Кристина лежала без сна. Дом её старой воспитательницы Софьи Николаевны пах сырым деревом. "Наверно, подпол плесневеет. Тут много таких домов, старых, кривых и сырых."
Она только позвонила, сказала на два дня. Очень надо. Приедет объяснит.
В роддоме ей отдали немногие вещи, студенческий лежал сверху. Открыла. С фотки смотрела подруга. Лучшая подруга. По детдомовским меркам- сестра. Глухова Катя.
Снимок был очень старым, лет пятнадцать, они вместе ходили к фотографу перед выходом из детдома, у неё есть такая же. Катя тогда ехала в Самару, Кристина рулила в Дубну. Дорожки их разошлись.
Она приехала к Софье Николаевне узнать хоть какие-то подробности, но та знала немногим больше.
-Это был Гаврош в юбке. Её место на баррикаде.
Лучше и не скажешь. Семь слов, два предлога- вот вся Катюшина суть. Они часто созванивались, но толком понять, как идут дела, было невозможно в силу скорострельности Катиной речи и обилия междометий вместо эмоций. Так же скорострельно она и жила, с теми же незатухающими эмоциями.
Сон накрывал мягкой пеленой.
Белая река разметала по разны берега их маленькие плотики. Не докричишься. Не домашешься. Тот шквал опрокинул Катин плотик, унёс душеньку безвинную. А вода, где была она, сделалась белая-белая.