Развивающиеся и увеличивающиеся в своих масштабах города склонны к позерству — мало чего они смогут интересного утаить в своих бесконечных бетонных кварталах и в бесконечных деревянных тоже; не найдешь ты интриги во дворах, вряд ли откроешь для себя новые интересные пути среди непопулярных для твоих прогулок улочек.
Город не меняется изнутри — он растет снаружи, добавляется, «пожирает» земли вокруг себя, заполняет их, а потом сразу же открывается тебе, как бы без прелюдий рассказывая: «Вот тут детский сад будет, здесь новый магазин, а здесь пешеходный переход». И все. Город, как человек, которого ты всего узнал уже на первом свидании — дальше либо мгновенная любовь, либо дикая усталость.
И на меня привычная инфраструктура давит, нет в ней элемента исследования. Был я во многих городах России, и те, которые посетил проездом, запомнились мне больше всего. Не успели они надоесть. А в Кызыле — городе, в котором вырос, не был я давно. И кажется, будто он мне заново открылся.
Вот на рассвете вышел на прогулку с собакой в совершенно безлюдный наш Национальный парк, и открылся он мне совсем иначе — покойным, полным живности и настоящим, и поразил настолько, что хочется поделиться, иначе какой смысл в счастье, если оно только твое.
Пять утра, конец октября — только поднималось солнце из-за горизонта, верхушки пятиэтажек уже были желтоватыми, но во дворах еще стоял утренний мрак. Еще сонный, миновал я пешеходный переход возле дома и не увидел ни одной души вдоль улицы (на запад и восток) — одни пустые тротуары и тихая, отдыхающая от бесконечного дневного трафика, остывающая черная дорога.
В пять утра в парке бегунов нет, они сюда приходят к шести, нет ни дворников, ни поздних кутил — нет никого, кроме птиц и снующих по мусорным бакам собак. Набережная справа от первого моста уже волшебна: тут холодно настолько, что мерзнет нос и пальцы рук.
Вода сейчас зеленая и с легкой рябью от стайки уточек, которая так громко переговаривается, что слышно ее издалека. Над границей деревьев за пляжем рубиновое небо, а на севере над величественной Догээ небо черное с витиеватыми тучами — там, в землях за горой, идет холодный дождь и сверкает молния, а сама гора освещена восходом и блестит на фоне тьмы.
Пятиэтажки напротив парка золотые с пустыми сонными окнами — они глаза, закрытые и спящие глаза жилого дома. Каждое из них не похоже на другие, с разными людьми за их стеклами, но все одинаково сонные — слишком рано для подъема.
На мосту еще горят тусклые фонари, брусчатка под ногами холодная — мерзнут пальцы. Где-то недалеко, в кронах голых деревьев стучит о ствол своим клюв-ом местный (может быть, пестрый) дятел, который еще не улетел на юг отчего-то. Отчего-то он здесь. Ему аккомпанируют еще несколько собратьев, и треск о кору эхом разносится в тишине лесков.
Молодые коршуны тоже еще здесь, копошатся в собственных гнездах. Я знаю, что они выбирают себе пару на всю жизнь, и иногда гнездо их становится гнездом их уже выросших птенцов. Несколько этих птиц пикируют над головой и звонко кричат.
С моста видно, как в холодной воде ныряют уточки и секунд по пятнадцать находятся под водой, переворачиваются, наяривают маленькие кружки, смотрят друг на друга и плывут дальше.
И я лишь через час понял, что видел тогда на пляже: прямо у границы воды, на песчаном пляже сидели две фигуры, подозрительно похожие на собак, но они не двигались почти час. И лишь когда я начал собираться домой, увидел, как из тени леса на песок к воде выбежали две собаки и эти истуканы взметнулись в воздух и перелетели на другой берег — то были утки, что сидели на песке и наслаждались утренней тишиной.
И когда они улетели, появились первые бегуны, поднялось солнце и захрипели первые городские автобусы, тогда вдруг подумалось: все это ждало меня здесь. Эти птицы ждали моего приезда домой, чтоб показать, что они есть, и мир еще способен удивлять.
Владислав КОНСТАНТИНОВ
Фото автора
Абакан — Кызыл — Абакан
