На последней скамейке костела Марии Королевы Розария, сидели четверо. Бомж, эмигрант, подслеповатая старушка, и бледная девица лет 35. Каждый пришел сюда со своим. С чем-то личным, глубоким, с чем не пропихнешься вперед, да этого и не нужно, выпячивать себя и особо гордиться тут нечем. У бомжа на шее висела табличка "Добрый день! Я инвалид", он рассчитывал после службы разжалобить прихожан, но их как на грех, пришло совсем немного. Поняв это настроение у приветливого инвалида заметно скисло. Его соседка невысокая старушка с вековой обидой на лице, сухонькой рукой теребила четки и настойчиво просила св. Лаврентия за всех алкозависимых, другие молитвенные намерения ее не волновали. Белокожая, анимичная девица делала вид, что все что здесь происходит ее не касается. Хотя само ее пребывание здесь, подчеркивало последнюю, отчаянную надежду. Оказавшийся среди этой компании эмигрант, специально садился на последнюю скамейку, чтобы никого не смущать своими тихими молитвами на родном языке. Это место он полюбил, потому что Бог ему казался, единственным родным лицом. Все о чем бы он не вспоминал, Бог знал это, Он видел и широкие степи и ветра, и сугробы. Бог был своим парнем. Больше об этом поговорить эмигранту было не с кем. В какой-то момент, когда остальные прихожане затянули пасхальное "аллелуйя", все четверо вдруг ощутили, что как не крути, а жизнь просрана. Старушка глубоко вздохнула, бледная девица опустила печальные глаза, окончательно разочарованный бомж спрятал табличку, эмигрант вновь ощутивший свое тягучее одиночество, мысленно заговорил с местным Богом на родном языке. Затем для успокоения незаметно отыскал сигареты в своем кармане. Они пришли сюда каждый со своим, но им было одинаково безвыходно, и каждому из них требовалось немного, лишь маленькое чудо. И хотя, как говорится, мир большой, но за этим чудом больше идти им было некуда, потому они здесь и сидели.