1220 год. Растеряв надежду, духовенство Самарканда и городское воинство идут на поклон к Великому Хану.
Делегацию встречают благосклонно, но твердо. Капитуляция безоговорочна и условий не предполагает. Помявшись для вида, побежденные соглашаются на все. Горе им
Продолжение. Предыдущая часть и боевые слоны, лежат ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Символические ключи от ворот вынесло духовенство Самарканда. Они же отворили створки. Верховный судья (кади), духовный владыка верующих, и остальная верхушка - получили пайцзы.
Владельца и домашних, дощечки защищали также, как кровь агнца сберегла евреев при истреблении Ангелом египетских первенцев.
Чингизова милость сохранит 50 тысяч жизней (и дух старого Самарканда). Вряд ли такое количество принадлежало к духовному сословию. К чести его представителей, они не делили горожан на своих и чужих, спася всех кого сумели спасти.
Первый день сдачи оказался абсурден как и любая война.
Пока 150 тысяч монголов и такое же количество хашара (из Отрара и Бухары) сносило стены, едва ли не большее число жителей и защитников дрожало по домам.
Занимаясь своим делом, захватчики и обороняющиеся старались не замечать друг друга.
Когда от стен не осталось намека, монголы взялись за горожан.
Человек с чернильницей
За 15 лет до самаркандской бойни по степи бежал человек.
Бежал из ниоткуда, бежал в никуда.
Уйгур Тататунга служил писарем найманского Таян – хана и потерял все. Степная держава найманов рухнула под ударами Темуджина, подавив обломками немало судеб.
Кому нужен слабый человек с пустым ремеслом?
За пазухой Тататунга держал чернильницу и золотую печать владыки найманов. Но на протяжении тысячи верст никто не умел ни читать, ни писать. В золотой чернильнице монголов интересовал материал, а в ее хранителе не интересовало ничего.
Когда через несколько верст Тататунга захромал, вокруг сразу же замелькали острые мордочки шакалов.
Ему бы сгинуть без следа и памяти, но как и любая добродетель, верность сама по себе выстраивает судьбу человека. Путника настиг монгольский разъезд.
Отряды рыскали по степи вылавливая разбежавшихся найманов. Знатных рубили, освобождая место Темуджиновой родне. Простых разбрасывали по отрядам, пополняя монгольские десятки и сотни. Новые товарищи и новый котел имеют обыкновение растворять старые чувства, будь это даже дружба и... даже родство.
Поэтому мудрый человек и в знатной компании за дорогим столом, всегда помнит ближних по крови и детских друзей.
Десятники не решают судеб необычных людей.
Странного уйгура (даже верхом ездить не умел!) прикрутили к коню, доставив Владыке. Внимательно осмотрев пленника и найденные при оном золотые приспособления, Темуджин расспросил о цели бегства.
Тататунга ответил просто
Подданный знает свой долг
Ответ Хану понравился. После крушения царств немногие помнят о чести, а еще меньше задумывается о долге. Тогда он (Темуджин) поинтересовался о назначении золотых кругляшей, которые писарь столь бережно хранил за пазухой.
Так монгольские царевичи научились писать, а писарь Тататунга обрел новую жизнь и имя в истории, став одним из персонажей Юань-ши.
Воистину, верность творит чудеса и! сохраняет судьбы..
Мы с тобой одной крови
Потеря смелых не намного сократила численность самаркандского войска, сильно сказавшись на его качестве. Без хребта никому не устоять прямо, будь это организм биологический или социальный.
Презренными червями, мысли военачальников поползли по земле. Низменные побуждения попрятались в самых зловонных укрытиях.
Тридцать тысяч кипчаков – канглийцев ненароком вспомнили о степном происхождении, «роднившим» их с Чингизом и его головорезами. Тагай – хан, Барысмас, Сарсыг, Улаг-хан и еще 20 эмиров поплелись кланяться.
Перед изменой, от стада отделился храбрый Алп-эр-хан.
Плюнув на подготовку к бесчестью, он собрал две тысячи храбрецов и укрылся в крепостном квартале. В свое время, хорезмийцы во главе с Хан-султан (дочь Хорезмшаха) отбились здесь от восставшего люда, дождавшись деблокирующих войск. Почему бы истории не повториться!? Ведь султан не дремлет и обязательно пришлет помощь.
Частью крепостного ансамбля была кафедральная мечеть, выстроенная по указанию Мухаммеда, символизируя победу над мятежниками и новую власть. Мечеть стала частью укрепленного района, собрав под сводами отважных, из воинских подразделений и горожан.
Делегацию эмиров Чингисхан принял в Кок-Сарае. Здесь они увидели останки несчастного Инальчика Каир-хана.
Многие из военачальников знали его лично и жуткое зрелище не добавило смелости. Под конец аудиенции самый выдержанный не мог скрыть трясущихся коленей.
Сыновья Великого Хана и его нойоны заулыбались было, но Великодушный немедленно пресек усмешки. Все подданные его дети! Всем надлежит равный почет. И равное послушание…
Сдайте нам ваше оружие, имущество и верховых животных, и мы отправим вас в безопасное для вас место
Эмиры подчинились беспрекословно.
Весь последующий день потратили на смену облика. Сегодня это именуется дресс-код, хотя смена названия не меняет сути. Принимая чуждый образ, человек расписывается в согласии не принадлежать себе.
На равнине, тюрков Хорезмшаха отделили от тазиков (местное ираноязычное население). После, кипчаки сами сбривали друг другу волосы на макушке, закручивая косы как велел монгольский обычай.
Воистину, самое лютое насилие не страшнее того, что человек готов делать с собой перед его угрозой.
Тазиков куда-то увели. Наверное (будем надеяться!) им повезло больше. По крайней мере о дальнейшей судьбе история умалчивает.
По поводу же кипчаков все летописцы от Ибн-Ал-Асира до Джувейни единодушны.
Едва наступила ночь. Всех их (обритых и завитых) перебили. До единого
Последний бой
Тем не извинительнее малодушие, чем более ярок пример мужества у него перед глазами. А такой образец Господь всегда являет людям (и человеку!).
Пока тридцать тысяч надломленных брили и стригли друг друга, их товарищи яростно держали цитадель, отбиваясь от монголов горящей нефтью и стрелами.
Нойонам пришлось разрушить свинцовое русло канала Джакердиза. Лишившись искусной плотины (с чем сравнить мастерство Мавераннахра!) вода подмыла стены цитадели.
Храбрый Алп-эр-хан не растерялся и с тысячью смельчаков вырвался из кольца, продирая путь как разъяренный медведь.
Выход всегда есть, человек! Выход есть всегда!
Оставшись без предводителя и цитадели, тысяча бойцов укрылась в мечети. Потеряв терпение в предвкушении грабежа и добычи, монголы погнали на приступ хашар.
Чужие среди чужих
В осмыслении нуждается сам феномен хашара, когда действующий против себя человек ревностен и (искренне!) усерден.
Разрушение храмов в России, когда народ бросили на борьбу с собственными святынями
или война современных сторонниц абортов в Польше против матери Церкви.
Какая сила заставляет женщин штурмовать храмы, беснуясь на алтарях за право убивать собственных детей, калеча свою же жизнь. Если хорезмийцев на стены цитаделей гнали монгольские плети, то что (или кто?) гонит этих.
Итог всегда одинаков. Цитадель взята и хашар вырубают или (чаще всего) распускают. Общее дело больше не общее, оказанная услуга ничего не стоит.
Иди куда хочешь
Говорит человеку лукавый. Своих ты предал, мне - больше не нужен. По трудам и награда.
Так уж повелось у него. Что за многое он не дает человеку и малого. На ладони истертые в служении греху – всегда отсыплют соли презрения.
Вначале человека убеждают предать своих, потом ему и поговорить не с кем. Двери заперты, стены молчат. В ужасе смотрит обманутый, как теми же словами и с той же улыбкой окучивают уже другого, с усмешкой косясь на предыдущего простофилю. Работа для чужих домов всегда убыточна. Слишком уж скоро хозяева начинают зевать.
И человек бредет назад. В разрушенные собою стены, на поруганные им же алтари, вымаливая разрушенное (лично!) общение с Богом.
Ох, сколько же этих баб, Церковь еще увидит в своих исповедальнях. Сколько воска им отскабливать с мрамора, вымаливая прощение.
Так уж повелось у Бога, что за малое он прощает многое.
Что при отмывании воска с пола, душа очищается от пролитой крови.
Скобли, скобли усердней.
Кто им откажет? Кто им даст от ворот поворот? В этом то и феномен хашара. Чужому тебя не жалко, чужому ты никто. Не плюй в колодец, из которого пьешь, не громи храма где тебя окрестили.
Когда захочешь назад, будет ли куда вернуться?
Конец Самарканда
Мечеть сожгли вместе с защитниками. Несколько десятилетий (пока время не затянуло раны войны) путников встречал лопнувший купол и лачуги несчастных.
30 тысяч самаркандцев (из ремесленников) поделили между монголами и угнали в степь. Таким же количеством пополнили хашар, погнав его на Хорасан и Гургандж.
Остальным разрешили вернуться в город за выкуп в 200 000 динаров.
Сбор суммы поручили бывшим служащим шаха, ревностно принявшимся за дело. Польза (как и верность) всегда в чести, даже у Чингисхана.
Рим не платит предателям. Но это еще не значит, что предатели не платят Риму.
Монгольское войско тонуло в богатстве, хотя война только начиналась…
Подписывайтесь на канал. Продолжение ЗДЕСЬ