Снежанка таяла и немела, едва рядом оказывался статный Юрий. Он никогда не терял образа хладнокровного игрока, даже когда дурачился в компании расхлябанных товарищей, или томно флиртовал со взрослеющими одноклассницами. Юрий одинаково стильно умел носить и строгий школьный блейзер, и мешковатые спортивные джоггеры. А несчастная Снежана стыдливо куталась в своей безразмерной застенчивости и по-мышьи терялась в углах классов и школьных коридоров.
Уже просмотрены километры штампованных фильмов, где таким же зачуханным золушкам достаточно было сменить гардероб и сделать мейкап поярче, чтобы растопить упрямое сердце альфа-самца. Но старшеклассница понимала всю призрачность этого приёма и невозможность сделать такой радикальный шаг в реальной жизни. И она страдала долго, молча и нервно.
Зимний день заливал опустевший класс по Истории бледным колючим светом. Снежана подметала протёртый линолеум и громыхала штампованной неуклюжей мебелью. Где-то в гулких помещениях школы время от времени раздавался то топот одиноких скакунов, то поспешное цоканье низких каблучков — словно исчезающие призраки заплутали в лабиринтах холодного здания. В релаксирующих раздумьях, под монотонное шуршание половой щётки, школьница подкралась спиной к кабинетной двери. Дерзкий смерч наотмашь распахнул позади Снежанки одну из дверных створок и громогласно попытался окликнуть отсутствующую историчку:
— Надежда Георг…!
Девушку огорошило и несвоевременное появление нежданного посетителя, и едва не разлетевшийся от внезапного порыва мусор. Тугая пружина внутри Снежанки вдруг вытянулась во всю яростную длину и придала голосу серой мышки стальной звон и твёрдость.
— Пошёл вон, гадина! — разлетелся на весь класс раскат грома.
Немой и бледный Юрий не смел пошевелиться. В какой-то момент он нашёл в себе силы отпрянуть и попятиться назад, когда как Снежана сама превратилась в обледеневшую напуганную статую. Вздох, после такого залпового крика, предательски застрял где-то в груди. Школьница сначала поспешно отвернулась, дабы не видеть свидетеля своего невыносимого фейла, но потом…
Потом стотонный кусок скалы обрушился с хрупких плеч девушки. Она повернулась обратно лицом к обомлевшему аполлону и устало произнесла:
— Проводи меня, Юрка.
Юрий растерянно кивнул, поправил на себе тёмный тренчкот и на ватных ногах поплёлся вслед за одноклассницей, собирающей свои вещи.
Под ногами угрюмо скрипел снег. Деревья уже давно избавились от налёта утреннего инея. Послушный парень всю дорогу не проронил ни слова, кутаясь в сизый кашне. Он не выглядел ни затравленным, ни напуганным, скорее смущённым. Снежане был знаком этот взгляд, она неоднократно наблюдала его в оконных стёклах или огромных зеркалах школьной раздевалки. Этот взгляд был её собственный, когда Юрий своим присутствием внушал полное звенящее оцепенение всего девичьего естества.
«Боже! Боже мой!» — осенила Снежану шокирующая догадка, — «У него кринж из-за меня! Поверить невозможно! Почему я этого никогда не замечала?! Почему?!»
Нужна была искра, молния, всплеск искреннего внезапного чувства (путь даже яростного гнева), чтобы из оков смущения вырвалась такая нужная решительность.
У автобусной остановки они остановились. Девушка нашла в себе силы взглянуть в ясные глаза объекта своего вечного вожделения и негромко проворковала:
— Спасибо, Юрочка. До завтра.
Парень секунды три молча смотрел на порозовевшее от мороза лицо скромной застенчивой девушки, а затем горячо-горячо поцеловал её.
