Сегодня, 30 октября, День памяти жертв политических репрессий. В связи с этим мы вспоминаем о тех, кто безвинно сгинул в сталинских лагерях или потерял здоровье - по книге воспоминаний "Живая память", изданной Ассоциацией жертв политических репрессий РБ. О тех, про кого уже писалось на этом канале, ссылки в конце статьи. А сегодня вспоминаем чету Давлетшиных.
Губай Киреевич Давлетшин родился в декабре 1893 года в д. Ташбулат-Кустяново Николаевского уезда Самарской губернии в башкирской семье батрака. В автобиографии Губай Давлетшин пишет, что его мать — простая сапожница — умерла, когда ему было полтора года, отец женился на другой, мачеха его невзлюбила. С 7-ми лет он обучался грамоте у учителя Муталима Ишкиняе-ва, приехавшего из Казани. 5 лет был на его воспитании. Из семьи отца, имевшего к тому времени еще двух детей, пришлось уйти. С 12-ти лет он пас овец. Зимой продолжал учебу. На заработанные Губаем от пастушества деньги жила и семья отца, который в последние годы жизни сильно болел, содержать ее не мог.
В 15 лет Губай со своим учителем переехал в Казань, где устроился «приходящим» учеником в татарскую учительскую школу. Зимой учился, а летом выезжал в деревню на заработки. В самом начале Первой мировой войны его забрали на военную службу, и до конца 1917 г. он находился на фронте. В мае 1917 г. в качестве делегата от солдат попал в Москву и принимал участие в работе I Всероссийского съезда мусульман, на котором был зарегистрирован во фракции РСДРП (большевиков) как сочувствующий, а вскоре вступил в ряды этой партии.
В конце 1917 года после демобилизации Губай возвратился в родную деревню. Здесь организовал сельсовет, а в волости — волисполком. В начале 1918 года он уехал в Оренбург, участвовал в создании Временного революционного совета Башкортостана (ВРСБ), стал сотрудником газеты «Башкортостан», но уже в марте откомандирован сначала в Уфу, а затем в Москву для участия в работе совещания по созыву Учредительного съезда Татаро-Башкирской советской республики. В мае 1918 года избран членом комиссии по созыву этого съезда.
Сначала комиссия работала в Москве, а в июле того же года переехала в Казань. В августе город внезапно захватили восставшие чехословаки, и Губай с помощью Ишкиняева перебрался сначала в свою деревню, а затем в г. Пугачев, где заведовал татаро-башкирской секцией уездного отдела народного образования, одновременно являясь членом УКОМа РКП(б). В ноябре 1921 г. он переехал в Самару, работал в губернском отделе народного образования и Губкоме РКП (б). В марте 1922 г. в Москве на 1-й Всероссийской конференции татаробашкирских коммунистов Губай Давлетшин — член татаро-башкирского бюро при ЦК РКП (б), снова в Москве и заведующий отделом печати этого бюро.
В сентябре 1923 года по просьбе Башкирского обкома ВКП(б) ЦК партии послал Г. К. Давлетшина в Уфу. Его назначили сначала заведующим Академцентром при Башнаркомпросе, а затем заместителем наркома просвещения республики. С сентября 1927 г. по март 1928 г. Губай Давлетшин работал заведующим политотделом печати Башкирского обкома РКП(б), а затем главным редактором Башгосиздата. С сентября 1930 г. по март 1933 г. он учился в Москве на литературном отделении Института красной профессуры. Весной 1933 г. Башкирский обком ВКП(б) назначил Г. К. Давлетшина начальником политотдела Зилаирского зерносовхоза, где проработал два года, в апреле 1935 г. он стал директором Башкирского пединститута им. К. А. Тимирязева. Осенью того же года получил назначение на должность наркома просвещения республики.
Однако на пороге уже маячили 1936— 1937 годы, когда в стране на полную мощность была запущена практика написания доносов, возведенная в ранг «священного долга каждого большевика, партийного и беспартийного». Уже в конце 1935 года Г. К. Давлетшин начал нервничать. Он отлично понимал, что любой человек, занимающий пост наркома просвещения, уязвим и рано или поздно обязательно станет предметом «разоблачения». На примере окружающих видел, что обрушивающаяся на человека незаслуженная кара не имеет предела. Бить начинают упорно и добивают почти всегда до конца. Стараясь достойно держаться на работе, Г. К. Давлетшин пытался зондировать возможность уйти с поста наркома просвещения и вплотную заняться писательской деятельностью.
Этими мыслями строго конфиденциально Г. К. Давлетшин поделился с одним из инструкторов обкома партии, который на следующий же день в письменной форме цинично доложил обо всем секретарю обкома ВКП(б). Этот донос, написанный 13 февраля 1936 г., будет год ждать своего часа и используется, когда встанет вопрос о судьбе Г. К. Давлетшина как наркома просвещения.
Были другие доносы, которые с позиций сегодняшнего дня кажутся курьезными, но в 1936 году они часто стоили человеку жизни. Так, например, Башнаркомпрос получил из Москвы тираж «Крестьянской газеты для начинающих читать» со статьей известного всей стране шахтера Алексея Стаханова «Учиться никогда не поздно», предназначенной для обязательной рассылки во все сельские школы страны, в том числе и Башкирии. Информатор сообщает в обком, что 4 экземпляра этой газеты, употребленной не по назначению, были обнаружены им в общественном туалете наркомата, которым руководил Г. К. Давлетшин. К доносу был приложен один (чистый) экземпляр упомянутой газеты, по-видимому, для ознакомления работников обкома с содержанием статьи.
30 августа 1937 года Г. К. Давлетшина арестовали с конфискацией имущества. Содержался он во внутренней тюрьме НКВД г. Уфы. В постановлении об избрании меры пресечения обвиняется в преступлениях, предусмотренных статьей 58, пунктом 11 УК РСФСР (всякого рода деятельность, направленная на подготовку и совершение политических преступлений).
Из материалов следственного дела Г. К. Давлетшина, хранящегося в УФСБ РБ, следует, что первые две с половиной недели ежедневных допросов он категорически отвергал все предъявленные ему обвинения, как участнику контрреволюционной буржуазной националистической повстанческой организации, якобы действовавшей в Башкирии. Можно только догадываться, какие чувства испытал Г. К. Давлетшин в те дни, ясно понять, как, сломавшись морально, в конце сентября 1937 года он начал давать «признательные показания».
9 июня 1938 года Г. К. Давлетшину предъявили обвинение по нескольким пунктам «расстрельной» 58-й статьи УК РСФСР. На следующий день его дело рассмотрели и вынесли приговор:
«Предварительным и судебным следствием было установлено, что Давлетшин с 1923 года являлся участником к/p. буржуазно-националистической, а впоследствии — террористической организации, действовавшей на территории Башкирской АССР и ставившей целью вооруженное свержение Советской власти и создание пантюркистского буржуазного государства под протекторатом Германии и Японии. По контрреволюционной деятельности был связан с активными участниками этой организации ... и другими, по заданию которых работал в Башкирском книжном издательстве, а затем Союзе писателей, занимался вредительством по линии народного просвещения и литературы, направленным на засорение учительских кадров социально чуждыми людьми и издание к/p. литературы. Был в курсе повстанческой деятельности и разделял террористические методы борьбы организации в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства.
Признавая Давлетшина виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-2, 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР, и руководствуясь статьями 319 и 320 УПК РСФСР, Выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда СССР приговорила Давлетшина Губайдуллу Киреевича к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего личного, принадлежащего ему имущества".
Один из многочисленных политических узников Темлага, наш земляк, уроженец Белебея Владимир Буковский, обмененный на Пауэрса, так пишет в книге «И возвращается ветер...» о своем пребывании в этом мордовском лежбище диссидентов:
«Самое неприятное — это ощущение потери личности, точно поволокли тебя «мордой» по асфальту и совсем не осталось никаких характерных черт и особенностей. Словно твою душу, со всеми ее изгибами, извивами и потайными углами да узорами, прогладили гигантским утюгом, и стала она плоская и ровная, как картонная манишка...»
Хадию Давлетшину , как жену "врага народа", тоже вскоре арестовали, а через 9 дней после ареста вынесли приговор: 5 лет заключения в исправительно-трудовом лагере...
"Хадия Лутфулловна, не просто оторванная от живой жизни, семьи, близких и родных, но, может быть, лишенная еще более главного — возможности писать, творить, жить в мире высокого идеала, которым с юных лет стала для нее Революция, мечта о светлом будущем, внушаемая с первых дней советской власти. Вот это было для башкирской писательницы главной трагедией. - пишет Газим Шафиков. - Она не могла смириться с таким положением, не могла понять, что все происходящее с ней, с теми, кто ее окружает, — не чудовищная ошибка, не чей-то злой умысел. Она не могла поверить, что великие люди в Кремле знают об их положении. Такого не могло быть! И эта апокалипсическая революционная убежденность необычно ярко прорывалась в ее письме к Лаврентию Павловичу, в которое она вложила всю душу, всю силу своего доверия к партии, ее идеям и идеалам".
Гордость и слава башкирской литературы — Хадия Лутфулловна Давлетшина. Это о ней в 1958 году, выступая на выездном пленуме Союза писателей России в Уфе, известный писатель Леонид Сергеевич Соболев, получивший во время войны Государственную премию, сказал: «Не зная романа Хадии Давлетшиной «Иргиз», нельзя думать, что знаешь жизнь башкирского народа».
Но пять лет, проведенные в лагере, где писательница получила на военном производстве за ударный труд звание отличницы, сильно подорвали здоровье Хадии. После освобождения, в 1943-м году, ей не дали ни жить, ни работать в столице и она вынуждена была поселиться в Бирске, живя на нищенскую зарплату уборщицы и кое-как сводя концы с концами. Однако она продолжала работать над своим романом «По долинам Иргиза» (первоначальное название). Убивало то, что его не хотели печатать. Из издательств, куда она отправляла свои рукописи, получала бездушные отписки. Зачастую ей даже не отвечали. Не помогла и помощь А. А. Фадеева и Н. С. Тихонова. Не удавалось протолкнуть в печать даже одну главу из романа в журнал «Литературный Башкортостан», ее обращения в Союз писателей с просьбой восстановить в членстве тоже остались без ответа. Это уже сейчас стало ясно, почему: была черная зависть среди иных писателей республики к произведениям Хадии Лутфулловны, не в пример им писавшей действительно талантливо. По их разумению, ей полагалась умереть в лагере, а она выжила там и пишет удивительные по языку, знанию жизни произведения.
25 марта 1954 года X. Л. Давлетшина после долгих мытарств сдала роман в издательство с резолюцией Мустая Карима, сменившего на посту председателя Союза писателей Башкирии Сайфи Кудаша: «Роман печатать можно». Но лишь через три года после смерти писательницы он выйдет в свет, будет признан выдающейся классикой.
Еще истории репрессированных:
Суфияныч и Мажит Гафури
Касым Азнабаев: любовь и верность
Борис Развеев
