Найти в Дзене
У нас в провинции

Первый месяц учебы в институте (история одной фотографии)

В начале сентября нас распределили по группам, а через два дня отправили на месяц «на картошку». Так началась моя учеба в столичном вузе. На дворе стоял 1977 год, эпоха застоя, в которой все было регламентировано, но все крутилось и исправно работало.

Выехали мы в подмосковный совхоз «Заокский» или «Приокский» целой автобусной колонной, заселились в опустевшем пионерском лагере. Условия были вполне комфортные: комнаты на четверых, душевые в отдельном корпусе, столовая. Кормил совхоз как на убой. Не было такого, чтобы еда раздавалась порциями. Дежурные по группе получали у повара кастрюлю щей, кастрюлю картофельного пюре, поднос тефтелей, поднос салата из свежей капусты и опять же кастрюлю компота. Все делилось уже на столах, а точнее, каждый ел, сколько хотел.

Я окончила сельскую школу и, начиная с класса шестого, каждый сентябрь собирала картошку на совхозных полях, поэтому работа была привычной. Первые две недели прошли без особых эксцессов. Никто нас не подгонял. Работали, как считали нужным. Не особо стараясь, я ни от кого не отставала. Поля эти были бесконечными, кусты виднелись на горизонте, и время от времени мы отправлялись туда девичьими или ребячьими стайками. Возвращаться никто не спешил, день прошел – и слава Богу. Единственно, что когда нас в середине месяца отправили на свеклу (на снимке), то начались затяжные дожди. Студенты народ изобретательный, выход нашелся – мы сделали себе плащи из полиэтиленовой пленки. Только свекла эта запомнилась частыми ранками, которые я получила в процессе срезания ботвы острым ножом. У меня единственной до того не было хлопчатобумажных или резиновых перчаток, я не знала, где их берут и не взяла с собой. Но одна девчонка со мною поделилась, ее мама натаскала хэбешек с завода. И тогда я перестала ранить руки.

По вечерам мы стирали свои перчатки, мыли и ставили сушить сапоги, а потом бродили по территории лагеря, шурша опавшими листьями клена, сидели в беседках и любовались огромными просторами и излучинами Оки, освещенными последними лучами лимонного заката. В юности остро чувствуешь красоту…

А после ужина были танцы. Правда, непродолжительные, потому что отбой, как и подъем, был ранним. Конечно, мы не укладывались спать по команде, а еще долго пели в своей комнате под гитару, болтали о том о сем, а кое-кто убегал через окно на свидания и тем же путем возвращался.

Я в конце лета прочитала «Лунный камень» Уилки Коллинза и бредила зыбучими песками. Днем увидела неподалеку от лагеря большой овраг с песчаными откосами и решила ночью туда спуститься. Захотелось сильных эмоций. Никому ничего не сказала, вылезла в окно и в полной темноте покинула территорию лагеря. По другую сторону оврага было небольшое предприятие за заборчиком. Ночью там на вагончике сторожа горел фонарь, слепивший мне глаза, поэтому нашла край оврага чуть ли не на ощупь. Цепляясь за кусты и сухие прутья полыни, спустилась на самое дно и долго стояла, прислушиваясь, как звенят-поют песчинки. Может, они и не пели, но мне слышался их потусторонний звон. Под конец испугалась, что меня затянет в эти пески так, что никто не найдет, я выбралась наверх, где рядом с оврагом проходила тропа, и чуть нос к носу не столкнулась с каким-то пожилым дядькой в рабочей спецовке.

- Ты что тут делаешь? – удивленно спросил он.

- Заблудилась, - соврала я, не зная, как объяснить свое внезапное появление.

- А откуда ты идешь или куда? – уже спокойнее спросил он.

Я побоялась, что он поведет меня к лагерному начальству, поэтому опять соврала, назвав деревню в двух километрах от нас.

- Подожди здесь, я сейчас освобожусь на работе, - он кивнул в сторону вагончика, - и отведу тебя в деревню.

Когда он скрылся в темноте, я бросилась в другую сторону. Наверное, дядька думал потом, что я ему померещилась…

В последние недели работы в совхозе студентов заметно поубавилось: кто-то действительно простудился, а кому-то родители только добыли справку о том, что их чадушко заболел. Меня перебросили на помощь в чужую группу, потому что там кому-то не хватало пары. Это были наши неизменные передовики, их каждую неделю поздравляли в стенгазете-молнии, которая висела в столовой. Просто староста и комсорг там были идейными или стремились обратить на себя внимание руководства вуза, поэтому сумели хорошо организовать и мотивировать всю группу. Когда приехали на поле с морковкой, работа закипела. Мне было диковато наблюдать такое старание, но делать нечего, решила не отставать. К вечеру мои новые товарищи, кажется, были слегка удивлены моей работоспособностью, но я же деревенская… К тому же местные ребята-трактористы разрешили мне проехаться на «Беларусе», который мы изучали в школе, и хотя я на лихом повороте заехала на грядки и стала по ним прыгать, радости было много.

Начался октябрь, и нас направили на капусту. Вот это был урожай! Кочаны стояли плотно, бок о бок, ряды никак не кончались, а по утрам уже белел мороз. Еле-еле дотянули до конца срока «командировки» и той же поредевшей колонной вернулись домой.