Свершилось! Он сделал это! Гений убил героя! Ленский отомщен. Пушкин хочет родиться назад, чтобы убить настырного музыканта. Всё пропало. И с этого всё началось. До оперы это был довольно хулиганский роман. Например, беготня Татьяны от Онегина с последующим приземлением на скамью. Сколько там покрыла дворянка? Мосток, лужок, лесок, садок. Я сегодня отмахал три километра и, так сказать, устал. Мокрый стал и хриплый. Причем бежал по беговой дорожке в кроссовках и в тысячный раз. А наша Таня точно всю жизнь занималась фитнесом? Или с книжкой сидела и мечтала в тишине:
"Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна...
Она в горелки не играла...
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход..."
А тут вдруг такой променад:
"Татьяна прыг в другие сени,
С крыльца на двор, и прямо в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью.
И задыхаясь, на скамью
Упала..."
Надо полагать, "кусты сирен переломала..." в корсете и чулочках, в туфлях и десяти балахонах в придачу. Бежала, как дура, от того, кого ждала два дня. Вензелечки рисовала, писала письмо, как приговор. А только он на двор, - так ломанулась от воображаемого жениха, что перепугала всех дворовых рабов. И задыхаясь на скамью упала. Видимо, слегка вся мокрая. Сидит и хрипло дышит. Представляю эту картину. От меня лично никто так не бегал. Наверное, не любили всерьез. Или вот она мечтает:
"Погибнешь, милая; но прежде
Ты в ослепительной надежде
Блаженство тёмное зовёшь,
Ты негу жизни узнаёшь,
Ты пьёшь волшебный яд желаний,
Тебя преследуют мечты:
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий;
Везде, везде перед тобой
Твой искуситель роковой.
..........
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
И в слухе шум, и блеск в очах..." -
неплохо так для девятнадцатого века. Эротика. Причем не французский роман с "мадам Кленев", а про соседку. Таких Тань в каждой усадьбе есть. Перечитайте: писал двадцатитрехлетний талантливый прохвост. Перед этим соблазнил жену генерал-губернатора, а на рога мужу ещё и гадкую эпиграммку нацепил. Пьянки, гулянки, двадцать девять дуэлей. Балерины, ножки и кое-что ещё.
"О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то... не то, избави боже!
Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу."
А раньше, стало быть, грешил. А жён трахал и с мужьями ихними дружил точно ли Онегин? А поэт в это время на Пушкинской площади бронзовел?
Перечитайте этот "роман": в нем есть стёб. Очень смешно и мило. Пикантно и динамично. Просто мы привыкли к другому. Сейчас зайди на Pornhud и увидишь Татьяну, как хочешь, хоть в кринолине, хоть в лимузине. А тогда информации маловато было. Или французская фантазия, которую так любила Таня, или узенькая пятка, на которую ...... Дон Гуан. И "Евгений Онегин" для них пикантный свежак.
Конечно, там и лирика есть, и "гениальные картины русской природы", - тем "Онегин" и хорош, но вот вопрос: как именно читали его те, кто был не в курсе, что это классика на все времена? До включения его в школьную программу. До комментариев Набокова. До оперы Чайковского. До оперы Чайковского живой молодец написал живую историю. Своей живой жизни. Друзьям нравилось. "Хохотали и валялись до корчей..". А потом плакали и жалели. А потом ждали полгода другую главу. А потом пришел Чайковский и всё .. облагородил. И вот Таня бежит по сцене и поёт. Прекрасное контральто, диапазон три метра, от суфлерской будки до офраченного Онегина. А тот, прижимая к груди батистовый платок, вещает: "...учитесь властвовать собой". И ничего больше. Ни хриплых вздохов, ни юморного недоумения в глазах. Глянец. Финита ля комедия. Да здравствует трагедия. Да здравствует Наше Всё. Да здравствует школьный бог. Да здравствует курчавый памятник. Но вот беда: даже зажатый в бронзу на площади имени своей фамилии, он не желает быть оперным болваном. Слишком много привлекает к себе птиц. Даже анекдот был на эту тему. Что-то про единение с прекрасным. И что-то про картину русской природы. И те, кто пытается его отмыть или не замечать дерьмо на шляпе, не понимают простую вещь. Золотом человека покрыть нельзя, а оживить можно только труп. И тогда получится зомби с батистовым платочком в руке и красивым баритональным дискантом. Пушкин живой вопреки тем, кто хочет его вечной жизни. Он живой в знак протеста против своего памятника. Он живой, как символ пошлости в глазах тех, кто его облагородил. Перечитайте его ещё раз. Только, как бы сказать.., аккуратненько. Забудьте лицо вашей литературной училки. Забудьте муки зубрёжки. И забудьте оперу Чайковского. И тогда вы увидите живого молодого парня. С бойким пером и разнообразными желаниями. И, главное, очень честного. И это очень важно. Ведь честность - это прямой путь от одного сердца к другому. И тогда гениальный поэт из девятнадцатого века протянет вам руку. И хотя он не будет петь арии, вам вдвоём будет весело и интересно. Как с другом. Как с собутыльником. Как с умным человеком. Он будет смотреть на вас внимательными глазами, и вы в него влюбитесь. Не как в романтичного бога, а как в интересного мужчину. Который не без греха, но чертовский обояшка. А Чайковский пусть идёт в Большой Театр. Там ему самое место. Мекка чувственных мужчин. Пусть творит то, что должен. У него своё прекрасно получается: Щелкунчик, Лебединое озеро. Пусть танцует балет об ужасной любви и прекрасной измене. Там, где поэт утонет, музыкант пешком пройдет. Каждому свое.
Кончаю. Страшно перечесть...
Вдруг накажут меня презрением боевые пидарасы-хранители бессмертия грешного Петра. Или холодные, как лёд, культурологи - пожизненные рабы святого Александра. Опасно плыть между поэтической Сциллой и музыкальной Харибдой.
Стыдом и страхом замираю...
Но если обструкцию первых я как-нибудь переживу, то вторым отвечу я:
"Дружок, я всё знаю, я сам, брат, из этих,
Но в песне не понял ты, увы, ничего."