Алексей Федотов Кожаные ризы. Роман. Часть 1. Во тьме и тени смертной. 10. Разговор в дороге

Дорога от университета была не близкой, поэтому о чем только не вспомнили два друга!
- А помнишь отпевание Требушинского? - спросил вдруг Барт.
- Не вспоминай, - скривился Петров.
Доцент из последователя научного атеизма в последние годы своей жизни заделался сильно православным, но крест не носил, о чем, правда, мало кто знал. И вот, когда он умер, почему-то получилось так, что отпевать его привезли только на пятый день, видимо, ждали кого-то на похороны. Труп сильно разложился, но в морге его чем-то накачали, отчего он стал еще более мягким, но запаха не было. И вот в храме один из друзей покойного, тоже с такой же убежденностью говоривший о православии, как раньше об атеизме, вспомнил, что крестика на умершем нет.
- Положите ему на грудь, - сказал священник.
- Нет, надо же как следует...
Прирожденный пропагандист приподнял ставшую совсем мягкой голову, лежащую на подушке, как вдруг что-то хрустнуло... Карл Владимирович предусмотрительно спрятался за колонной, поэтому он пострадал меньше всех от брызгов, полетевших во все стороны. А вот инициатор надевания креста потом месяц лечился в психиатрической клинике, да и многим другим мало не показалось...
- Отпели ли его тогда? - спросил Петров.
- Да, у священника нервы были хорошие. Но «поскору».
- Чего только не бывает в жизни! - вздохнул Иван Николаевич.
- Это да. Ты вот мне скажи: если у Бога нет времени, то ведь Второе Пришествие уже произошло?
- Сложно сказать. Для нас-то оно не произошло. А как богатому в притче о Лазаре было сказано ни от нас туда не переходят, ни оттуда к нам.
- То есть, есть параллельный мир, в котором Воскресение мертвых уже произошло, и мы там с преображенными телами?
- Э, куда тебя понесло! Для нас его нет.
- Почему?
- Потому что для нас еще ничего определено, где мы будем и с какими телами, возможно, с такими, как у Требушинского...
Барт поежился:
- Пожалуй, ты прав. То, что Богу известно то, что с нами будет, и то, что у Него уже совершается в параллельном мире наше будущее для нас не есть детерминизм; свобода выбора определяет наше бытие...
- Вот это уже более разумные слова. Помнишь как долго мы шли к тому, чтобы понять, что такое чудо?
- Нам тогда Лосев здорово помог, - улыбнулся профессор и на память продекламировал длинную цитату: - «если взять христианскую мифологию, то творение мира есть величайшее чудо, искупление – величайшее чудо, рождение, жизнь и смерть человека – сплошное чудо. Спрашивается: что же такое является тогда чудом, если не-чуда вообще никакого нет, если вся мировая и человеческая жизнь, со всеми ее мелочами и подробностями, есть сплошное чудо? … Не нарушение законов природы есть чудо, а, наоборот, установление и оправдание, их осмысление. С точки зрения мифического сознания чудо-то и есть установление и проявление подлинных, воистину нерушимых законов природы».
- А помнишь, как он хорошо написал о материи? - оживился и Петров и также по памяти процитировал «Диалектику мифа»: «Если материя вещи есть реальность вещи и больше ничего, то материалисты – Платон, Аристотель и Плотин, ибо они признавали реальность космоса и даже давали его великолепную диалектику; материалисты – все Отцы Церкви, ибо они признавали реальность Бога, реальность творения мира, реальность творения и грехопадения человека, реальность Христа и всей евангельской истории, реальность гибели и спасения людей».
- Чему нас научили в нашем атеистическом прошлом — это заучиванию цитат, - усмехнулся Карл Владимирович. - Даже в таком состоянии, они не вылетают у нас из головы... Но вот мы и пришли. Зайдем ко мне? У меня есть бутылка бренди.
Друзья поднялись в однокомнатную холостяцкую квартиру профессора, долго еще говорили о чем-то. На другой день Барт с трудом встал и решил, что на работу он, пожалуй, не пойдет. Увидев на столе полстакана недопитого бренди, он залпом их опрокинул, после чего жизнь перестала казаться такой уж безотрадной. «Пожалуй, можно и сходить в университет», - подумал он. Купив по дороге бутылку водки и какой-то салат в одноразовой упаковке, Карл Владимирович во всеоружии пришел в свой кабинет. Выпив стопку водки и съев салат, он почувствовал, что готов продолжить чтение рукописи, которая занимала его все больше...