— У меня нет родителей. Я сирота.
— Ну, тогда назови мне кого-нибудь, кто тебя очень хорошо знает и любит.
Томек не колеблясь ответил:
— Ишам. Он мой лучший друг.
— Прекрасно. Этот человек наверняка о тебе сейчас думает, хочет знать, как ты поживаешь, что делаешь, когда вернешься, да?
— Да, конечно... — ответил Томек, и его сердце сжалось.
— Так вот, как только ты ступишь в пределы этого леса, твой Ашам...
— Ишам, — поправил ее Томек.
— ...Ишам о тебе даже и не вспомнит. Для него с этого момента ты перестанешь существовать. Если его спросят, нет ли новостей от Томека (это невозможно, потому что никто не может интересоваться человеком, которого больше не существует, но допустим, что это возможно), и вот его спрашивают, нет ли новостей от Томека, а он отвечает: «От кого?» И это продлится столько, сколько ты будешь находиться в лесу. И напротив, как только ты оттуда выйдешь — если, конечно, выйдешь, — все будет как прежде, и твой друг Ишам спросит себя: «Ну и что же этот разбойник Томек сейчас вытворяет?»
— А... если я оттуда не выйду? — тихо спросил Томек.
— Если ты оттуда не выйдешь, то будешь забыт навечно. Твое имя ни для кого не будет ничего значить.
Жан-Клод Мурлева. Река, текущая вспять