминает страшилку и колыбельную одновременно — детские жанры, но это вырастает в большую взрослую историю за счет включения образов-символов. Как и многие стихотворения поэта, данный текст помещает нас в пространство зимнего рабочего квартала («школьный двор в районе Вторчермета»), города и даже страны, в которой «снега, снега, снега… и не растают никогда снега».
Маленький, сонный, по черному льду
в школу — вот-вот упаду — но иду.
Мрачно идет вдоль квартала народ.
Мрачно гудит за кварталом завод.
«...Личико, личико, личико, ли…
будет, мой ангел, чернее земли.
Рученьки, рученьки, рученьки, ру...
будут дрожать на холодном ветру.
Маленький, маленький, маленький, ма… —
в ватный рукав выдыхает зима:
— Аленький галстук на тоненькой ше...
греет ли, мальчик, тепло ли душе?»...
…Все, что я понял, я понял тогда:
нет никого, ничего, никогда.
Где бы я ни был — на черном ветру
в черном снегу упаду и умру.
Будет завод надо мною гудеть.
Будет звезда надо мною гореть.
Ржавая, в странных прожилках, звезда,
и — никого, ничего, никогда.
Похожим образом большее включено и в стихотворение Линор Горалик — еще одного важного имени современной российской поэзии. Здесь волшебный в своей наивности детский вопрос оборачивается, с одной стороны, символикой («это манна, манна»), а с другой — непримиримой правдой бытия: сахарными карточками и хлебными талончиками, скрывающими за собой, конечно, вполне конкретный исторический период.
Белое такое, невесомое, и кружится, в рот раскрытый падает —
«Мама, мама, что это такое, — что это такое, мама?!» —
«Это манна, манна;
да веди ж себя по-человечески, горе мое, — мы ж не нищие, —
отоварим сахарные карточки, хлебные талончики;
Сене можно, Сеня безотцовщина, а тебе меня позорить нечего,
да еще и прямо перед ужином, — рот закрой и стой по-человечески
или за угол иди, чтоб я не видела».
В коротком стихотворении Яны Токаревой детство — ахиллесова пята, что, наверное, вовсе нельзя счесть преувеличением. Тема детства зачастую связана с интимностью, и обращение к ней сродни приему у психотерапевта. Метафора взросления у Яны Токаревой обращается к телесной памяти: читателя от одного упоминания ледяного душа, вероятно, пробирает озноб, и это, несомненно, сильное место этого короткого текста.
Филе
взрослеть что залезать под душ ледяной
уж вроде бы и животом под ним и спиной
а все какою-то пяткой страшно дышать
там наверно душа
Автор: Екатерина Горлова