Жара. Жарища невозможная! Возвращаюсь в дом: там в любую погоду прохладно. Сразу, с порога будто бы попадаю в другую климатическую зону. Босые ступни быстро замерзают, но холод этот — приятный, в отличие от зимнего.
Чтобы остудить не только ноги, бегу на кухню. Там, в дальнем углу, стоит ведро с ледяной колодезной водой. Ох и как же она вкусна! Не встречала воды вкуснее деревенской. И "сырая" она хороша, а уж если в ней заварить чай из смородинового листа да мелиссы, да ещё и мёд добавить... эх. Пишу и чувствую фантомный вкус.
Подхожу к ведру, снимаю скорее крышку, хватаю железный ковш за ручку и, зачерпнув немного воды, жадно глотаю. Пью много, так что живот начинает побаливать. Ох и бедные мои почки — сначала ступни застудила, а теперь им ещё и тепло в желудок отдавать. Но я этого ещё не знаю и потому не боюсь.
Но — чу! — скрипит дверь: кто-то пришёл. Кто-то из взрослых — а ведь они не разрешают пить воду из ковша, мол, слюней напускаем (чушь! другие дети, мелкие, может, и пускают, но я-то уже взрослая и пью чисто!)
Чьи-то босые ступни стучат по полу. Мягко кидаю ковш обратно в ведро, железо бьётся о железо, а сверху ещё и крышка. Громыхает на весь дом, даже, наверно, в соседней деревне слышно; а ведь я хотела тихонечко. На кухню заглядывает папа и видит меня, сидящую на диванчике с неправдоподобно беззаботным выражением лица. Я немного выдыхаю: папа никогда не заставлял меня соблюдать это идиотское правило.
— Сено убираем. Приходи, если хочешь. — Папа тоже подходить выпить.
— Где?
— Возле картошки.
Картошка у нас каждый год на одном месте. И капуста, и клубника. И морковь, и свёкла. Что такое севооборот, никто не знает. И я тоже. Ну и ладно: зато навоза у нас — хоть отбавляй. Держим корову, бычка (страшного, со злыми чёрными глазками, которого я за километр оббегаю), куриц полтора десятка и раза в два меньше — овец. Да и детей и внуков у дедушки с бабушкой много, и они, то есть мы, тоже вносим свой вклад в создание...
Гм. Напяливаю на голову кепку — середина дня, жара, печёт неимоверно — и вслед за папой скачу к месту сенокоса. Ну как сенокоса — сеносбора: траву уже неделю как скосили, ворошили несколько раз, и вот пришло время убирать её сухую в стога.
Прихожу на место. Обрезки травы колются, да ещё и по дороге меня уже успела ужалить крапива. Чешусь и слежу за взрослыми. Мужчины всех возрастов (от четырнадцати до семидесяти) нацепляют на вилы гигантские пучки сена и тащат их к стогу. Женщины лёгким (но только на вид!) движением рук и изящным, почти танцевальным поворотом туловища вычёсывают из "травяного покрова" остатки сена.
Я тоже хочу! Хватаю первые попавшиеся грабли и пытаюсь повторить. Но — навыка нет, да и грабли для меня чересчур огромные и тяжёлые: вместо беззаботного взмаха волочу их за собой по земле. Будто бы землю расчёсываю...