Не имея понятия о порядочности, водя за нос доверчивую охрану, из Берёзово, в феврале 1907 года, бежал ссыльный Троцкий, он же Лейба Давидович Бронштейн. Закутавшись в соболя, на оленьих нартах, в хороводе снежинок, мчался идеолог перманентной революции, покидая «царство холода и дикости».
Политические откровения Троцкий изложил в сочинениях, написанных в двух десятках царских тюрем, в относительной сытости и абсолютном покое. Сладостные воспоминания оставили захватывающие французские романы, прочитанные на скрипучих нарах. Вполне сносный тюремный режим был по сердцу Льву Бронштейну и даже партийный псевдоним «Троцкий» был взят по фамилии надзирателя одесской тюрьмы, нянчившегося с юным разрушителем государственных основ. В тепле сибирского меха, приятно думалось о Невском проспекте, белых ночах Петербурга. Погонщик оленей, родом из зырян, временами прикладывался к бутыли со спиртом, нёс пьяную околесицу. Иногда из меховой шапки пассажира показывалось пенсне на крючковатом носу. Завидев уснувшего возницу, Троцкий срывал с его головы шапку-долгоушку. На морозе зырянин трезвел, не давал упряжке свалиться в глубокий снег. В остяцких кочевьях заменяли уставших оленей, безостановочно, с ветерком, неслись по Северной Сосьве. Приблизились к Уралу и по замёршим болотам Лозьвинско-Пелымского водораздела выехали на Лозьву.
В Бурмантово пересели на лошадей. Выдав себя за горного инженера, Троцкий без помех добрался до Богословского Завода, по узкоколейке доехал до Кушвы, отмахав за неделю с места побега почти тысячу вёрст. Впереди лежала Пермь, Европейская Россия, виделось продолжение начатого дела. Казалось, что счастливая жизнь, по которой тосковал неимущий горожанин-мастеровой и нищий мужик от сохи, стремительно приближалась. Не в пример не ко времени бренчавшему герценскому колоколу, народ был разбужен, взялся за рогатину. Разогнав курсантов - юнкеришек и женскую «команду» Марии Бочкарёвой, прятавшихся за поленьями дров на Дворцовой площади, перед радетелями всех «униженных и оскорблённых» предстала ничего не понимающая, растерянная и растрёпанная Россия, некогда гордая, великая и непобедимая. После Октября 1917 года, активная часть российского населения, разделившись на две непримиримые стороны, поубивала друг друга в междоусобице, а объявленный «красный террор» растянулся на десятилетия, прочно вошёл в общественную жизнь.
С подачи новых хозяев, засевших в Кремле, возникло политическое понятие - «лагерная пыль». Не то, чтобы за уголовные деяния, а так - за шляпу и очки, за подозрительную внешность, за социальное происхождение, человек попадал в неблагонадёжные.
Появившаяся в 1861 году раскрепощённая личность, не долго гуляла на воле, оказалась в тисках чудовищной авторитарной системы. Не приведи, господи, получить статус заключённого, печать прокажённого не смываема. Выйдя из мест не столь отдалённых, бывший «зэка» и на свободе под прицелом «органов», жертва отчётности, милицейской процентомании, бесконечного рецидива. Нет выхода из порочного круга, и миллионы сломлены в застенках пенитенциарной системы.
В конце тридцатых годов, на восточном склоне Северного Урала, при слиянии реки Лозьвы с Вижаем, появится лагерь рабов Ивдельлага. Троцкий - талантливый краснобай, один из лидеров революции, не ценивший, как и его соратники, чужую человеческую жизнь, втягивая в политические авантюры миллионы доверчивых людей, ещё в 1907 году, лихо проезжая на оленьей упряжке оные места и отдалённо не мог представить, какой ужас будет означать один прожитый день в советском лагерном зверинце.
Ущербность, ненужность человека в этом мире, толкает осуждённых на отчаянные поступки. Истории побегов из лагерей не поучительны, не занятные байки - это трагедия человеческих судеб…
Один беглый добрался до Серова в женском одеянии, повязав голову платком. Линейная милиция задержала беглеца, увидев под платком небритую физиономию... Двое заключённых несколько месяцев скрывались у остяков, вместе с ними рыбачили, помогали по хозяйству, затем следы беглых затерялись…
До поры, пока не нагрянули комары и мошкара, которая своими хилыми тельцами тушат костры, четверо зэка, считая, что жизнь не стоит и копейки, сговорились бежать. Из барака, под утро, напали на часового, убили его заточкой, забрали автомат, патроны. Перед проволочным заграждением замешкались, Охрана подняла стрельбу, «старшому» из заключённых пули прошили бок, рану перетянули куском рубашки. Намеченный план - просеками и лежнёвкой уходить на железную дорогу, рушился на глазах. Солдаты с овчарками гнались по пятам. К полудню, беглецы выскочили к моховому болоту, были видны, как на ладони. Расстреляв патроны, заключённые, не прося пощады, сжав кулаки, пошли на преследователей. Сержант из местной охраны, изловчившись, длинной очередью положил всех четверых - отпуск домой был обеспечен…
Между тем, ещё в 1939 году, от Надеждинского рельсового Завода к посёлку Ивдель руки заключённых протянули стальная магистраль. Из Ивделя до спецпоселения Вижай легла деревянная дорога - лежнёвка, от которой вглубь тайги в разные стороны уходили просеки, в конце которых, по берегам рек, возводились новые лагеря. Начиналась тотальная вырубка тайги, сплав леса по рекам лозьвинского края.
Манси возмутились, под водительством шамана, скрывавшегося в одной из пещер, подняли было восстание, но сталинская система крепко стояла на ногах. Часть аборигенов осталась на прежнем месте, но большинство юрт ушло севернее, на Северную Сосьву.
Теперь жизнь манси протекала в постоянной тревоге, угрозы со стороны незваных гостей.
