Идти было очень тяжело. Последние крохи сил уходили на борьбу за равновесие с легким летним ветерком, который норовил сбить с непослушных ног. Тут еще эта тачанка. Скрип ее несмазанных колес в безмолвной летней ночи, казалось, перебудит всю деревню. Дед очень не хотел, что бы его сейчас поймали. Ведь за такие дела предполагалась казнь без лишних вопросов....
Вся домашняя живность уже давно была съедена, и Шумов не ел уже пятый день. Водой сыт не будешь, а рыбы в озере тоже не осталось. Выловили всю. Уже давно. Да и само озеро практически высохло. Жара истребляла все живое, смерть была кругом. Шумово опустело наполовину. Кто смог — уехал. Остальные лежали в амбаре за сельсоветом. И его бабка тоже там. Дед сам отвез ее туда два дня назад. На этой же тачанке. Ни у кого не было сил хоронить умерших, и поэтому люди просто привозили туда своих отмучившихся близких и складывали ровными рядами. Комиссия помощи голодающим заезжала две недели назад. Раздали по фунту муки на человека, вынесли все добро из церкви и увезли с собой попа. Ради экономии муку смешивали с сухой лебедой и соломой. И все равно надолго ее не хватило.
Дед Степан долго не мог решиться на этот шаг. Но после четвертых суток пустого желудка он дождался, пока стемнеет, положил гвоздодер в тачанку и отправился в сторону амбара. За своей Зоей.
Здание сельсовета находилось на другом конце их небольшой деревеньки. Шумов помнил, как очень много лет назад, его отец, барин для всех местных крестьян, учил тогда еще маленького Стёпку грамоте и счету. Как именно в этом доме шумно праздновалась его свадьба с Зоей. Как он протянул своего первого сына своему отцу. Помнил, как улыбался старый барин, держа в руках внука. Но революция многое изменила. Отца раскулачили, потом расстреляли, все нажитое перешло в пользу колхоза. Дом отдали под сельсовет, а Степану Серафимычу выделили небольшой кусок земли на берегу озера. В амбаре, где раньше хранились съестные припасы и прочий инструмент, теперь лежат непогребенные односельчане. «Вот тебе и советская власть. Твари красномордые. Сначала все отняли, теперь голодом морят» - подумал дед Степан, приближаясь к амбару.
Гвоздодёром, стараясь производить меньше шума, дед вырвал перекладину, удерживающую ставни закрытыми. Ставни открылись, и запах гниения вырвался наружу. Дед огляделся по сторонам и, убедившись в том, что его никто не видит, залез через окно внутрь. Тьма и запах гниения окутали его, заставили на мгновение растеряться. Глаза, вроде бы привыкшие в темноте ночи, в амбаре совсем ничего не видели. По памяти, иногда наступая на тела своих односельчан, матерясь про себя на весь белый свет и советскую власть, на ощупь Шумов начал пробираться в сторону места, куда два дня назад положил свою бабку. Найдя тело бабки, он обмотал его грязной простыней, предварительно привезенной с собой в той же тачанке, и поволок в сторону окна. От запаха разложения слезились глаза, было тяжело дышать. Дед весь взмок, пока дотащил тело до окна. Вытащив бабку из окна, дед закрыл ставни и как смог повесил на место перекладину. Если внимательно не приглядываться — будет незаметно, что она была вырвана. Затем он погрузил тело бабки в тачанку, бросил сверху гвоздодер и отправился домой.
Дома старик растопил печку, набрал казан воды и поставил на огонь. Пока вода нагревалась, старик вышел в сени и нашел топор. Тело Зои лежало посередине комнаты, все еще завернутое в простыню. Присев на колени, дед Степан перекрестился и размотал простыни. Даже в молодости его Зоя была невысокого роста, сейчас же старость, голод и душный воздух амбара высушили ее тело и превратили в обтянутый кожей скелет.
- Прости меня Зоюшка, - прошептал Шумов. Он рассчитывал перерубить кость одним ударом, но из-за голода руки потеряли былую силу. Отделить руку от тела получилось только после четвертого удара топором. Из высохшего тела кровь практически не шла. Разделывать отрубленную руку сил уже не было, поэтому дед бросил ее в казан с водой целиком.
Чтобы не сидеть просто так, пока варится мясо, дед вернулся в сени и обмотал тело простыней. Затем он открыл дверь и вышел во двор. Душный воздух, смешанный с пылью, ударил в его легкие и заставил хрипло закашляться. Надо было спрятать тело Зои. Погреб, с его слегка сырым климатом, подходил идеально. Именно туда Степан и спрятал труп Зои.
Дома Степана ждал ароматный запах вареного мяса. Дед снял казан с огня и открыл крышку. Ароматный запах распространился по кухне. Этот запах сводил с ума и заставлял забыть обо всем на свете. Степан отыскал деревянную ложку и помешал ей мясной бульон. Разваренное мясо отделилось от кости, и на дне бульона осела мясная взвесь. Шумов ложкой выудил кусочек мяса с толикой бульона из казана. Горячий бульон обжег горло, мясо было недоваренным и совершенно не соленым. Но Шумов уже не обращал внимания на эти мелочи. Он ел. Значит он жил. Насытившись, дед почувствовал, что сильно устал. Глаза слипались, тело как будто стало ватным. На улице постепенно светало, и старик решил, что сейчас самое время поспать. Он прошел в комнату, снял верхнюю одежду, лег в постель, закрыл глаза и практически мгновенно погрузился в сон.
Ему снилась Зоя. Она сидела на лавочке, стоявшей у пристроя над погребом. Выглядела она именно так, как он увидел ее впервые. Молодая дочь купца из соседней волости, она была невысокого роста, статная, улыбчивая с темными глазами и косой до пояса. Но сейчас, во сне, она не улыбалась. Ее черные глаза сверлили его, здоровая рука гладила и баюкала обрубленную культю.
-Зоюшка! - воскликнул Степан, протянув к ней руки и сделав шаг к ней навстречу.
-Назад, Степан! Ты съел меня! Свою жену! Мы же венчались с тобой в церкви перед святыми иконами!
-Чтоо...!?
-Молчи! - топнула ногой Зоя. - Нет тебе прощения в этой жизни и не будет упокоения в загробной.
-Но я же...
-Ты же! Ты же вместо того, что бы земле меня предать, по частям меня рубишь, да в казане варишь! Умрешь ты не своей смертью Степан! Да и после смерти мучиться будешь, - сказав эти слова, Зоя поднялась с лавочки и зашла в пристрой.
-Зоя, постой! Вернись! - крикнул Степан. Во сне он двигался очень быстро, но когда он добежал до пристроя, внутри уже никого не было.
Шумов проснулся в холодном поту. За окном был очередной жаркий летний день. Дед прошел в сени, зачерпнул из ведра теплой воды и жадно выпил. Потом обул лапти и вышел на улицу. Посмотрев по сторонам, он увидел соседа Михея, который ковырял землю лопатой, в надежде отыскать что-то съедобное.
-Здорово, Михей! - Шумов подошел к соседу и протянул руку.
-Здравствуй, Степан. Слышал новость? - Михей пожал протянутую руку.
-Какую новость?
-Утром Василинка, Петрова дочь прибегала. Сказала, что подвода идет. С мукой и крупой.
-И где нынче эта подвода стоит? Скоро придет?
-Завтра утром должна подойти в Шумово. Эх, не дождалась твоя Зоя провианта. А ведь недолго оставалось потерпеть то.
-Да, Михей. Не дождалась, - при упоминании о Зое, у Степана потемнело в глазах. Вспомнилась вчерашняя ночь, содержимое казана и погреба. - Пойду я Михей. Шибко жарко на улице. Голова кругом идет.
-Ступай, Степан. Завтра стукну к тебе на рассвете, вместе подводу встречать пойдем, - уже в спину уходящему Шумову говорил Михей.
Весь день дед не находил себе места. Ему казалось, что ночью его заметили, и сейчас к нему придет вооруженный отряд красноармейцев. Но никто не пришел, взлом амбара остался незамеченным. К вечеру голод снова начал давить на деда. В подпечье стоял казан со вчерашним варевом. Разжигать печь, для разогрева бульона дед не стал. В такую жаркую погоду это вызвало бы лишнее любопытство со стороны соседей. И потому пришлось хлебать бульон холодным.
Подкрепившись, Шумов спрятал казан с остатками варева в подпечье и снова вышел на улицу, сел на завалинку и вытянул ноги. На улице было очень тихо. Не было слышно пения птиц, рыба не плескалась в озере, лягушки не квакали. Все было съедено еще в прошлом 1921 году. Тогда, в первый год голода, засуха побила все посевы. Как не старались крестьяне спасти свой урожай, что только не предпринимали, а толку было мало. К концу сбора урожая стало понятно, что посажено было больше, чем собрано. «Ну и ладно, продержимся. Все, что собрали, в следующем году посадим» - решил народ на общем сходе. Но в октябре пришли продовольственные отряды и забрали весь собранный урожай. Да еще председателя сельсовета сменили. Потому что норму продразверстки не выполнил. Так и остались шумовские без семян на посадку. Новый председатель бился за семена как мог, но областные власти с ответом тянули до последнего. Зиму жители деревни продержались охотой и рыбалкой. Весной 1922 года, когда стало ясно, что семена на посадку им никто не даст, в деревне начались волнения. В ответ на волнения приехал отряд красной армии, расстрелял двух зачинщиков, поквартировал неделю и уехал. Волнения прекратились.
Дверь пристроя скрипнула и приоткрылась. Шумов с интересом смотрел, как его покойная супруга, держа грязную простыню, в которую она была закутана, как саван, вышла из пристроя и, оглядевшись по сторонам, увидела его. Ее мертвые глаза не выражали ничего, но губы сложились в усмешку.
-А ведь тебя даже не мучает совесть, Степан. Вспомни про нашего сына. Как ты думаешь, что бы он сказал, узнав о произошедшем? - все так же, усмехаясь, поинтересовалась Зоя.
-Федор погиб на войне. Он ничего уже не скажет — ответил Шумов.
-Да, нашего Феденьку убили красные. Вот и тебя скоро убьют.
-Меня не убьют, - хмуро ответил дед.
-Убьют. Узнают и убьют. Только на этом ты не успокоишься. Тело убьют, а душа мучиться будет, - она уже стояла рядом с ним.
-Я смотрю и ты никак не успокоишься, - на удивление Шумов был абсолютно спокоен и не чувствовал страха, перед усопшей женой.
-Я за тебя переживаю...
-А за меня не нужно переживать! Раз уж решила остыть, так земля тебе пухом. И не нужно меня доставать. Пойду тебе завтра свечку за упокой поставлю. Изыди, нежить!
-Ухожу. Оставлю тебя Степан Шумов. Вижу, что не исправишься ты. Скоро и тебя уже нежитью величать будут.
-Да ты, я вижу, не успокоишься никак! - повысил голос дед. Он вскочил с завалинки и огляделся. Никого не было, на дворе уже была ночь. Шумов плюнул и зашел в дом.
Разбудил его громкий стук в дверь. Степан накинул на себя рубаху, надел штаны и вышел в сени.
-Открывай, Степан! Аль никак помер, подводы не дождамшись — послышался голос Михея.
-Ну что там? - Шумов открыл дверь и посмотрел на Михея.
-Подвода пришла, сосед. Крупу и муку привезли. Пойдем к сельсовету шибче, там вся деревня пади собралась, - протараторил Михей и зашагал в сторону сельсовета.
У здания сельсовета собралась почти вся деревня. В честь прибытия подводы вывесили большой красный флаг. Перед зданием стоял стол, за которым сидели председатель и какой-то молодой мужик с длинными, как у казака, усами и баба, что-то писавшая в журнале. Степан посмотрел на толпу односельчан. Толпа делилась на две неравные части. Первая часть, самая многочисленная, состояла из хмурых мужиков и баб, явно недовольных нынешней властью, но запомнивших последствия прошлых волнений и потому стоявших тихо. Вторая часть состояла в основном из бывших холопов его отца. Эти нацепили на себя красные ленточки и стояли, вплотную приблизившись к столу. «Холуи» - пронеслось в голове у Шумова. Он сплюнул на землю и отошел от стола подальше. Михей же, остался стоять вблизи стола. Усатый поднялся из-за стола и покашлял, привлекая к себе внимание. В толпе стало тихо.
-Здравствуйте, товарищи! Меня зовут Орлов Владимир Иосифович. Я из волостной комиссии помощи голодающим. Комиссия по борьбе с голодом сегодня и завтра работает в вашем районе...
-Товарищ комиссар, сначала еды людям дайте, потом уже байки травите — перебил комиссара голос с задних рядов.
-Ммм.... ну ладно. Подходите по одному представителю от семьи и получайте пай. Но сначала каждый должен записаться у товарища Войтович, - он махнул рукой в сторону женщины, сидящей за столом. - Ваш председатель, товарищ Семенов будет следить за порядком.
Жители деревни выстроились в очередь, и началась выдача продуктов. На каждого жителя было выделено по фунту муки паршивого качества и по два фунта проса. Шумов стоял практически в конце и, когда дошла его очередь получать еду, на улице уже практически стемнело. Солнце почти полностью спряталось за горизонтом, но народ стоял, терпел и ждал. Получившие пайки разбегались по домам и вскоре над каждым домом на ближней улице стал виден дым, выходящий из печных труб. Наконец подошла очередь Степана. Он приблизился к столу и посмотрел на женщину, сидящую за бумагами.
-Фамилия, имя, отчество, - отчеканила она механическим голосом.
-Шумов Степан Серафимыч.
-Год рождения, - интонация не менялась.
-Одна тысяча восемьсот пятьдесят девятый.
-Проходите.
Шумов зашагал в сторону стоявшей неподалеку подводы, спиной чувствуя на себе взгляд усатого. Получив положенный паёк, Степан пошел в сторону дома. «Сегодня я сварю кашу. Мясную кашу» - крутилось в его голове. Дома он положил пай на стол и занялся растопкой печки. Когда дрова разгорелись, дед сходил к озеру, набрал воды и поставил на огонь. Выглянув в окно и убедившись, что на улице стало совсем темно, Шумов взял топор и пошел в сторону погреба. Нужно было нарубить мяса для каши. Дед зашел в пристрой и откинул крышку погреба. Запах гниения, поднимавшийся снизу, был просто невероятным. От этого запаха у Степана потемнело в глазах, его затошнило. Он захлопнул крышку погреба, выбежал на улицу и начал жадно глотать воздух. Спазмы сотрясали его тело, пустой желудок выворачивался наизнанку.
-Да, видно придется обойтись без мяса, - отдышавшись, пробормотал сам себе дед. Он с силой захлопнул дверь пристроя и потопал домой.
Едва Степан зашел в дом, как увидел его. Мальчишка стоял, держа в руках пай, и испуганно смотрел на хозяина дома. На вид ему было лет семь, его рубаха была вся в заплатах, штанишки ему были коротковаты и затасканы. Явно донашивал после старшего брата. Чей это ребенок Шумов не знал. Но он не собирался тащить его за ухо к родителям и настаивать на том, чтобы мальчугана наказали. В руке у деда был топор, мясо, лежащее в погребе, безнадежно испортилось. А тут свежее мясо само пришло к нему в дом. Шумов, сам того не ожидая, залился смехом. Потом замолчал и посмотрел ребенку в глаза.
-Дедушка, только не бей! - звонким голосом воскликнул мальчуган.
-Воровать у меня надумал, щуренок! - тихим, не предвещающим ничего хорошего, голосом поинтересовался дед. - А ну! Клади все на место как было.
Мальчик послушно повернулся к столу, что бы положить паёк, а в это время дед в два шага преодолел расстояние между ними и ударил ребенка обухом топора по макушке. Послышался треск кости и, не проронив ни слова, ребенок упал на пол.
-Ну, вот и будет мне нынче каша с мясом, - удовлетворенным голосом проговорил дед. Вода в казане закипала, а значит, нужно было скорее свежевать тушу. Топором Шумов отделил голову от тела, затем руки и ноги. Затем, с помощью ножа, он извлек желудок с кишками. И сложил все в отдельную посуду. Голову он закинул туда же. Мальчишка был тощий, измученный голодом, поэтому Степан порубил обе его ноги и побросал в казан, с уже закипевшей водой. Пока мясо варилось, дед прибрался дома, вытер всю кровь, спрятал останки мальчика и вымыл полы. Когда дома стало чисто, он переоделся сам и бросил заляпанную кровью одежду в печь.
Каша получилась изумительной на вкус, хотя и была совершенно пресной. Шумов наелся и начал думать, как ему уберечь мясо от разложения. Идею поместить тело в погреб дед сразу же отмел. С набитым животом деду очень захотелось выкурить табачку, но все его запасы уже давно закончились. Шумов вспомнил про Михея, который всегда отличался запасливостью. «Возможно, у него есть немного» - подумал дед, закрывая дом. После одного непрошеного гостя, пусть и поплатившегося своей жизнью, Степан стал бояться, что будут и другие.
-О, здорова, сосед! - у Михея явно было хорошее настроение. Он сидел на лавке перед своим домом и курил. – Садись, покурим.
-Ох, хорошо, - Шумов сел на лавку, вытянув ноги, принял кусок газеты и щепотку табака от Михея.
-Как каша? - полюбопытствовал Михей.
-Каша хороша, только соли нету.
-А где у тебя соль?
-Кончилась соль, - Шумов раскурил самокрутку и выпускал клубы дыма.
-Да, без соли и еда не еда. А ты у меня возьми. Мне мой Ванька пару годов назад из города прислал пуд соли прозапас. Не ведаю куда девать.
-Пуд? - идея пришла в голову мгновенно.
-Да. Возьмешь?
-Отчего не взять, - Степан снова крепко затянулся и выдохнул.
-Бери сосед, сколько хочешь. Все равно солить особо нечего.
-Ну, если пару фунтов возьму — против не будешь?
-Да бери хоть пять. Она у меня в сенях лежит, только мешается.
-Ну, раз такое дело, тогда я сейчас мешок возьму, да приду к тебе. - Шумов поднялся с лавки и потопал домой за мешком.
Пяти фунтов хватило, чтобы Шумов засолил тело ребенка. Теперь мясо не испортится и хватит его надолго. На дворе уже занимался рассвет, когда дед закончил с засолкой. Годы и усталость взяли свое. Дед уснул и проспал большую часть дня. Проснувшись далеко за полдень, дед поел вчерашней каши, вышел во двор и стал размышлять, чем же себя занять, пока не кончился день. Ночью Степан хотел избавиться от тела Зои, потому что крышка погреба и стены пристроя уже не могли сдержать запах гниения.
Именно за этими размышлениями его и застал Орлов Владимир Иосифович.
-Добрый день, товарищ Шумов.
-И вам не хворать, господин комиссар.
-Ну какой же я господин? Революция всех господ на место поставила. Зовите меня просто товарищем.
-Эт какие-такие мы с тобой товарищи? - с ехидной ухмылкой спросил Шумов.
-Ладно, не будем вдаваться в полемику, я к вам по делу.
-Эт по какому-такому делу? - продолжил ехидничать дед.
-Вчера домой не вернулся сын Нины Семеновны Шейкиной. Это школьная учительница.
-А я к тому, какое дело имею?
-Мы организовали его поиски. Ваши соседи говорили, что вчера вечером видели его на вашей улице. Вот я у вас и решил справиться. Может вы видели ребенка.
-Не видел я никого. Вчерась как пай получил - не до детей мне было.
-Все понятно, благодарю вас. Могу ли я вас попросить дать мне воды, - поинтересовался Орлов, - уж очень жарко сегодня.
-Ну, заходь в сени, сейчас вынесу.
Орлов зашел в сени и огляделся по сторонам. Обычные деревенские сени. Какой-то инструмент, посуда на полках, шкаф. На стене висит рыболовная сеть, в углу стоят удила. Обыкновенная крестьянская хата. Шумов вынес кружку воды, Владимир залпом выпил и поблагодарил деда.
-Если вдруг вы увидите ребенка, дайте знать, пожалуйста.
-Сынок, я на детей не смотрю. Своих война отняла, другие мне ни к чему.
-И все же я попрошу вас о помощи.
-Ладно, ступай. Коль увижу ребетёнка, скажу куда надо.
-Вот и спасибо. Ладно, пойду я дальше. А то наши уже всю деревню обошли. Сейчас к лесу двинули, надо догонять.
-Ступай, сынок.
Орлов вышел на улицу и пошел в сторону ворот. Но проходя мимо погреба он остановился, посмотрел на пристрой, потом на Шумова.
-А чем у вас в погребе так воняет? - спросил он Степана. - Извольте открыть погреб, я хочу посмотреть.
-А что ты там хочешь увидеть, мил человек? - Шумов понял, что попался, но все же попытался соскочить.
-Поступила информация, что в вашей и соседних волостях появились очаги людоедства. Приказано выявлять.
-Людоедства!? Упаси Бог! - воскликнул Шумов. - Как ты подумать такое мог?
Он подошел к пристрою и открыл дверь.
-Проходи, смотри, - сказал он.
Орлов заглянул в заваленный пристрой и увидел там крышку погреба. Запах исходил именно оттуда.
-Товарищ Шумов, извольте открыть погреб.
-Тебе надо — ты и открывай, - проворчал в ответ Шумов. Он лихорадочно соображал, как ему поступить. Если люди узнают — он умрет. Убивать комиссара тоже очень опасно. Его будут искать. Если найдут у Шумова — старику не сносить головы. Куда не кинь — всюду клин. В это время комиссар поднял люк и сморщился от исходившего оттуда запаха разложения.
-Что там такое у вас гниет, товарищ Шумов? - спросил он строгим голосом.
-Лису я в бытность поймал. Туда определил. Сил не было спуститься достать. Там она и издохла. А теперь воняет вот.
-Я должен убедиться в правдивости ваших слов. Вы позволите спуститься в погреб? - спросил Орлов.
-Спускайся, коль словам старого человека не веришь.
Орлов поставил ногу на ступени лестницы, ведущей вниз, и в этот момент почувствовал острую колющую боль в груди. Последним, что он увидел в своей жизни, были злые глаза Шумова, держащего в руках вилы. «Эти вилы дед воткнул мне в спину» - успел подумать Владимир Иосифович, прежде чем жизнь оставила его. Дед выдернул вилы из спины комиссара. Дело принимало совсем плохой оборот. Теперь комиссара будут искать. И рано или поздно выйдут на Шумова. Нужно избавляться от тел. Дед уложил тело Орлова, затем, задержав дыхание, спустился в погреб и достал оттуда останки Зои. «Как стемнеет — увезу их в лес и оставлю где-нибудь в овраге» - подумал дед.
Его планам не суждено было исполниться. Его сосед Михей видел, как дед расправлялся с комиссаром и доложил о случившемся в сельсовет. Через час дом Шумова окружил отряд красноармейцев и Степана арестовали. Суд вела товарищ Войтович. Решение приняли очень быстро. В это время Шумов сидел в том самом погребе.
-Я предупреждала тебя, - из темноты послышался знакомый голос.
-Опять ты, - проворчал Шумов, - дай хоть последние часы жизни провести спокойно.
-Я скоро уйду. А ты останешься здесь. Навсегда. Ответь на вопрос.
-Изыди, сатана!
-Ответишь на вопрос, и я оставлю тебя.
-Задавай.
-Жалеешь ли ты о содеянном? Жалеешь ли ты о загубленных тобой душах?
-Ни о чем я не жалею. А теперь оставь меня.
-Прощай, Степан. Ты сам выбрал свою судьбу — голос Зои затих в темноте.
В это время крышка люка открылась, пропуская тусклый вечерний свет внутрь погреба.
-Шумов, на выход — сверху послышался грубый мужской голос.
Дед Степан поднялся по лестнице, вышел из пристроя и оглядел свой двор. На миг ему показалось, что собралась вся деревня.
-Шумов Степан Серафимович, за убийство наших товарищей вы приговорены к смерти, - властным голосом произнесла комиссар Войтович,- вы хотите что-нибудь сказать напоследок?
Степан плюнул себе под ноги.
-Вкусна была каша, да помешали ваши. Что задумали — исполняйте быстрей. Незачем время тянуть.
-Шумов! Вы были приговорены к расстрелу. Но на такую мразь, как вы — жалко тратить патроны. Заколите его штыками.
Три красноармейца окружили Шумова и воткнули свои штык-ножи в спину и живот Шумова. Умирая, Шумов видел ненавидящие взгляды односельчан. Он упал на выжженную солнцем землю, почувствовал запах пыли. Его кровь лилась на землю. Он умирал. Глаза, подернутые пеленой, увидели Зою, стоящую неподалеку. Она выглядела как в тот самый день, когда они познакомились. Становилось трудно дышать, боль уже почти не чувствовалась, в глазах начало темнеть. Тогда Зоя подошла к нему наклонилась и произнесла:
-Не упокоится душа твоя после смерти.
-Да пошла ты.. - прохрипел Шумов и умер