В 19 веке в английских газетах и журналах для рабочих можно было найти немало обработок шекспировских пьес, в которых сюжет порой изменялся до неузнаваемости. Произведения Барда упрощали, чтобы облегчить понимание и привлечь новых читателей к творчеству «эталона английскости», без знакомства с которым житель Альбиона никак «не может считаться настоящим англичанином», либо преподносили под таким углом, чтобы разжечь в читателе пламя праведной злобы и направить его силы на борьбу с несправедливостью, либо подавали в виде веселых пародий, чтобы через смех приобщить простых людей к сокровищнице национальной литературы, а заодно и заработать денег на популярных сюжетах…
Нечто похожее наблюдалось и в России во второй половине 19 века, когда революционная молодежь «пошла в народ». Просветили хотели познакомить крестьян с шедеврами мировой литературы, но многие из них полагали, что Шекспир в чистом виде будет недоступен простому человеку и переделывали работы Барда, пересаживая его сюжеты на русскую почву. Однако немало находилось и тех, кто этот метод высмеивал. Возьмем, к примеру, повесть Ивана Щеглова (настоящее имя Иван Леонтьев, 1856-1911) «Около истины», где в том числе рассказывается о народнической книгопродавческой компании «Мужичок-Простачок»:
«Сотня, другая грошовых книжек, выпущенная фирмой «Мужичка-простачка», была живым отражением гуманитарной смутности и идейной навязчивости их авторов. Ничего, следовательно, нет удивительного, что под рукой этих механиков «Блез Паскаль» быстро преобразился в Мудреца Власа, «Король Лир» в Строптивого старика Никиту, а многоизвестный «Гамлет, принц Датский» в Гаврилу, нутряного человека».
А вот диалог из той же повести, в котором говорится о толстовце Леонтии Мусатове:
— Это, брат, никто иной, как Леонтий Мусатов… Так сказать, главный рычаг нашего дела!
— Чем же он теперь занят?
Александр Забродин наклонился к самому моему уху, как человек, собирающийся выдать государственную тайну, и утробным голосом изрек:
— Он переделывает «Гамлета» для народа!
— Гамлета… Шекспира? — изумился я.
— Да, — подтвердил Забродин. — Гамлета Шекспира. Это адский труд. Приходится переделывать почти все заново, с начала до конца.
Изумлению моему не было пределов.
— Как… с начала до конца!.. Разве «для народа» и конец будет другой?
— Ну, конечно, другой…
— Значит, ваш Гамлет не умирает на дуэли?
— Ничуть не бывало. В переделке Леонтьича он доходит до истинного понимания жизни и из принца делается простым печником…
Прав был Леонтьев-Щеглов, поднимая «механиков» на смех… Обратимся к опыту учительницы харьковской воскресной школы Христины Алчевской (1841-1920), которая на протяжении долгих лет устраивала для деревенских жителей чтение вслух произведений русской и иностранной (переводной) литературы. Среди шекспировских пьес были «Отелло», «Гамлет», «Макбет», «Зимняя сказка» и «Король Лир» - в оригинальных версиях и в переделках. За реакцией слушателей внимательно следили и, по словам Алчевской, непорченый Шекспир воспринимался много лучше и производил более сильное впечатление.
Показателен и случай народовольца Петра Якубовича (1860-1911), арестованного в 1884 году и сосланного в 1890-м в Забайкальский край в Акатуйскую каторжную тюрьму. Там он с разрешения начальства организовал школу, заказывал книги и читал каторжанам вслух, в том числе трагедии Шекспира «Король Лир» и «Отелло». Вот что он пишет: «Мне думалось, что великан-поэт должен будет потерпеть в этой среде полное поражение, что если он и не покажется смертельно скучным, то единственно благодаря некоторому мелодраматизму фабулы, а отнюдь не глубине психологического анализа и всему тому, чем пленяет Шекспир образованное человечество. Но каково же было мое удивление, когда обе трагедии произвели небывалый, невиданный мною фурор и поняты были приблизительно так, как и следовало понимать».
Многое способен понять русский народ…