(подробности по тегу "закреп")
Теперь кряхтение Пенса можно было слышать даже отсюда, снаружи. Я посмотрел на окошки лодочной станции, и увидел, что свет в них так и не зажёгся. Неужели он путается там, ночуя среди всего этого хлама в темноте, подумал я удивлённо, но потом, немного отойдя назад, чтобы разглядеть все окошки, увидел, что в дальнем из них всё-таки есть какой-то отблеск — возможно, что там, в самом конце подсобного помещения у лодочников находилось нечто вроде специально огороженного уголка для отдыха и принятия пищи, и именно там сейчас Пенс и возился.
- Сейчас, сейчас, - услышали мы его скрипучий голос внутри его жестяной будки; и голос этот, как мне казалось, звучал удивительно весело и жизнерадостно для человека, которого подняли среди ночи, особенно для парня вроде Франсуа Пенса, который давным-давно уже расправился со своим здоровьем при помощи алкоголя, табака и очевидно, весьма неровного и дурного образа жизни. Чёртов лодочник чуть ли не пел в те моменты, когда напоминал нам о том, что вот-вот откроет нам дверь и скажет, что нам делать дальше, и это звучало особенно странно уже потому, что в прошлую нашу встречу, когда у его чёртовой сарайки из проржавелого металла и жести были только я и Жанна, его голос звучал отнюдь не так радостно, как сейчас, и такого энтузиазма в своих сборах он совсем не проявлял... Как и не проявлял его, в общем, и никогда, и ни с кем, разве что деланный, при появлении перед ним кого-то из начальства интерната.
Шум внутри лодочной станции вдруг резко переместился в нашу сторону, в сторону двери, раздался скрежет отпираемых запоров, после чего массивная, обитая жестью дверь отъехала в сторону — правда, не на много, буквально на столько, насколько нужно было, чтобы вся наша четвёрка увидела, наконец, выглядывающего из потёмок (даже по сравнению с окружающей нас ночной мглой это было потёмками, хотя я не исключаю, что это было доступно только для нас с Жанной) «пятого члена нашей команды».
Он смотрел на нас, и ухмылялся во весь свой безобразный рот. Хотя это была совсем не ухмылка, а именно улыбка, доброжелательная, даже подобострастная — однако это совсем не делало её нормальной, потому что прищуренные глаза над ней смотрели не на всех нас, а исключительно на одну лишь Райсверк, которая увидев (или почуяв) этот горящий нежностью и теплотой взгляд, невольно сделала несколько шагов назад, прочь от двери.