Судьба и подвиг нашего земляка, потомка старинного французского дворянского рода, кавалерийского генерала, героя Отечественной войны 1812 года Антона Антоновича Скалона - в рассказе историка Сергея Исупова (опубликовано в газете "Деловой Бийск" № 29 (870) 20 июля 2011 года).
Иногда летопись истории нашего города, заполненная сухой цифирью статистики и конкретикой фактов, то есть повседневной обыденностью, вдруг расцвечивается такими яркими и загадочными сюжетами, которым бы позавидовали самые знаменитые романы авантюрного жанра. Особенно изобилует ими прошлое Бийска XVIII - XIX веков. Действительно ли у слияния Бии и Катуни стоял знаменитый идол сибирских языческих племен, известный русским землепроходцам как «Золотая баба»? Правда ли, что до сих пор под улицей Советской сокрыта целая система подземных ходов, оставшихся со времен Бийской крепости? Неужели сосланный сюда в 30-е гг. XIX в. мичман морского гвардейского экипажа Петр Соболевский на самом деле был незаконнорожденным сыном великого князя Константина Павловича Романова?
И таких увлекательных, запутанных сюжетов в провинциальном, но не сером и скучном прошлом нашего города, множество. Один из них повествует о нашем земляке, блестящем и талантливом кавалерийском генерале, герое Отечественной войны 1812 года Антоне Скалоне.
В тот вечер окошко приходского домика крепостной Петропавловской церкви долго мигало в осенних сумерках огоньком свечи. Верный своей многолетней привычке, священник Стефан Удинцов подробно записывал в «поминальник» все особенное, произошедшее в Бийске за день минувший. Среди прочих событий первым он отметил, что «сентября 6 дня нынешнего 767 году, семейство драгунского полковника Антона Данилова Скалона прибавку имеет щастливым рождением сына ево, нареченного по отцу Антоном же…»
Так, в казенном «воинском апартаменте» далекой сибирской крепости появился на свет еще один потомок старинного французского дворянского рода. Согласно фамильной легенде, корни его уходят в темные века раннего Средневековья, во времена первых крестовых походов. В 1098 году, при штурме арабской крепости Аскалон, что в Палестине, более других отличился рыцарь из графства Лангедок, первым пробившийся на крепостную стену. За это граф Готфрид Бульонский пожаловал его золотыми шпорами и дворянским титулом, повелев именоваться впредь де Скалоном. Геральдическими знаками герба нового дворянского рода стали лилии и мечи — символы душевной чистоты и воинской доблести.
Впервые о генеалогии Скалонов мне поведал один из его далеких прямых потомков — сибирский краевед и библиограф Александр Феликсович Володкович, который долгое время являлся председателем Новосибирского историко-родословного общества и многие годы посвятил изучению истории своего старинного рода. По мнению одного из авторитетных российских исследователей в области генеалогии русских дворянских фамилий, историка М. Ю. Катина-Ярцева, «для генеалогов этот род обладает какой‑то неизъяснимой притягательностью». По данным, опубликованным исследователями генеалогии Скалонов, в конце XVII века протестант (гугенот) по вероисповеданию Жорж (Георгий) Скалон покинул Францию и отправился в дальние края. Что же заставило его предпринять такой шаг? Вероятнее всего, это произошло после отмены в 1685 г. Нантского эдикта, которым в 1598 г. французский король Генрих IV Наваррский гарантировал протестантам свободу вероисповедания и отправления религиозных обрядов. Его внук Людовик XIV возобновил преследования, и тогда в Пруссию, Англию, Швецию устремились десятки тысяч эмигрантов. Многие гугеноты нашли приют в шведском городе Гетеборге. Именно здесь 1 февраля 1701 г. был крещен его сын, Даниель Скалон. В «Деле о дворянстве рода Скалонов», хранящемся в Российском государственном историческом архиве (РГИА), указано, что после смерти Жоржа Скалона и его жены их сыновья перебрались в Россию.
Отныне рыцарский род «лилий и мечей», не утративший ни честности, ни доблести, начинает ратную службу новой Отчизне. В штатных расписаниях российского офицерского корпуса армии Петра Великого за 1710 год числились Степан и Даниил Скалоны. Степан имел чин инженер-капитана и служил в Московском арсенале. Даниил, поступивший на военную службу в звании унтер-офицера, продолжил ее в Коллегии иностранных дел, затем состоял флигель-адьютантом генерал-фельдмаршала князя И. Ю. Трубецкого. Перед выходом в отставку имел чин полковника Киевского драгунского полка. Его сын Антон Даниилович военную карьеру начинает пажом при ландграфе Гессен-Гамбургском, затем уже обер-офицером участвует в Крымских походах фельдмаршалов Ласси и Миниха, а первое штаб-офицерское звание майора и первый орден Святого Равноапостольного Георгия Победоносца 4‑го класса получает во время Семилетней войны.
В начале царствования Екатерины II начинается сибирский этап военной биографии Антона Данииловича. В 1765 г. он командовал одним из драгунских полков, дислоцирующихся на южно-сибирской пограничной линии, а годом позже был назначен командиром драгунской бригады, состоявшей из Луцкого, Суздальского и Вологодского полков, и расквартированной в Бийской крепости. Сибирские драгуны тогда считались одними из сильнейших в линейной кавалерии империи и именовались «кавалерией высшего ранга российских провинций».
«Звездным часом» в судьбе драгунского командира, к этому времени уже получившего чин генерал-майора, стал 1774 г. По приказу командующего сибирскими войсками генерала-поручика И. А. Деколонга он организует вооруженную борьбу с пытающимися прорваться в Западную Сибирь отрядами пугачевцев и наносит им ряд тяжелых поражений в уральских провинциях.
За «усмирение Пугачевского бунта» драгунский генерал в 1775 г. был пожалован императрицей орденом Святой Анны I класса, а его восьмилетний сын Антон был зачислен рядовым в роту лейб-гвардии Преображенского полка, где капитаном состоял сам наследник — цесаревич Павел. Запомните эту дату — год, когда впервые пересеклись судьбы будущего героя 1812 года и будущего императора. Еще через год А. Д. Скалон становится командующим всеми войсками сибирских провинций, затем следует производство в чин генерала-поручика. Как свидетельствуют современники, на новом посту он показал себя талантливым военным администратором и «тщился более о принесении краю мирных польз от устроения хлебопашества и торговли». Думаю, что это соответствует истине. Оставаясь боевым кавалерийским генералом, А. Д. Скалон заботился и об установлении мирных, взаимовыгодных отношений с местными народами, и о хозяйственном освоении пограничных районов юга Западной Сибири. Еще в 1774 г. он составил первый в России русско-киргизский словарь-разговорник, а в 1776 г. его стараниями по всем крепостям укрепленных линий проведены первые опыты пчеловодства. Умер А. Д. Скалон в 1777 г. во время инспекторской поездки в Усть-Каменогорскую крепость, где и был погребен.
Тем временем его сын делает первые шаги по ступеням лестницы военной карьеры. Архивные документы донесли до нас каждый этап этого восхождения. Держу в руках фотокопию послужного списка, сохранившегося в коллекциях офицерских и генеральских формуляров Российского государственного военно-исторического архива. Два листа плотной «мануфактурной» бумаги желтоватого цвета начала XIX в., по‑военному лаконичные строки, рапортующие о судьбе российского офицера. О судьбе и типичной, и уникальной, и во многом еще загадочной.
Итак, «Антон, Антонов сын Скалон. Шеф Иркутского драгунского полку, генерал-майор и орденов Святаго Великомученика и Победоносца Георгия 4‑го класса, Святаго Равноапостольного князя Владимира 3‑ей степени, Святой Анны 2‑го и 3‑го классов кавалер; лет от роду 45». Этот формуляр был заполнен незадолго до начала войны 1812 года, хотя последние строки в него записали уже в 1813 году, уже после выяснения всех обстоятельств героической гибели генерала. С момента зачисления восьмилетнего недоросля в лейб-гвардии Преображенский полк до начала царствования Павла I в его военной судьбе все скорее типично, нежели особенно. В 1783 году шестнадцатилетний Скалон получает офицерский чин поручика в Сибирском драгунском полку, через три года он капитан, спустя еще семь — майор. Повышение в офицерских чинах достаточно быстрое для дворянина и генеральского сына, но не феерическое. А вот с 1798 года его карьера прямо‑таки взрывается фейерверком чинов и монарших милостей от нового императора. В 1800 г. он уже шеф Иркутского драгунского полка и генерал-майор, а затем и генерал-инспектор всей кавалерии Сибирского корпуса!
В чем же секрет головокружительной карьеры провинциального драгунского офицера? Я думаю, прежде всего, в его личных человеческих качествах и военно-организаторских способностях. Да, император Павел I был монархом неоднозначным и личностью крайне противоречивой. Трактовки его недолгого царствования многообразны и подчас полярны — от «реакционного контрреформатора» до «последнего рыцаря на троне» и «венценосного Дон Кихота». Полагаю, что к истине более близка оценка современного исследователя Н. Эйдельмана, блестящего знатока истории Российской империи XVIII‑XIX вв. Оценивая недолгое царствование Павла I, он писал, что его правление вызвало всеобщее недовольство дворянства, интересы которого были сильно ущемлены восстановлением обязательной службы, введением для них массы стеснений и ограничений. В то же время император издает ряд указов, облегчавших положение крестьян и солдат. По примеру Петра Великого, Павел начинает ожесточенную борьбу (впрочем, традиционно малоуспешную) с казнокрадством, взяточничеством и беззаконием, царившими в гражданских ведомствах и армии. В 1798 году уполномоченные и проинструктированные лично Павлом офицеры-инспекторы провели тщательную проверку всех войск Сибирского корпуса. Познакомившись с результатами инспекции, император был взбешен злоупотреблениями полковых и иных командиров, их жестоким обращением с нижними чинами. После проверки очень многие обер, штаб-офицеры и даже генералы не только были отставлены от службы без права ношения мундира и пенсий, но и преданы суду. Вот факты. Подполковник гарнизонного полка сибирского города Тара Самарин за жестокое обращение с солдатами и «за разные по службе злоупотребления исключается из службы с лишением чинов и отсылается под суд». В 1799 г. за казнокрадство и «обращение в пьянство» были уволены из армии и «отданы под военный суд» еще 12 обер и штаб-офицеров Сибирского корпуса.
На этом фоне резко выделяется Иркутский драгунский полк подполковника Скалона. За «ревностное служение и содержание полка в отменном состоянии» он получает чин полковника и назначается командиром драгунской бригады. В 1800 году А. А. Скалон побывал в Петербурге, где после официального представления императору по случаю пожалования генерал-майорского чина имел с Павлом долгую, доверительную беседу. По свидетельствам очевидцев, монарх был весьма благосклонен к генералу, удостоил его чести разделить с ним обеденную трапезу и, представляя своему ближайшему окружению и семье, воскликнул: «Вот мой сибирский Скалон!» Доверие императора к Скалону было столь велико, что, узнав о якобы созревшем заговоре своих сыновей, он подготовил указ о заключении Александра в Петропавловскую крепость и ссылке Константина в Иркутский драгунский полк под личный надзор преданного генерала. Затем последовали трагические события 11 марта 1801 года. В ту ночь офицеры столичных гвардейских полков запятнали себя убийством законного российского монарха, и большинство современников назвали этот очередной дворцовый переворот «кровавым злодейством».
Вскоре после переворота новый император Александр I подписал прошение генерал-майора А. А. Скалона об отставке, наложив резолюцию: «С правом ношения мундира, но без пенсиона». Партикулярная, штатская жизнь отставного драгунского командира продолжалась до весны 1806 года. В это время Россия, ведущая войну с рожденной гением Наполеона Французской империей, как никогда нуждалась в тех опытных генералах, которые по разным причинам оставили службу после марта 1801 года. Некоторые не пожелали служить замешанному в отцеубийстве монарху, некоторых удалили «по Высочайшему повелению». В 1806‑1807 гг. большинство из них, призванные чувством долга перед Отчизной, вернулись на военную службу, осознавая надвигающуюся «грозу двенадцатого года». Есть сведения, что Скалон вернулся в армию после личной просьбы самого Александра, переданной ему в устной беседе с каким‑то высшим штабным чином Военного министерства. Так это было или нет — не важно. Не мог этот человек оставаться безучастным к судьбе искренне любимой им России.
С 26 апреля 1806 г. генерал Скалон снова в седле — «принят Высочайшим повелением в службу тем же чином с оставлением шефства Иркутским драгунским полком». Снова он командует эскадронами своих мрачноватых, коренастых сибиряков, снова его полк становится одним из лучших не только в Сибирском корпусе, но и во всей драгунской кавалерии империи. Уже через шесть месяцев в его послужном списке появляется резолюция командующего войсками Сибири генерал-лейтенанта Н. И. Лаврова, свидетельствующая, что генерал-майор Скалон «к повышению достоин, своим служением предан». В этом же документе есть записанные собственноручно Скалоном краткие автобиографические сведения, которые сообщают, что он «французской нации из дворянства, уроженец российский, лютеранской веры генерал-лейтенанта сын; российскую службу принял навечно и по отставке желаю остаться в России и на подданство со своими детьми присягу принял».
Уже в 1807 году драгунский генерал сменяет Лаврова на посту командующего вой-сками пограничных линий, а год спустя руководит передислокацией размещенных в Сибири регулярных полков на западные границы России. Для того чтобы понять причины их вывода, необходим небольшой экскурс в историю регулярных частей края.
История регулярных войск начинается здесь в 1711 г., когда по указу Петра I формируются три первых гарнизонных полка. Организационная структура постоянно увеличивающегося военного контингента Сибири складывается в 60‑70‑е годы XVIII в. из 12 расквартированных здесь пехотных и драгунских полков, гарнизонные полки и команды сводятся в Сибирский корпус под командованием генерала-поручика И. И. Шпрингера. Большая часть войск корпуса численностью около 25 тыс. чел. сосредотачивается в Западно-Сибирском порубежье — на Иртышской, Ишимской, Колыванской и Кузнецкой пограничных линиях. На огромном пространстве от Бийской крепости до Южного Приуралья гарнизоны крепостей и редутов составляли части Томского, Ширванского, Селенгинского пехотных, Сибирского и Иркутского драгунских, 18‑го и 19‑го егерских полков. К концу XVIII в. обстановка на южно-сибирских линиях стабилизировалась настолько, что необходимость держать столь внушительные силы отпала, и встал вопрос о дальнейшей судьбе войск корпуса. В 1796 г., незадолго до смерти, Екатерина II предполагала большую часть полков расформировать, а солдат причислить к сословию государственных крестьян и расселить по прилинейным землям для «разведения хлебопашества». Три года спустя Павел I высказал идею о формировании из полков Сибири особого корпуса для «восточного удара» по английским колониям в Индии. В 1802 г. по указу Александра I, который тоже рассматривал несколько проектов реорганизации Сибирской воинской инспекции, полки стали считаться стратегическим резервом российской армии и укомплектовывали по штатам мирного времени: 100 % офицерского состава, 75 % сержантского и 50 % рядового. После заключения Тильзитского мира с Францией судьба сибирских полков была решена. Используя мирную передышку, правительство ускоренными темпами реорганизовывало и пополняло армию, готовясь к будущей войне с Наполеоном. В декабре 1807 г. Государственный Совет распорядился о передислокации всех армейских полков Сибири на западные границы империи. В качестве основной военной силы в регионе оставались линейные казаки и гарнизонные батальоны. Вывод полков под командованием генерал-майора А. А. Скалона начинается летом 1808 года.
В июле в Омской крепости сконцентрировалось пять полков, передислоцированных из мест расквартирования на запад: 19-й егерский полк (из района Бийской, Кагунской и Ануйской крепостей), Томский мушкетерский (из района Барнаульского завода и Змеиногорского рудника), Ширванский мушкетерский (из Усть-Каменогорской крепости) и выведенные с Иртышской линии Сибирский и Иркутский драгунские полки. В сентябре части начали длительный переход через Оренбург и Казань в районы новой дислокации на территории Волынской губернии. Марш сибиряков завершился в феврале 1809 г. Полки не потеряли ни единого человека дезертировавшим или отставшим по болезни (все 6 больных солдат и 2 офицера оставлены по их настоятельным просьбам в походных полковых лазаретах), не было зарегистрировано дисциплинарных нарушений и неуставного отношения к населению. В официальной реляции о благополучном переходе полков командование отмечало: «Сей марш исполнен был в отличном порядке, с особливым сбережением нижних чинов и всех полковых имуществ». Военный министр на этом документе начертал резолюцию: «Генерал Скалон восхищения и награды достоин».
К 1812 г. из Сибири было выведено 7 пехотных, егерских и драгунских полков, которые распределились по дивизиям 1‑й и 2‑й Западных армий. Кроме того, из состава каждого выделили по 6‑8 рот, ставших кадровой основой для формирования еще 12 пехотных и кавалерийских полков, а все гренадерские роты частей Сибирского корпуса включили в состав сводно-гренадерских дивизий армий
Окончание читайте по этой ссылке.
При подготовке статьи автор использовал данные личного архива и материалы фондов Бийского краеведческого музея им. В. В. Бианки