В последние годы стало обыденным делом, когда Следственный комитет России (СКР) под тем или иным предлогом возбуждает уголовные дела против медицинских работников. К настоящему моменту возбужденных дел стало настолько много, что в Комитете открыли целый медицинский департамент, к работе в котором привлечены лучшие (по версии следствия) представители различных медицинских специальностей и юристы, изучившие азы медицины. Плохо или хорошо это – покажет время. Но общество уже привыкло к мысли, что российское здравоохранение стало криминогенной зоной, и только вмешательство СКР с его методами работы может навести порядок в отечественной медицине. Правда, пандемия COVID-19 несколько затруднила задачу следователей и криминалистов по профилактике роста преступлений в медицинской среде (врачи и медсестры постоянно заняты спасением жизней, а мешать им сейчас - небезопасно). Но, так как в доковидную эру уголовных дел против врачей в нашей стране было возбуждено достаточно, то часть из них уже рассматривается в суде. Среди них особенно выделяется калининградское дело Элины Сушкевич.
Иногда судебное дело Сушкевич сравнивают с делом доктора Е.Н. Мисюриной (у пациента которой возникло непредвиденное осложнение, приведшее к летальному исходу; ее обвинили в преступной халатности) и даже с делом журналиста Ивана Галунова (которому для обоснования задержания правоохранители подкинули наркотики). Но ни то, ни другое сравнение не отражает суть этого дела.
В преднамеренном убийстве обвиняют врача выездной бригады реанимации, которую вызвали в родильный дом для оказания помощи критически больному глубоконедоношенному ребенку с экстремально низкой массой тела. А когда жизнь ребенка спасти не удалось, ее обвинили в преднамеренном введении заведомо токсических доз сульфата магния…
Какие же факты установлены следствием, и на каком основании построено обвинение в данном случае?
Внимательно изучив материалы дела (адвокаты Э.С.Сушкевич привлекли меня как врача-эксперта по специальности «Неонатология») и побывав на двух судебных заседаниях в качестве слушателя (т.к. судья отклонил ходатайство адвокатов заслушать меня в качестве эксперта), я пришел к выводу, что это дело как по цинизму стороны обвинения (к подбрасыванию наркотиков подозреваемым общество почти привыкло), так и по далеко идущим последствиям не только для судьбы отдельного врача, но и для всего врачебного сообщества, не имеет аналогов. Не родственники пациента, а заведующий отделением, где исходно проводилось лечение, обвиняет врача анестезиолога–реаниматолога, попытавшегося исправить ее профессиональные ошибки, в преднамеренном убийстве!
Последний тезис требует пояснения. Несмотря на то, что формальным поводом для уголовного дела было по-человечески объяснимое желание родственников ребенка наказать медицинских работников, которые не смогли спасти жизнь желанного ребенка, неформальным – анонимный звонок в органы правопорядка о том, что в стенах родильного дома произошло убийство младенца. В процессе расследования, к которому привлекли в том числе специалистов Росздравнадзора, были выявлены многочисленные нарушения в организации перинатальной помощи. Если свести весь перечень замечаний Росздравнадзора к одной фразе, то родильный дом был не готов к оказанию адекватной медицинской помощи как женщине с крайне ранними преждевременными родами, так и ее ребенку, родившемуся с экстремально низкой массой тела. Правда, в последующем комиссия экспертов со стороны обвинения, в которую входил и главный неонатолог Минздрава России, д.м.н. Иванов Д.О., сделала парадоксальный вывод, что медицинскую помощь матери и ребенку оказывали с полным соблюдением действующих Порядков медицинской помощи по профилям «Акушерство и гинекология» и «Неонатология», а также клинических рекомендаций и медицинских стандартов. Как удалось главному специалисту Минздрава не заметить вопиющие нарушения, допущенные медицинскими работниками Родильного дома №4 города Калининграда, остается загадкой. Я и мои коллеги из Российского общества неонатологов (РОН) и Российской ассоциации специалистов перинатальной медицины (РАСПМ) с фактами в руках были готовы в суде опровергнуть его выводы. Только вот по непонятным причинам судья, который отвечает за организацию процесса с участием присяжных заседателей, сделал все, чтобы суд не принял этих доказательств. Судья Капранов Сергей Викторович отвел от слушаний не только мою кандидатуру (скромного профессора), но и кандидатуру хорошо известного врачам всей страны академика РАН Н.Н.Володина. Нежелание даже рассматривать альтернативные точки зрения, как будет показано ниже, является характерной особенностью данного судебного разбирательства. Поскольку на стороне обвинения выступил главный специалист по неонатологии всей страны, выводы предварительной экспертизы следователями и примкнувшим к ним судьей, по всей видимости, были восприняты как безупречно доказанные, а обвинение врача анестезиолога-реаниматолога Сушкевич Э.С. – чуть ли ни как официальная позиция Минздрава России. Вместе с тем и то, и другое – опасное заблуждение. Должность главного внештатного специалиста Минздрава далеко не всегда гарантирует наивысший уровень профессиональной квалификации. Кроме экспертов профессиональных общественных организаций, объединяющих отечественных врачей-неонатологов, с выводами д.м.н. Д.О.Иванова категорически не согласен главный специалист по детской анестезиологии и реаниматологии Минздрава России, д.м.н., профессор С.М.Степаненко.
Учитывая, что в соцсетях и масс-медиа, имеется много противоречивой информации, которая способна запутать не только простых обывателей, но и специалистов, прежде чем прокомментировать ход необычного судебного разбирательства, считаю необходимым напомнить хронологию событий, опираясь на изученные мною материалы уголовного дела.
Исходно Элину Сушкевич никто ни в чем не обвинял. Она проходила свидетелем по уголовному делу доктора Белой Е.В., которая на начало ноября 2018 года выполняла обязанности главного врача Родильного дома №4 города Калининграда. Е.В. Белую обвиняли в том, что она запретила своим сотрудникам оказывать помощь глубоконедоношенному младенцу (ребенку, родившемуся на 24-й неделе беременности, с массой тела 700 грамм) с целью сэкономить деньги на дорогостоящем препарате сурфактанта (Куросурф), без которого выходить ребенка было невозможно. Арест доктора Е.В. Белой с подачи Следственного комитета России достаточно широко освещался средствами массовой информации; несколько телевизионных каналов даже показали сюжет, как происходил арест. Впрочем, достаточно быстро выяснилось, что препарат все-таки был использован для лечения ребенка, но не оказал достаточного эффекта, и ребенок примерно через пять с половиной часов после рождения умер от болезни гиалиновых мембран, той самой болезни, для лечения которой и был предназначен препарат. Правда, при расследовании, как уже было сказано, установлен факт подделки первичной медицинской документации. Тем не менее, после этого (не без давления возмущенного профессионального сообщества, в частности, после обращения Президента Национальной медицинской палаты Л.М. Рошаля в Следственный Комитет России) заключение доктора Е.В. Белой под стражу было заменено на домашний арест. Но обвинение с нее никто не снял. Постфактум выяснилось, что после смерти недоношенного ребенка (предположительно из родильного дома) был сделан анонимный звонок в правоохранительные органы, в котором было сообщено именно об убийстве ребенка в стенах родильного дома. Поэтому следователи продолжили выяснять обстоятельства дела, опрашивая свидетелей и организовав дополнительную судебно-медицинскую экспертизу. Свидетелями по делу проходили сотрудники роддома, прямо или косвенно принимавшие участие в оказании медицинской помощи ребенку (вся дежурная бригада, в состав которой входила врач-неонатолог Е.А.Кисель, а также пришедшие на смену врачи и медсестры, заведующие профильными отделениями, и Элина Сушкевич, которую примерно за два часа до смерти ребенка вызвали в качестве врача анестезиолога-реаниматолога из Калининградского перинатального центра на помощь сотрудникам родильного дома). До получения результатов судебно-химической экспертизы однозначной причиной смерти называлась болезнь гиалиновых мембран (синдром дыхательных расстройств) и крайняя степень морфофункциональной незрелости организма ребенка. Судебный патологоанатом, вскрывавший тело ребенка, даже сделал письменное заключение, что ребенок был живорожденным, но нежизнеспособным. (Тезис с точки зрения неонатолога спорный, но верно отражающий минимальные шансы на успешное выхаживание этого ребенка). Зная это, часть штатных сотрудников родильного дома объясняла, что попытку подделки первичной документации они осуществляли по указанию исполняющей обязанности главного врача (чтобы не портить региональную статистику, младенца хотели оформить как мертворожденного), но при этом все свидетели, включая заведующую отделением новорожденных Косареву Т.Н., сходились в том, что приехавшая им на подмогу врач анестезиолог-реаниматолог Э.С.Сушкевич до конца боролась за жизнь пациента. Из исходных показаний можно было сделать однозначный вывод, что смерть ребенка, родившегося с экстремально низкой массой тела (ЭНМТ), была вызвана тяжелой дыхательной недостаточностью, обусловленной болезнью гиалиновых мембран, и сопутствующими осложнениями, с которыми не удалось справиться, несмотря на проводимое лечение.
Как человек, имеющий большой опыт экспертной оценки качества медицинской помощи новорожденным, в том числе детям, родившимся с ЭНМТ, отмечу, что к тактике лечения новорожденного Ахмедова в родильном доме №4 у меня осталось много вопросов. Судя по результатам исследования кислотно-основного состояния (КОС) крови младенца, обнаруженным в родильном доме, но никак не отраженным во врачебных дневниках и однобоко интерпретированным в заключениях судмедэкспертов, а также по описаниям последовательности действий, изложенным в протоколах допроса свидетелей, складывается однозначное впечатление, что местные врачи-неонатологи не имели достаточного опыта и знаний для оказания эффективной неотложной помощи критически больному ребенку. Несмотря на то, что врачи дежурной бригады в своих показаниях утверждали, что им удалось стабилизировать состояние ребенка (почему-то они ссылались на показатели пульсоксиметрии, не учитывая результаты других доступных инструментальных (например, измерения артериального давления) и лабораторных (КОС крови) исследований, объективные данные, приобщенные к делу, свидетельствуют об обратном. Помимо того, что ребенок исходно находился в крайне тяжелом состоянии, к моменту приезда Элины Сушкевич анализы выявили прогрессивное снижение гемоглобина и гематокрита. Тяжелая анемия в совокупности с тяжелой дыхательной недостаточностью и, по-видимому, выраженными гемодинамическими нарушениями (артериальное давление местными врачами до приезда Э.С.Сушкевич не контролировалось, динамического наблюдения за состоянием витальных функций не проводилось) быстро сделали патологический процесс необратимым. Вопрос, по каким причинам врачами дежурной смены родильного дома выездная реанимационная бригада перинатального центра не была вызвана сразу после рождения ребенка, остался открытым. Комиссия экспертов во главе с главным внештатным неонатологом Минздрава России решила никак не обращать внимание на эти несоответствия, утверждая вопреки фактам, что состояние ребенка действительно было стабильным. Вместе с тем, как следует из материалов уголовного дела, в момент приезда Сушкевич Э.С., несмотря на проводимые врачами родильного дома аппаратную искусственную вентиляцию легких (ИВЛ) и инфузионную терапию у ребенка были признаки тяжелого респираторно-метаболического ацидоза крови (рН=7,01; рСО2=65,8 мм.рт.ст.; ВЕ=-15) и анемии тяжелой степени (гемоглобин – 85 г/л; гематокрит – 27%). К сожалению, в материалах дела не обнаружен лист назначений, сделанных Элиной Сушкевич, но в ответах на вопросы следователей она рассказала о последовательности проведенных ею реанимационных мероприятий и попытке организовать экстренную гемотрансфузию, которую не успели провести. При этом хочется отметить, что ее показания исходно подтверждались показаниями и самой Косаревой Т.Н., которая как заведующая отделением несла персональную ответственность за результаты лечения.
Показания Косаревой резко изменились после того, как судебные химики обнаружили значительное (с их точки зрения) повышение содержания магния в органах ребенка (во фрагментах печени, желудка и почек). Спустя почти полгода после смерти ребенка заведующая отделением «вдруг» вспомнила, как Элина Сушкевич под психологическим давлением Белой на ее (Косаревой) глазах решила убить ребенка, введя струйно 10 мл сульфата магния в пупочный катетер. Правда, кроме самой Косаревой этого факта никто подтвердить не смог, использованной ампулы магния не было обнаружено, прижизненного и посмертного определения концентрации магния в крови или моче ребенка никем не проводилось. Однако показания Косаревой через полгода после смерти ребенка, по мнению следствия, все объяснили. И почему в правоохранительные органы поступил анонимный звонок об убийстве в родильном доме, и какова организующая преступная роль главного врача этого учреждения. И, главное, зачем на самом деле приехала Э.С.Сушкевич.
В деле имеется расшифровка аудиозаписи совещания в кабинете Белой, где она устроила в последние часы жизни ребенка нелицеприятный разнос своим сотрудникам за то, что они не умеют выхаживать таких детей и тем самым портят медицинскую статистику. И что в подобных случаях надо сразу сообщать главному врачу и вызывать врачей из перинатального центра, которые в отличие от сотрудников родильного дома знают, что делать. (По версии следствия – знают, как надо убивать сульфатом магния!). После отсроченного признания Косаревой, которую, по ее словам, «совесть замучила», дело быстро переквалифицировали в убийство младенца группой лиц (где организатор – и.о. главного врача Белой Е.В., а исполнитель - врач анестезиолог-реаниматолог Сушкевич Е.С.) по сговору. Вопрос, почему предполагаемые преступники решили применить именно сульфат магния, перед следователями не стоял. Они же не имеют медицинского образования, чтобы знать, что в арсенале любого врача имеется десяток лекарственных препаратов, передозировка которых может привести к смерти пациента, и более того, простое отключение новорожденного с экстремально низкой массой тела от аппарата ИВЛ без всяких лекарств может привести к смерти недоношенного младенца в течение нескольких минут. То, что анестезиолог-реаниматолог воспользовался сульфатом магния, следователей не смущало (возможно, главный неонатолог России, а затем и главный неонатолог СЗФО, убедили их, что это распространенная практика). Но возникла необходимость ответить на другой вопрос: а где же мотив для криминальных действий врача анестезиолога-реаниматолога? При правильно подобранных экспертах мотив долго искать не пришлось. По всей видимости, следователи обратились за разъяснением к тем же главным «специалистам». Так как Северо-Западный федеральный округ России, куда входит Калининград, является показательным с точки зрения статистики младенческой смертности (она самая низкая по сравнению с другими Федеральными округами страны), то, очевидно, убили, чтобы не портить региональную статистику. Точнее, чтобы начальство не ругало, что ухудшили статистику младенческой смертности, а, наоборот, поощряло карьерный рост исполняющего обязанности главного врача родильного дома. Не верите, что такое объяснение могло быть взято следствием за основу? Я тоже не верил, пока своими глазами не увидел обвинительное заключение. Несмотря на то, что я утрирую формулировку обвинения (она более емкая), и у меня нет прямых доказательств, что именно главный специалист по неонатологии Минздрава России предложил следователям такое объяснение мотива убийства, я утверждаю, что никому кроме выгоревших чиновников от медицины, такая версия мотива убийства в голову прийти не может!
К нашему счастью, следователи не знали (медицина не их профиль!), и, очевидно, не сообщили Косаревой, что вывод о значительном повышении концентрации магния в тканях глубоконедоношенного ребенка основан на сравнении с нормой взрослого человека. Более того, судмедэксперты, среди которых был все тот же главный неонатолог Минздрава России, д.м.н. Д.О.Иванов, комиссионно пришли к умозаключению, что состав тела 700-граммового недоношенного ребенка, родившегося на 24-ой неделе беременности, по содержанию химических элементов очень похож на состав тела 70-килограммового взрослого человека. Про организм матери, как источник химических элементов для плода, и плаценту, - как основной путь поступления в организм плода витаминов и микроэлементов, они явно забыли. Судмедэксперты пришли к выводу, что кроме как путем внутривенного попадания в кровь из шприца с раствором сульфата магния и дальнейшего проникновения в ткани, повышенная (по сравнению со взрослым) концентрация магния в органах ребенка объяснена быть не может. Они даже придумали формулу, позволившую (им) вычислить концентрацию магния в крови, исходя из величины его содержания в органах. Именно эта формула и стала, на их взгляд, «объективным», а по версии следствия – «неопровержимым» доказательством «факта» внутривенного введения магния. На вопрос адвоката, а на основании чего комиссия решила, что примененная экспертами формула корректна, судмедэксперт А.И.Филатов (в чьи функции входила организация мультидисциплинарной медицинской экспертизы) ответил, что использованный следствием подход относится к области элементарной математики и элементарной химии. При этом суду никаких формул знать не надо, а надо просто поверить, что концентрация магния в тканях (стенках желудка или почке) составляет 75% (!!!) от величины концентрации магния в сыворотке крови, что, по мнению членов экспертной комиссии, и доказывает, что в крови недоношенного ребенка магния было больше, чем во внутренних органах… Даже во время публичного выступления в суде эксперта не смутило, что если по этому принципу попытаться рассчитать концентрацию магния в сыворотке крови «стандартного» взрослого человека (модель которого использовали в качестве эталона содержания магния в органах при судебно-химической экспертизе), то получится, что нормальная концентрация магния в сыворотке крови здорового 70-килограммового взрослого должна в норме составлять 7,22 ммоль/л вместо известной из курса физиологии концентрации магния, равной 1 ммоль/л!
Эта парадоксальная формула пересчета, придуманная судебными медиками, при определенных условиях могла бы быть удостоена Нобелевской премии в области химии (тщательное изучение научной литературы подтвердило догадку, что подобная формула разработана впервые в мире), но главное, она крайне удобна для практического применения: не надо даже подбрасывать наркотики – слегка «похимичил», и любого доктора можно отправить в тюрьму. (Теперь вы понимаете, почему между делом Элины Сушкевич и делом журналиста Ивана Галунова нет ничего общего!). Очевидно, Косарева не догадывалась, что между содержанием магния в тканях и концентрацией в сыворотке крови нет прямой корреляции, что магний, как и калий, концентрируется внутри клеток, а не во внеклеточной жидкости, и что чем больше плотность клеток в органе, тем выше в нем концентрация магния. Наконец, она забыла, что в сыворотке крови всего 0,3% от содержания магния в организме, а в мягких тканях – около 40%, что концентрация магния в мягких тканях даже в норме примерно в 7 раз выше, чем в сыворотке крови. Кстати, последний факт взят из «Руководства по лабораторным методам диагностики» под редакцией профессора А.А. Кишкуна, на который зачем-то сослались судмедэксперты, хотя изложенные в руководстве данные легко опровергают их псевдонаучные выводы. Но главное, чего не понял ключевой свидетель предполагаемого убийства, что анализа образцов крови, мочи и плаценты на содержание магния, без которого любые заявления о внутривенном введении и токсическом действии сульфата магния на организм недоношенного ребенка голословны, судмедэксперты не проводили совсем!
К судебно-химической экспертизе есть еще ряд важных вопросов. Во-первых, не ясно, почему эксперт-химик вообще стал определять магний, если материал был направлен на исследование тяжелых металлов, к которым формально магний не относится. Во-вторых, если уж магний был определен, то почему в материале не было определено содержание кальция как элемента, имеющего постоянное соотношение с магнием в тканях, для проверки пути попадания магния в организм Ахмедова? В-третьих, почему обнаруженная в желудке концентрация магния (432,98 мкг/г) значительно превышала концентрацию магния в печени (304,94 мкг/г), если печень является первым органом, получающим большую часть крови непосредственно из пупочной вены у новорожденного ребенка первых часов жизни? Логично, что в случае введения препаратов в пупочную вену любой раствор попадает, в первую очередь, преимущественно в печень. Эксперт Филатов А.И. объяснил, что произошло максимальное накопление магния в органах, отвечающих за выведение магния из организма, этакая компенсаторная реакция в течение 2-4 минут до предполагаемого комиссией времени смерти Ахмедова после якобы введения сульфата магния. (По мнению А.И. Филатова, за 4 минуты умирания сердце глубоконедоношенного 700-граммового новорожденного Ахмедова прокачало 3200 мл (!) крови, и магний дошел до желудка и почек и накопился в них (???!!!). В-четвертых, почему выемка следователем флаконов с фрагментами органов младенца Ахмедова из бюро СМЭ Калининграда состоялась 19 марта 2019 года, до издания постановления о проведении судебно-химической экспертизы (постановление датировано 20 марта 2019 года)? В-пятых, почему флаконы с фрагментами органов Ахмедова были переданы на судебно-химическую экспертизу в Москву спустя трое суток после выемки их в Калининграде (выемка флаконов с органами состоялась 19 марта 2019 года, а передача их химику Ю. Зорину в Бюро СМЭ в Москве состоялась 22 марта 2019 года), где путешествовали фрагменты органов Ахмедова в течение трех суток, в каких условиях и в чьих руках они находились, и не имела ли место контаминация содержимого пробирок тем же пресловутым сульфатом магния во время этого путешествия?
Возможно, следователи исходили из того, что наличие среди экспертов, подписавших обвинительное заключение нескольких человек, имеющих ученые степени, достаточно и позволяет рассчитывать на то, что выводы комиссии будут признаны как научно обоснованные, даже несмотря на отсутствие объективных доказательств и большое число противоречий. Не знаю также, о чем и как думала Косарева, и что пообещал ей следователь, но если бы все события, которые якобы разворачивались на ее глазах, были бы правдой, то она должна рассматриваться судом как пособник или соучастник преступления. До возникновения этого дела я даже не мог предположить, что ошибочные математические расчеты, субъективные умозаключения «экспертов» и свидетельские показания человека, чья профессиональная некомпетентность и личная заинтересованность при внимательном изучении материалов дела должны вызывать большие вопросы, могут быть основанием для обвинения в убийстве.
Т.к. адвокаты ввели в курс дела меня, как и ряд других независимых экспертов профессионального сообщества до начала судебного разбирательства, то, заботясь в том числе о репутации главного специалиста, мы нашли способ сообщить ему, что подписанное им заключение судмедэкспертизы является необоснованным, и противоречит фактам и здравому смыслу. Решившись на этот шаг, мы не исключали, что он подписал документ, не вникая в его содержание (с большими начальниками так иногда бывает). Но ко всеобщему удивлению специалистов главный неонатолог Минздрава России публично заявил, что представленных доказательств убийства ребенка врачом более чем достаточно. Правда, после требования адвокатов Элины Сушкевич провести дополнительную экспертизу (от назначения независимой экспертизы, что настоятельно рекомендовал сделать Председателю Следственного комитета России А.И.Бастрыкину Президент Национальной медицинской палаты Л.М.Рошаль, следователи отказались) Д.О.Иванов, на всякий случай, делегировал вместо себя в качестве судмедэксперта своего прямого подчиненного – доцента, к.м.н. Ю.В.Петренко, который одновременно является и проректором по лечебной работе СПбГПМУ, и главным (внештатным) специалистом по неонатологии Минздрава России по СЗФО. В рамках начавшихся судебных слушаний именно доцент Петренко Ю.В. вынужден отстаивать точку зрения своего руководителя. Любопытно, что в комиссию по проведению дополнительной судебно-медицинской экспертизы кроме доцента Петренко, вошли 5 из 6 специалистов, проводивших первую экспертизу, в том числе и находящийся в прямом должностном подчинении Иванова Д.О. врач анестезиолог-реаниматолог, профессор Ульрих Г.Э. Так что дополнительной вторую судмедэкспертизу, проведенную в рамках предварительного, следствия можно назвать только условно. Для создания видимости обновления состава экспертов в комиссию был введен врач акушер-гинеколог, профессор Шапкайц В.А., сделавший заключение, что перинатальная помощь, оказанная потерпевшей, полностью соответствовала действующему Порядку и стандартам медицинской помощи по профилю «Акушерство и гинекология».
Для чего нужны все эти детали? Для того, чтобы понять, что только после начала судебного процесса стало ясно, какой смысл генерал А.И. Бастрыкин вкладывал в слова «неопровержимые доказательства» в беспрецедентном интервью Российской газете, опубликованном в преддверии суда. С самого начала процесса судья Капранов Сергей Викторович предпринимает энергичные усилия, чтобы не допустить к выступлению перед присяжными заседателями любых экспертов и свидетелей, чья точка зрения отличается от официальной точки зрения следствия. Так по формальным (и во многом надуманным) основаниям были отведены три врача-эксперта, привлеченных стороной защиты (два неонатолога: академик РАН, д.м.н., профессор Володин Н.Н. и д.м.н, профессор Дегтярев Д.Н., и один токсиколог – д.м.н., профессор Суходолова Г.Н.). В процессе слушаний, состоявшихся 23.10.2020, все вопросы адвокатов, направленные на выявление противоречий между фактами и умозаключениями официальных экспертов, судья отклонял под предлогом того, что они носят общий характер или не имеют для дела существенного значения. Более того, когда в присутствии присяжных заседателей адвокаты защиты абсолютно обоснованно ставили под сомнения выводы официальной экспертизы, судья прерывал слушания, а потом пояснял присяжным заседателям, среди которых нет ни одного медицинского работника, что все услышанное не должно учитываться при принятии решения, так как дискуссия идет по вопросам, носящим процессуальный характер... Несколько раз в ходе судебного заседания, в наиболее ответственные моменты, когда представитель официальной экспертизы на вопросы адвокатов защиты отвечал настолько неудачно, что и людям даже без медицинского образования могло стать понятно, что с экспертизой не все ладно, судья не просто прерывал заседания, а вежливо отправлял присяжных на технические перерывы, во время которых проводил с адвокатами «разъяснительную работу». Не знаю, может быть такой стиль ведения открытых судебных заседаний и есть образец правосудия (на слушаниях с участием присяжных заседателей я оказался впервые), но у меня сложилось полное впечатление, что судья всеми возможными, вероятно, легитимными способами, препятствует установлению истины и реальной причины смерти ребенка. В конце второго дня судебного заседания, после того как судья неоднократно блокировал уточняющие вопросы адвокатов и отказал в возможности выступления в суде врачу-токсикологу Суходоловой Г.Н., адвокаты со стороны защиты единодушно заявили отвод судье по причине его препятствования выяснению всех обстоятельств дела. Судья Капранов С.В. взял технический перерыв и, пробыв в совещательной комнате не более 10 минут, вернулся огласить вывод, что ни у кого нет оснований сомневаться в его беспристрастности. Таким образом, судья Капранов С.В. отклонил свой собственный отвод…
Чтобы Вы не подумали, что я что-либо преувеличил, в ближайшее время будет опубликована расшифровка записей публичных пояснений и ответов на вопросы адвокатов врача судмедэксперта – организатора официальной экспертизы Филатова А.И., которые он дал перед присяжными заседателями, пытаясь обосновать точку зрения обвинения. То, что эти записи подлинные, я могу подтвердить путем предоставления аудиозаписей, благо на открытых слушаниях все вопросы и ответы можно было записывать на диктофон. Кроме того, большинство материалов уголовного дела, уже оглашены в суде, и при необходимости с ними можно тоже ознакомиться. Таким образом, любой не ангажированный человек, имеющий высшее медицинское образование, может убедиться, что я ничего не придумал.
Тем не менее, мне очень горько все это описывать, т.к. в тексте я вынужден давать нелицеприятные оценки действиям отдельных коллег. В том числе тем, которые по роду своей деятельности должны показывать пример безупречной гражданской позиции и профессионализма студентам-медикам и молодым врачам. Вместе с тем, все вышеописанное свидетельствует о том, что врачебное сообщество должно научиться предотвращать и самостоятельно регулировать ситуации, подобные той, которая два года назад произошла в Роддоме №4 г. Калининграда. Необходимо добиваться усиления роли Национальной медицинской палаты в качестве органа, имеющего полномочия проводить независимую судебно-медицинскую экспертизу, а не полагаться на следователей, которые подбирают «специалистов» по своему усмотрению.
Необходимо задаться вопросами: какова реальная цель создания медицинского департамента в структуре Следственного комитета России, и сможет ли контролировать методы работы этого департамента медицинская общественность? Точно ли судебная власть в нашей стране не зависит от органов предварительного следствия, или все, что происходит в Калининградском суде – чистая случайность? Каким образом на судебном процессе по делу Э.С.Сушкевич гарантируется ее конституционное право на защиту и конституционный принцип презумпции невиновности? Когда и кто начнет обеспечивать в Калининграде конституционный принцип состязательности сторон в ходе судебного разбирательства? Кто ответит за то, что ненадлежащие доказательства вины Элины Сушкевич еще до решения суда выдаются стороной обвинения за неопровержимые, а судья ставит препятствия всем, кто может их легко опровергнуть?
И еще: не считают ли в Минздраве России, что волюнтаризм и поверхностное отношение к делу отдельных главных внештатных специалистов свидетельствует о необходимости реформирования всего института главных внештатных специалистов? Не пора ли передать их функции Национальным медицинским исследовательским центрам, располагающим гораздо большими интеллектуальными и профессиональными ресурсами?
Не решив этих вопросов, мы не сможем гарантировать, что клинические рекомендации, которые активно разрабатываются профессиональными сообществами с участием ведущих клиник страны, будут внедряться в практическое здравоохранение в полном объеме, а аудиты качества медицинской помощи не превратятся в инструмент запугивания врачей со стороны Следственного комитета. Если сейчас оставить все без изменений, судебные процессы, подобные калининградскому, могут начаться во многих регионах России. А это, в свою очередь, остановит или значительно замедлит как совершенствование региональной перинатальной помощи, так и развитие отечественного здравоохранения в целом.
Так как президент Национальной медицинской палаты Л.М.Рошаль обратился с личной просьбой к Президенту Российской Федерации В.В.Путину уделить внимание этому беспрецедентному с 1953 года делу, я, также как и часть моих коллег, пока верю, что справедливость восторжествует. Тем не менее, обращаюсь ко всем с призывом:
Произвол по отношению к детскому врачу анестезиологу-реаниматологу Э.С.Сушкевич необходимо остановить! Пока еще не поздно…
Врач-неонатолог, д.м.н., профессор Д.Н. Дегтярев
Что об этом думают врачи можно узнать на mirVracha.ru!