Начало.
Предыдущая глава.
До автобусной остановки они шли молча. Там Рита записала его телефон на клочке бумаги, который она достала, суетливо роясь в своей сумочке.
— Может, тебе, мелочь на дорогу дать? — неудачно спросил Душкин, пытаясь хоть как-то скрасить их молчаливое расставание.
— Нет-нет! — головка Риты качнулась несколько раз, как колокольчик: дзинь-дзинь!..
И Душкин увидел совсем близко ее лицо с нездоровой краснотой и усталые от бессонницы глаза. Он окинул взглядом поникшую фигурку Риты, ее хрупкие плечики с погончиками на сиреневом платье со светлыми пуговками и вдруг, как-то легко и просто, решил для себя, что видит эту девушку в последний раз.
«Всё… Закончен бал, погасла свечка…» — подумал он, но вместо желанного облегчения наступила тягучая и непонятная опустошенность.
Рита замерла в напряженной позе, словно предчувствуя что-то неладное, а когда подъехал автобус, Душкин сказал ей напоследок:
— Тогда после двенадцати… Сегодня… Договорились?! — хотя сам уже не верил в то, что говорил.
Автобус уехал и настроение у Душкина испортилось вовсе. Он выругался вслух с тупой и уходящей в пустоту злостью, а затем быстро зашагал от того места, где только что солгал.
Дома Душкин устало повалился на диван, погружаясь в тишину.
С улицы, со стороны, через стены и перекрытия до него доносился слабый шум, и проникали едва уловимые звуки пианино. Он вслушивался в эти звуки и у него зримо возникал образ девочки в белом школьном фартуке, с большим бантом на голове, которая где-то прилежно играла гаммы.
Звуки увлекали и ему чудилось, что где-то рядышком, совсем-совсем близко, раздается переливчато-звонкий, манящий голос любимой женщины, от которого он в уже далеком прошлом терял голову… И Душкину пришла неожиданно простая, как все истины, мысль, которая рано или поздно многих настигает в этой жизни. Он понял, что когда-то полюбил одну единственную женщину, чей голос помнил до сих пор… А после, всё остальное время, лишь находил в памяти полустёртые черты именно этой женщины и жадно искал ее неповторимый, незабываемый голос, но уже у других женщин, которых дарила ему судьба.
Эта мысль владела им недолго — в комнате зазвонил телефон, от которого он слегка вздрогнул, однако Душкин не встал и не взял трубку. Через несколько минут звонок повторился, но он, по-прежнему, неподвижно лежал на диване, хотя телефон всё тренькал и тренькал, как колокольчик.
Паузы между звонками казались ему всё короче и короче, а звонки всё громче и настойчивей. Душкину становилось невыносимо их слышать и он, быстро одевшись, выскочил на улицу, сам еще не ведая того, что с ним творится и что его ждет…
Началась и незаметно пролетела еще одна неделя, а в субботу Душкину позвонил Сухарев. Он попросил помочь ему перенести кое-чего из мебели на квартире молодоженов.
Самой тяжелой вещью оказался стол свахи. Жила она неподалеку, но им пришлось попотеть, поскольку стол в лифт не влезал, а квартира у сватьи была на девятом этаже.
Недавний жених, желая как-то расшевелить хмурого Душкина, спросил будто ненароком:
— Как подружку проводил в тот вечер, а?..
— Проводил… Проводил, как следует! — ответил Душкин сдавленным голосом, глотая прокисший подъездный воздух.
— А она… а она ничего, а?!.. Смазливая, правда, на мой вкус, — не унимался Сухарев.
— Отстань… Отстань, ты, ради Бога! — злился Душкин, проклинаю в душе сватью приятеля, которая жила так высоко.
Наконец-то, они поднялись на последний этаж. В прихожей мелькнуло заспанное лицо свахи, они занесли в квартиру стол и вскоре, не торопясь, чтоб отдышаться, спустились вниз.
На крыльце Душкин на мгновение зажмурил глаза от припекающего солнца, задрал вверх голову и увидел вдали два самолетных следа, тающих в безоблачном небе.
Сзади послышался равнодушный голос приятеля:
— Мне жинка на неделе рассказала, что подружке твоей на работе плохо стало — пришлось скорую вызвать… Сердечница, оказывается, она!
Душкин весь напрягся и почувствовал как по разгоряченному телу, вдоль позвоночника, скатилась большая и уже остывшая капля пота. Он поёжился от неприятного ощущения и тихо произнес:
— Сердечница, говоришь… — и добавил, едва шевеля губами. — Ах ты, сердечница… сердечная…
Но приятель, удаляясь от него, этих слов не услышал, а Душкин, оступившись на крыльце, взмахнул руками, непроизвольно и коряво, словно хотел кого-то обнять или поймать в воздухе, наткнувшись на пустоту…
