Утром 4 октября, в пятницу Марат торопился в школу к началу Дня учителя; 5-е число, которое собственно и являлось Днем учителя, было объявлено для учителей выходным днем.
После недавнего переезда большая даргинская семья Найчоровых жила недалеко от школы в большом, только что отстроенном, разделенном на две половины доме. Его построили два брата – отец и родной дядя Марата, который переехал недавно в Ставрополь из Дагестана.
Как раз выходя, почти выбегая из дома, Марат едва не столкнулся с ним, отворяющим ворота, чтобы завести внутрь машину.
- Куда летишь, Мурат?.. – спросил его дядя, чуть прищурив глаза на заросшем густой бороде лице. Он всегда его так называл, через букву «у».
- Салям, дядя Камиль…
Марат замер в проходе под фигурной кирпичной арочкой, сделанной на арабский манер с небольшой башенкой сверху.
- Я в школу тороплюсь. День учителя сегодня, а я директор как бы…
- Директор – это хорошо, и учитель – тоже хорошо, - как бы рассуждая сам с собой и направляясь к машине и чуть прихрамывая, сказал дядя. Он говорил с легким кавказским акцентом, чуть приглушая и слегка растягивая слова. – А намаз ты сделал?
Марат так и стоял в проходе почти по стойке смирно. На лице опять стало усиливаться вопросительное выражение.
- Сделал.
- Помни, истинный мусульманин молится пять раз в день, а если не по его вине он пропустил намаз, должен в следующий раз увеличить вдвое число ракатов…. Ну, иди.
И Марат, как включившись, выдвинулся, наконец, из калиточной арки и, постепенно набирая скорость, заспешил в сторону школы.
Отец Марата, хоть и считал себя мусульманином, проживая всю жизнь в городе, не отличался особым благочестием. Но не то его дядя. Когда Марат приезжал летом погостить к нему в один из горных аулов, дядя наставлял его в вере, и вот сейчас, перебравшись в город, стал еще больше уделять внимание своему племяннику. Марат очень сильно уважал своего дядю, тем более что он был старшим братом отца, а по кавказским обычаям отец тоже должен был его слушаться. Был еще один и на этот раз чисто человеческий мотив особого уважения Марата к своему дяде. Еще в пятилетнем возрасте, когда они гуляли вдоль горной речки, он заскользил по посыпавшемуся речному склону и въехал в реку, которая бурным потоком сразу же намертво захватила его. Спускаться было некогда – и тогда дядя Камиль добежав по склону к выступающему над рекой камню – спрыгнул с него в реку и успел перехватить Марата. Но при этом сильно повредил ударом об мелкое каменистое дно ногу и, как ее потом ни пытались вылечить, - теперь прихрамывал при ходьбе.
В школе Марат сразу же погрузился в захватывающую кутерьму дня самоуправления. Он был директором, а завучем по предложению Иваныча стала Полатина – поэтому они снова «терлись» вместе, несмотря на бьющие порою искры. Люда составила жесткое расписание, упорно добивалась, чтобы все учителя-дублеры составили планы своих уроков, но не учла одной вещи – возможности внезапной болезни. Упустил такую возможность и Марат, поэтому первое, чем пришлось заняться до начала уроков – срочно искать замену двум «непришедшим» учителям. Он настоял, чтобы два урока английского в 6-х классах, провела сама Полатина, чем вызвал ее крайнее неудовольствие. Еще одного дублера на урок географии он нашел сам – попросил провести урок в седьмом классе Куркину Аню. Та, хоть и разволновалась, но согласилась, и чтобы поддержать ее на первом уроке первое время он сидел сам на задней парте.
Потом начались его вояжи из класса в класс, сначала в одиночку, а затем вместе с Полатиной – их задачей было выявить «лучших учителей» и определить самые дисциплинированные и активные классы.
Когда на втором уроке он сидел в одном из классов в начальной школе (там замещали учителя-дублеры из вожатых 6-7 классов), то минут через пять, дверь в кабинет открылась, и в класс вошел какой-то абсолютно лысый дядька с фотоаппаратом. Он по-хозяйски, словно всем был хорошо знаком, жестом попросил всех не обращать на него внимания и сделал несколько снимков. Марату в его облике что-то показалось знакомым, но понять, кто это, мешало раздражение от бесцеремонности поведения неожиданного «фотокорреспондента». И только когда, уже уходя, тот кивнул ему и улыбнулся – Марат узнал его и от неожиданности открыл рот…
Это был Иваныч. Да-да!.. Их родной Иваныч, такой казалось бы, знакомый всем как облупленный…. Но на этот раз совершенно неузнаваемый. Его голова была абсолютно голой. Мало того. На лице не было не только знаменитых чапаевских усов – не было даже бровей…. Даже ресниц, кажется, не было – хотя издали это трудно было разглядеть. Вот почему Марат не сразу узнал его. Но что это такое?.. Что случилось?..
Марат не сразу справился с шоком, и только уже вместе с Полатиной решился подойти к нему, тоже ходящему по урокам, выяснить, что случилось.
Но тот в ответ только рассмеялся и добавил:
- На концерте узнаете.
Безусая улыбка на лице Иваныча тоже была впечатлительна. Даже Полатина Люда несколько секунд приходила в себя. В этой улыбке и смехе было что-то настолько детское, настолько беззащитное, и в то же время что-то грубоватое и даже хамское…. Все это трудно сходилось друг с другом и укладывалось в голове.
Но постепенно все стало на круги своя. Они с Полатиной постарались побывать на уроках почти у всех дублеров и до начала праздничного концерта не без жарких искрящих дискуссий выбрали «лучших учителей».
Сам концерт вел преобразившийся Иваныч в строгом черном костюме с каким-то непонятным зеленым шнурочком вместо галстука. По многолетней традиции выбирались 12-ть лучших учителей в тех или иных номинациях. И по еще одной традиции они как всегда были двусмысленны. В прошлом году это были сказочные персонажи – «Иванушка-Дурачок», «Баба Яга», «Старуха Шапокляк», «Карабас-Барабас»…, а в этом – бытовые приборы: газонокосилка, соковыжималка, миксер, бензопила, холодильник…. При этом учителя выбирались по типу – «Главный холодильник 20-й школы», «Главная бензопила…»
Каждая «номинация» презентовалась в виде небольшой сценки. Их вместе с Иванычем готовили и инсценировали Сабадаш со Спанчевым. Иногда еще к ним подключался Митькин. Так при презентации «главной бензопилы» они разыграли сценку, где в магазин за бензопилой приходит горестный учитель Спанчев и жалуется продавщице Сашке Сабадаш, что у него в классе неимоверно быстро растут одни «дубы» и «деревянные болванчики», то бишь ученики…. И тут Сашка хватает картонную бензопилу (это Митькин Вовчик ездил по рынкам и магазинам и выпрашивал у продавцов бытовой техники рекламные постеры) и преображается в персонажа старого фильма ужасов «Пятница, 13-е», чьи кадры «с рачлененкой» и жутким ревом бензопилы в затемненном зале начинает воспроизводить проектор под метания Сашки на темной сцене…
Апофеозом стал момент, когда все узнали победителя в этой номинации. Им стала учительница математики Голышева Наталья Игоревна, наводящая страх на всю 20-ю своими криками и истеричными выходками. Отличительной чертой ее внешнего облика была крупная бородавка на верхней губе, напоминающая присосавшуюся пиявку. Это еще больше «демонизировало» ее образ и как нельзя соответствовало победе в соответствующей номинации.
Но на сцене все происходило хоть и курьезно, но весело и доброжелательно. Улыбающаяся Голышева получила не только картонный постер бензопилы, но еще и глянцевый плакат-календарь, на котором было ее фото в образе роковой «бензопильщицы». Это постарался Спанчев Борис – большой любитель и знаток компьютерных технологий. С помощью программы «Фотошоп» он сделал подобные плакаты для всех двенадцати учителей-победителей.
Тем временем праздничный концерт подошел к концу. В перерыве между награждениями шли номера художественной самодеятельности, подготовленные кружками и некоторыми отрядами «Дружной». Были награждены и лучшие дублеры-ученики (одной из них, кстати, стала Куркина Аня) и самые дисциплинированные классы, и вот уже перед слегка подуставшими зрителями стоят все 12-ть учителей-победителей, приглашенные под занавес мероприятия Иванычем на сцену…
И тут началось то, чего никто не ожидал. Даже у Спанчева, как говорится, видавшего виды, как он признался позже, «отвалилась челюсть».
С минутной задержкой на сцену вышел Иваныч, и все ахнули…. За время концерта все как-то уже привыкли к его лысости, «траурному» костюму. Но он снова преобразился. На этот раз он оказался в ослепительно белом костюме с небольшим черным галстуком-бабочкой. За какую-то минуту успел переодеться в кильдиме массовки. Дополнительную ослепительность ему придал яркий свет боковых сценических софитов и блеск желтоватой лысины. Но в еще больший шок всех привело его заявление. Он сказал, что уходит со школы, и черный цвет его костюма означал именно это…
Но выждав паузу, во время которой у некоторых учеников и учителей, в частности, у стоящей в глубине сцены «Ариши», матери Гули, выступили на глазах слезы…, он, резко развернувшись в глубине сцены, добавил в радиомикрофон, поднесенный близко к голым, кривящимся в какой-то изломанной улыбке, губам:
- Но сейчас, вы видите, я в белом костюме…. А это означает, что я возвращаюсь в Двадцатую школу…
Опять паузы после нарастающего шквала аплодисментов последовало заявление, которое опять же дословно мало кто запомнил, но смысл его был в том, что Россия погибает, что нужно спасать новые поколения детей, что спасти их могут только учителя, а поэтому Двадцатая школа – это Главная Школа России, ибо она и будет воспитывать будущих учителей для спасения России…
Странно то, что у всех массовцев во время его речи, только в разные ее моменты возникло смутное чувство связи с поэмой «Посланец», озвученной 1 сентября…. Сабадаш даже шепнула стоящей за ее плечом Полатиной:
- Уж не он ли «один из вас», то есть из нас?.. Может, его за этим и послали?..
- За чем - этим? – шепнув, переспросила та в ответ.
Но Сашка уже, смутившись, повернула голову снова к Иванычу. Она спохватилась, что чуть не озвучила до конца свою затаенную мысль, что ему, Иванычу, как одному Посланцу, осталось только найти на земле второго…. Точней, вторую…. Свою Эйбис…
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь