Данная статья была опубликована в журнале «Человек» (2003. № 5-6, 2004. № 1).
Бога никто никогда не видел:
Если мы любим друг друга,
То Бог в нас пребывает, и
Любовь Его совершенна есть в нас.
1 Ин. 4, 12
Христианская заповедь любви известна всем образованным людям. Правда, большинство воспринимают ее как сугубо моральную формулу, как идеал поведения совершенного человека, по большей части недостижимый в своем практическом применении именно потому, что он есть идеал. В действительности же заповедь любви, составляющая сердцевину, суть и отличительную особенность христианства (где Бог есть любовь, а человек — ближний, то есть любимый и любящий), имеет куда более глубокое содержание, нежели просто конкретный моральный императив, обращенный к людям. С нашей точки зрения, заповедь любви заключает в себе одну из основных (если не основную) премудростей христианства, запечатлевшей в себе откровение о Боге и человеке.
Отвечая на вопрос фарисея о том, какая заповедь наибольшая, Христос сказал: “…“возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим”: Сия есть первая и наибольшая заповедь; Вторая же подобная ей: “возлюби ближнего твоего, как самого себя”; На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки”[1]. Считаем, что в этих двух заповедях содержится глубочайшая метафизика христианства: в ней приоткрывается завеса тайны Божественной Личности и раскрывается суть человеческой личности.
Божественная Троица
Итак идите, научите все народы, кре-
стя их во имя Отца и Сына и Святого
Духа.
Мф. 28; 19
В процитированных заповедях Спасителя провозглашается идея личного Бога. Слова “личный Бог” имеют здесь три значения. Первое — то, что Бог в христианстве есть Бог каждого конкретного человека [“возлюби Господа Бога твоего” (курсив наш. — В.С.)], Он — живой Бог, присутствующий в каждом любящем сердце независимо от того, ощущает или не ощущает Его конкретный человек.
Но Бог не только имманентен человеку, Он не только в нем, но и вне него. Бог — трансцендентен. Поэтому второе значение слов “личный Бог” –– то, что человек находится в личных отношениях с трансцендентным Богом. Это выражается в том, что Бог к каждому конкретному человеку относится по-особенному. Каждый человек призывается в мир с неким уникальным Божественным заданием, которое должен понять и исполнить в пределах земной жизни. Однако христианский Бог отличен от безличной античной судьбы, понимаемой как неумолимый рок, который предопределяет жизнь и смерть человека уже в момент его рождения. Христианский Бог не действует, как в индо-буддийской традиции безличный закон кармы, бесстрастно регистрирующий праведные и порочные поступки людей, из суммы которых в конечном счете складывается конечная участь человека. Бог может простить грешника и даже преступника, если те раскаялись в своих поступках и прегрешениях. И, напротив, праведники могут сурово испытываться, как испытывался, например, знаменитый библейский Иов. В том-то и заключается особенность христианства, что в нем признается возможность уникальных, персонифицированных отношений человека с Богом и Бога с человеком. Эти отношения можно определить как общение Творца со своим творением, где человек, однако, не играет сугубо пассивную роль, — как во всяком диалоге, он способен обращать на себя внимание, просить, умолять, испытывать благоговейный трепет, страх, каяться, ревновать и любить. В результате
такого общения рационально непостижимо, исключительно по воле Божьей может радикально перемениться судьба человека невзирая на общий баланс его добрых и злых дел. Христианский Бог чрезвычайно пристрастен к человеку, Он любит каждого, но Его любовь имеет бесконечное число вариаций, которые только с человеческой точки зрения иногда воспринимаются не как любовь, а как наказание или строгий суд. Божественная любовь истекает на всех, но не каждый способен принять ее. Подобно тому, как загорелый человек выдерживает жгучие лучи солнца, а незагорелый — напротив, получает ожоги кожи от пребывания на солнцепеке, и одни люди благоговеют, получая энергию Божественной любви, а другие — терпят страдания из-за неготовности и неспособности принять ее.
Персонализм христианства, с нашей точки зрения, заключается в том, что все события, происходящие в мире, человек должен воспринимать как непосредственно касающиеся его, как знаки Божественного внимания к нему лично, а не только ко всем вообще. Слово Божие, запечатленное в Священном Писании, человек также должен воспринимать как обращенное непосредственно к нему. “Разумное прикосновение к Нему не проходит бесследно: познавший Его любовь — уже не отойдет от Него во веки. Ум такового перерождается: прежде он был склонен видеть повсюду детерминированные космические процессы, теперь же начинает все воспринимать во свете персоны”[2].
Наконец, третье значение понятия “личный Бог” — это то, что само Божество в христианстве понимается как Личность. Именно потому, что Он Личность, с Ним и возможно личное общение. Бог в христианстве есть Личность, но Личность особая — единая сущность, состоящая из трех Лиц — Ипостасей.
Уже в первой главе книги Бытия находим очевидное указание на Бога-Троицу. Одно из Лиц Пресвятой Троицы — Бог-Отец, выражение Ее творческого начала: “В начале сотворил Бог небо и землю”[3]. Во втором стихе этой же главы упоминается Дух Святой (третья Ипостась Божественной Троицы): “Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою”[4]. Дух Святой Своей благодатью животворит все, что сотворил Бог-Отец. Есть здесь также намек на вторую Ипостась Троицы — Бога-Сына: Бог-Отец, в предвечном бытии рождающий Слово (Логос), называет все Им созданное, то есть дает имена и смыслы всему, что Он сотворил. О неявном присутствии Христа в ветхозаветной части Библии утверждали многие святые отцы Восточной Церкви, которые полагали, что образ, по которому создан человек, есть Бог-Сын, или Логос: “Отцы Церкви развивают это направление мысли, общее писателям Ветхого и Нового Заветов, объединяя апостольское учение о Христе как образе Бога невидимого и ветхозаветное сотворение человека по образу Божию. Уже у Иринея, Климента, Оригена, Афанасия, Григория Нисского… ясно прослеживается, что Христос представляет Собой образ Божий, а человек — образ Христов; иными словами, что человек есть образ Образа”[5].
Отцы Церкви утверждали также, и это важно подчеркнуть, что Бог сотворил человека и мир по любви, чтобы все тварное радовалось бытию. Основой этого бытия до грехопадения Адама и Евы и была любовь: Бога к людям и миру, человека к Богу. Сама возможность грехопадения также свидетельствовала о Божественной любви: Творец хотел, чтобы человек свободно принял Его любовь и свободно утверждался в своей любви к Богу. До грехопадения человек чувственно видел Бога и общался с Ним. Человеку не нужны были ни вера в Него, ни надежда на Него, которыми он поэтому и не обладал. Грехопадение означало измену и предательство именно любви, результатом чего стало Богоотступничество Адама и Евы, приведшее к утрате человеком способности непосредственно созерцать Бога и общаться с Ним. Но поскольку опыт такого видения и общения несомненно был, у человека родилась вера в Бога (“Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. В ней свидетельствованы древние. Верою познаем, что веки устроены словом Божием, так что из невидимого произошло видимое”[6]) и возникли упования и надежда на Него (“Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо, если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении”[7]). Таким образом, грехопадение не только радикально изменило онтологию человека, но и существенно перестроило его психологию. Вера и надежда есть глубинная память человечества об утраченной Эдемской любви, а заповеди Христа можно воспринимать отчасти как напоминание о ней. Вот почему ап. Павел говорит, что из трех христианских добродетелей любовь есть большая: “Теперь мы видим как-бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше”[8].
В начальной главе книги Бытия наличествует явное свидетельство парадоксальности Троицы — Ее единства и троичности: “И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему. <…> И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил; мужчину и женщину сотворил их”[9] (курсив наш. — В.С.). Интересно отметить: где акцентируется момент единства и единственности Божества (“по образу Своему”), там же и уточняется, что Бог сотворил мужчину и женщину. Это явный намек на единую плоть мужа и жены (“…и будут одна плоть”[10]). Добавим от себя: будут одной плотью, если будут жить в любви, в соответствии с Образом, то есть жить во Христе. Примечательно, что в этой формуле речь идет только о сотворении человека по образу Божию; о подобии говорится там, где акцентируется момент троичности Бога. Но в любом случае единство и троичность Бога уже в первой главе книги Бытия соотносится с человеком, и это необходимо учитывать в христианской антропологии.
В восточно-христианской, православной традиции, где приоритет отдается апофатическому богословию, постоянно подчеркивается момент непознаваемости Пресвятой Троицы. Троица есть тайна, запредельная человеческому уму. Почему Троица не рационализируется и не познается? Нам представляется, именно потому, что Бог есть Любовь. Не рационализируется и не познается умом любовь как Божественная, так и человеческая. Всякие попытки рационализировать, разложить любовь на составляющие и вывести ее формулу обречены на неудачу. Любовь и рациональное познание в строгом смысле слова несовместимы. Если удается рационализировать любовь — значит, мы уже не имеем дело с нею. Если мы любим — то часто вопреки рассудку и разуму. Ситуация напоминает принцип неопределенности в физике: исследователь способен определить либо момент импульса электрона, либо его координаты; одновременно зафиксировать оба эти параметра невозможно. Божественная любовь — это как солнечный свет, возникающий и постоянно излучаемый из отношений трех равных Ипостасей, Божественных Лиц. Подобно тому, как смотреть на сияющий солнечный свет вредно (можно ослепнуть), а купаться в его благодатных лучах, закрыв глаза, есть величайшее наслаждение, и Божественная любовь не созерцается, не мыслится, но непосредственно переживается человеком. Она не познается, но ощущается. “Любовь есть Бог… — писал св. Иоанн Лествичник, — а кто хочет определить словом, что есть Бог, тот, слепотствуя умом, покушается измерить песок в бездне морской”[11].
Но Бог есть Любовь именно потому, что Он — Троица. Обратимся для наглядности к человеческой любви. Любовь есть там, где есть лица, вместе составляющие некое единство. Любовь всегда личностна. Лицо (личность) любит другое лицо, другую личность, а любит потому, что та (тот) –– тоже личность. Чем меньше в человеке выражена личность, тем менее он способен любить; место любви в таком случае занимает влюбленность или просто влечение. Собственно говоря, любит и любима именно личность. Бог есть любовь, потому что Троица есть единство равных Лиц, Ипостасей. В любви важно равенство сторон. Если стороны не равны, то не может быть полноценной любви. Мы неслучайно подчеркиваем момент равенства Ипостасей, ибо это принципиально важный вопрос христианского богословия. Настолько важный, что стал одной из основных причин раскола христианства на Западную, католическую и Восточную, православную Церквь (из-за догмата филиокве[12]).
В православном богословии не умаляется момент единства Троицы, не принижается значение единой Божественной природы Ипостасей, но акцент делается именно на Лицах, и каждое Лицо Пресвятой Троицы предстает в своей уникальности и несводимости друг к другу. Эти Лица нераздельны, но и неслиянны друг с другом. Нераздельность и неслиянность есть признак любви. Если же лица растворяются друг в друге, теряют свою уникальность, то любовь вырождается. Об этом можно судить по эволюции человеческой любви, где одинаково опасны и безоговорочное принятие всего, и подавление личностного начала в другом человеке. В православном толковании Троицы все Лица уникальны. Бог-Отец есть Начало всего, Творец всего сущего. Бог-Сын рожден от Отца, Он есть Логос и Свет Истины. Бог-Дух Святой исходит от Отца. Он животворит все сущее заключенной в Нем Божественной Благодатью. Ипостасные свойства Троицы высвечивают в Ней и разные моменты любви: любовь есть начало всего; без любви Бога-Отца не было бы ничего; любовь придает смысл всему и озаряет людей светом неотмирным; там, где есть любовь, там кипит жизнь, там явлено присутствие благодати Божией.
В православии любовь воспринималась во всей полноте ее божественности. Неслучайно на Руси весьма почитаемые храмы — Пресвятой Троицы (самый знаменитый из них — в Троице-Сергиевой Лавре) и Христа Спасителя (в частности, недавно восстановленный в Москве). Надо сказать, что и православный народ тонко чувствовал Божественную любовь и понимал, что она непохожа на человеческую. В былое время простой крестьянин сокрушенно говорил, что “Бог его оставил”, если в семье долго не было неприятностей или несчастий. Для правильно сформированного православного сознания естественно восприятие всего, что выпадает на долю человека или народа как прямое и непосредственное воздействие и проявление Божественной любви. Поэтому за все надо благодарить Бога: за приобретения и потери, за удачи и беды, за удовольствия и страдания, за счастье и несчастье. Строки М. Волошина прекрасно передают православное переживание любви:
Нам ли весить замысел Господний?
Все поймем, все вынесем любя —
Жгучий ветр полярной преисподней,
Божий бич, приветствую тебя[13].
Бог изливает Свою любовь на всех и на каждого, любовь эта принимает такие формы и масштабы, такую ценностную окраску, какие могут послужить человеку или народу для их блага не только в пределах этой земной жизни, но и в вечном бытии. Пока русский народ жил этим восприятием Божественной любви, он был более человечным, более терпимым, смиренно нес свой крест. Он был великодушен к пойманным и осужденным преступникам, называя их “несчастными”, жалел плененных и раненых врагов, не гнал и не презирал нищих. Стоило ему потерять это ощущение земного присутствия Божественной любви, как оскудела его человечность. Достаточно здесь отметить, как порой складываются отношения в современной семье.
Божественная Троица недоступна чувственному зрению и запредельна человеческому уму. Любовь Ее также парадоксальна, непонятна и необъяснима. Но эта любовь несомненно явленна в мир, и высшим проявлением Ее служит рождение, жизнь, учение, учительство, крестные муки, смерть и воскресение Иисуса Христа, Сына Божия.
[1] Мф. 22; 37–40.
[2] Архимандрит Софроний (Сахаров). О личностном начале в Бытии Божественном и бытии человеческом// Человек. 1994. № 1. С. 80.
[3] Быт. 1; 1.
[4] Быт. 1; 2.
[5] Неллас П. Образ Божий// Человек. 2000. № 4. С. 74.
[6] Евр. 11; 1–3.
[7] 1 Рим. 8; 24, 25.
[8] 1 Кор. 13; 12, 13. На церковно-славянском языке 13-й стих звучит так: “Ныне же, после всего сказанного, пребывают три сия,все связующия и содержащия: вера, надежда и любы, больше же всех любы, ибо ею именуется Бог”.
[9] Быт. 1; 26–27.
[10] Быт. 2; 25.
[11] Преподобного Иоанна Лествица. Сергиев Посад, 1908. С. 246.
[12] Filioque (лат.) — “и от сына”.
[13] Максимилиан Волошин. Стихотворения и поэмы. Екатеринбург, 1992. С. 221.