У нее была онкология. Химия, операции - все уже было позади. Оставалось напряжение от ожидания результатов анализов. А они не радовали. Прибавить отсутствие постоянной работы (единичные частные уроки игры на фортепиано не в счет), отсутствие мужской и сильной опоры рядом, и единственный горячо любимый сын, рожденный после тридцати пяти.
Иногда помогали друзья покойного отца, который был Заслуженным балетмейстером республики. В Советское время такие звания просто так не давались. Но у друзей была своя жизнь, со своими лепестками проблем и счастья.
Были подруги. Хорошие, веселые, но сами полноценно не устроенные в жизни. Когда совсем заканчивались деньги (а это было всегда намного раньше, чем должна была придти следующая пенсия по инвалидности), подруги по очереди заходили в гости и приносили незатейливые продукты: сосиски, яйца, хлеб, картошку или макароны.
Она была единственной дочерью с семье: мама аккомпаниатор, отец был руководителем танцевального коллектива - весьма авторитетные и известные люди своего времени. И дочь росла комнатным цветком в атмосфере любви и творчества. Затем сломалась советская система, наступило сложное время горбачевской перестройки, после нее - отделение маленьких, но гордых республик в отдельные государства с настоящими границами. Кризис, безработица. Родители отошли в мир иной, оставив ее с сыном. Жить надо было дальше, а предпринимательской жилки она не имела: обычное дело у творческих натур.
Осенью и зимой она ходила в одном и том же, немного выцветшем, бордовом дутом пальто, которое считалось осенним и потому в холодные дни необходимо было одевать под него пару теплых кофт. Одевалась она долго и тяжело: после удаления груди рука поднималась плохо, часто кружилась голова и потому каждая лишняя кофта прибавляла не менее пяти минут к медленным сборам. Денег, чтобы купить новое пальто, у нее не было. Все доходы, которые у нее появлялись, она старалась вложить в сына, который, подтверждая генетику, подавал большие творческие надежды, но в силу возраста, еще только учился.
Она не отказывалась от помощи, но, выросшая в интеллегентной семье, было видно, насколько ей неловко от ее вынужденного положения.
Удивительная женщина, сама того не зная, она научила меня любить жизнь и близких, не стесняясь своих чувств и эмоций, и я благодарна ей за это.
Мне было ее жаль до слез и очень хотелось помочь. Но приход в гости с сосисками и макаронами у меня вызывал диссонанс.
Я долго выбирала зимнее пальто. Такое, чтобы ей понравилось. С капюшоном, стильное, длинное, но легкое и натуральным мехом. Учитывая, что это было в тот период, когда я ушла от своего второго мужа, переписав на него все свое имущество и снимала квартиру для себя с сыном, денег лишних у меня не было. Зато было стойкое ощущение, что у меня все хорошо, а она может скоро уйти из этой жизни и мне отчего то надо успеть ее чем-то порадовать.
Она растерялась, когда поняла, что обновка для нее. Потом спросила цену, добавив, что обязательно рассчитается частями. Потом заплакала, узнав, что платить денег не надо. Она стояла в прихожей перед зеркалом в дорогом новом пальто, а я очень боялась, что для нее это будет унижением, что без всякого повода и события ей его купили, оттого, что у нее нет достаточно средств. Я что-то болтала пустое, потому как сама чувствовала себя неловко. Врала, что увидела его с огромной скидкой, якобы по причине незаметного брака, поэтому было грех не купить. Она делала вид, что верит.
Я шла домой и понимала, что некоторое время мне придется корректировать свои расходы и на чем-то экономить. Но чувство легкости от того, что у нее теперь есть зимнее пальто, в котором она сможет спокойно выйти на улицу, не замерзнув, прогуляться по зимнему парку, что напротив ее дома, было сильнее.
Ведь у меня все хорошо, все впереди, я иду дальше. А деньги - не главное, их всегда можно заработать. Если захотеть.