Отрывки из эссе
То, как тема creativity* педалируется в той же Англии (где ничего не делается просто так), заставляет задуматься, нет ли у этого какой-то вовсе не художественной задачи. Одни авторы умерли; те, кто еще живут, все чаще предпочитают передать аудитории право самостоятельно определять смысл произведения. «Современное искусство» уборщицы по ошибке относят порой в уличный мусоросборник, однако все чаще слышны фразы «территория смыслов», «конструирование произведения», как будто это — паззл, где все части подходят друг другу и при любой комбинации всегда создают якобы интеллигибельную конструкцию. А помогает во всем этом, - в освоении «территорий», «конструировании», - конечно же, творчество. Главное, убеждают нас, - это творческий процесс, который должен быть неудержим, как danse macabre*, иначе в нем нет смысла. Исподтишка, под лозунгом свободы творчества, происходит девальвация ценностей и, следовательно, - понятия искусства.
Отчасти за такое положение вещей стоит благодарить дадаистов и сюрреалистов, которые и над Джокондой изволили поиздеваться. Однако их бунт имел ту же природу, что и бунт импрессионистов против классической живописи. Было бы верхом пошлости изображать парижских буржуа так, словно они все еще несут в себе дух свободолюбивых галлов. Размытие фундаментальных ценностей из-за якобы усложнения картины мира, а на самом деле — ввиду непонимания своего места в мире, потери своего лица, - вполне отражено в портрете: типичное, но четкое изображение средневековья, Ренессанса и барокко достигло апогея в близкой к фотографической точности классического искусства и потом в кратчайшие сроки пришло к «смазанным» портретам импрессионистов, геометрическим экспериментам Пикассо и яблокам и букетам Магритта. Несомненно, Пикассо видел свою задачу в том, чтобы творить, а не «делать искусство». Бунт современных поборников «творчества без границ», однако, похож на стремление отказаться от всего, что предполагает ответственность и поиск ориентиров в творчестве, чтобы вывести его на более высокую ступень.
Действительно, невозможно представить себе да Винчи, Веласкеса, да и Пикассо пребывающими в убеждении, что сверх их повседневного творчества ничего не может быть, что этого уже достаточно. Так же верно и то, что они не спешили в анналы, хотя у всех троих жизнь сложилась, в целом, прекрасно, чего не скажешь, например, о Рембрандте, Ван Гоге, Модильяни и многих других. Но и все же художники прошлого вполне осознанно творили в русле определенной традиции, высказывая лишь слабую надежду, что их творения сохранятся в памяти потомков. Вообще, старым мастерам было свойственно предполагать, что конец света может все-таки наступить, и это заставляло не только работать втрое прилежнее, но и с благодарностью принимать то малое (или большое) признание, которое все же выпадало на их долю. Мы живем в ядерном мире, который может в любой момент взлететь на воздух, однако самонадеянности и стяжательства у нас куда больше, чем у тех, кто мог умереть если не в бедности или от копья врага, то хотя бы от чумы.
В эпоху Ренессанса выпячивание собственного «я» сочли бы за моветон; напротив, хорошим тоном было сознавать и подчеркивать, на чьих плечах стоишь. Даже Уорхол на прямой вопрос ответил, что видит себя преемником Пикассо. Однако современные творцы преимущественно перечисляют своих любимых художников, на деле же их задача — прославить собственное имя и получить за это прижизненное материальное вознаграждение. И если все вышесказанное верно, тогда, провозглашая курс на творчество, отмеченное печатью яркой индивидуальности, организаторы художественной деятельности сегодня не просто вбивают кол между традицией и «ничейной землей» личностного, безавторитетного творчества, но и нивелируют такие важные для Художника понятия, как мастерство, вера, служение и гуманизм.
Наверное, из всех четырех только у мастерства могут быть какие-то объективные критерии оценки. Про все же остальные можно с большой уверенностью сказать, что как творчество всегда индивидуально, так и вера, которой оно питается, и служение, в котором выражается, сугубо индивидуальны, их мерой служат не технические параметры, а честь и совесть. Характерным признаком ухода веры и служения из творческой сферы является тот самый факт, что практически отсутствуют произведения на библейские темы, и те, в которых исследовались бы примеры служения из различных периодов истории.
Предложение сделать творчество индивидуальным вводит неофита в заблуждение. Творчество всегда индивидуально, тем не менее оно неизменно черпает силы и вдохновение в существующих произведениях искусства. Все богатство литературы, живописи, музыки — это своего рода Писание и Предание человеческой культуры. И здесь кроется еще один смысл переориентации художественной деятельности с искусства на творчество. От богосотворенной Библии художники уже отказались, теперь нужно отвратить их взоры от созданной их предшественниками культурной и художественной традиции. Совершенно очевидно, что мы не можем заниматься творчеством, не принадлежа к какой-либо традиции. Вспомним снова о «творческих мастерских»: мы все приходим в творчество через искусство, его лучшие образцы. Именно поэтому искусство должно стоять на твердой основе человекоориентированной системы ценностей и воспитывать вкус, честь, совесть и приучать к служению, а не оправдывать разврат.
Юлия Н. Шувалова, 2018 г.
При цитировании и/или перепечатке ссылка на автора обязательна.
*creativity - (зд.) творческий подход
*danse macabre - пляска смерти
