Знакомое с детства ощущение. Мама, папа или бабушка приводят тебя в детский сад прощаются и ты остаешься — на несколько часов — наедине со своей тоской по родному и любимому человеку. Потом эта тоска «замыливается» за счет новых ощущений — друзей, увлечений, игр — но все же живет где-то в глубине души. А потом она оборачивается радостью встречи, и вот удивительное дело — в момент этой встречи никогда не задумываешься, не помнишь о новой разлуке, о том, что воссоединение с родным человеком только лишь временно. В детстве мы переживаем радость встречи с какой-то полнотой, словно мы оказываемся в «вечности». А вот в тоске всегда есть элемент надежды на новую встречу.
Возможно, эти детские чувства Бог дает нам для того, чтобы правильно переживать смерть близких людей и друзей. Мы с неизбежностью тоскуем и скорбим — в этом нет ничего плохого. Этому учат нас богослужебные тексты, этому учит нас и Спаситель, проливший слезу над могилой Лазаря. Но даже смертная тоска не может быть и не должна быть неизбывной. Важная часть нашей веры — уверенность в том, что разлука всегда конечна, а общение между близкими рано или поздно приобретет характер нетления. Рано или поздно мы воскреснем и придем на суд Спасителя. И этот Суд будет для праведников, для верных, местом встречи — не только с Богочеловеком, но и в Нем встречей с дорогими нам людьми.
Скажу больше. Если земная разлука лишь отчасти преодолима нашими усилиями — бывает ведь так, что как ни старайся, а с человеком увидиться не удается, то разлука-смерть побеждается нашими усилиями — молитвой и духовным подвигом с помощью Божией. Мы уверены в том, что для преодоления уже побежденной смерти нужно только наше согласие на то, чтобы Бог вошел в наше сердце. И тогда мы обретем радость Последней Встречи. «Вечность я представляю себе как непротяженный акт неописуемо богатого содержания Бытия в никогда не умаляемой полноте, — говорит архимандит Софроний (Сахаров). — Вечность — преизбыток жизни. То, что мы воспринимаем здесь как страдание и даже умирание, в Царстве Божием явится самоистощающеюся любовью — любовью совершенною, не обращающеюся на себя, любовью, объемлющей весь мир, и Бога, и Собор святых».