Серж ЧЕХЛОВ
Илья Оганджанов. Человек ФИО: роман в рассказах. — СПб.: Алетейя, 2020. — 316 с.
…Что у нас есть из 90-х, помните? Если задуматься, всего два романа и оба — манифесты, поскольку другая лирика не вспоминается. «Generation Икс» Дугласа Коупленда и «Мачо не плачут» Ильи Стогова.
Автор первого романа собирался написать статью в журнал, да вышел роман поколения, автор второго склепал очередной калейдоскоп приключений из личной жизни с не менее журналистской прытью. Тогда еще гонзо-журналистика с нелегкой руки русского переводчика Буковски была популярна. Теперь вот «Человек ФИО» Ильи Оганджанова — по сути, роман исследование того самого состояния то ли эйфории, то ли истерии, которые первые два автора описали, не задумываясь и не анализируя. Во-первых, потому что американская традиция лишь описывает видимое, а русская, конечно, всегда копается в себе, но в случае «Мачо…» все в стране было как раз американизировано донельзя, так что два в одном, словно в известном сорте кофе, который итальянцы, изобретшие его, называют мочой.
Впрочем, в случае с романом Оганджанова все не так просто, и аннотация нас сразу предупреждает, что это чтиво не по горячим следам и даже не по волнам памяти. «Мозаичное полотно романа, искусно сложенное из небольших повестей, остросюжетных и бессюжетных рассказов, импрессионистических миниатюр, представляет трагическую судьбу потерянного поколения 90-х, пережившего жестокую и бесславную эпоху перемен».
И это, согласимся, поступок — не описывать подвиги с бодуна, а честно признать поражение. Или нет? Назвать свое поколение «потерянным» — это дань американским «разбитым» метафорам или трезвая констатация уже случившегося факта? Эпоха перемен, о которых пел Цой — обязательно в данном случае «бесславная» или это заключение, провоцирующее на классическое восстание с дивана с воплем «тварь я дрожащая» и далее как пойдет?
В самом романе «Человек ФИО», по сути, все именно так — сочетание игрового элемента и серьёзной прозы (классической, но с элементами модерна), упомянутая мозаичность и лиричность повествования, доверительная интонация в размышлениях о бытии. И как такое возможно, если все это — о нас? Или только так и можно, и пишется, и думается, и живется? С одной стороны, уход от линейности, от романной архаики в сторону большей лёгкости и свободы повествования, а с другой — продолжение лучших традиций русской литературы, и упомянуть стоит Чехова, Бунина, Юрия Казакова... Впрочем, у автора этих строк, помнится, в те времена тоже был лихой приятель, который, тем не менее, приглашал знакомых девушек не на рюмку супа и палку чая, а на полное собрание сочинении Куприна.
В любом случае в подобные параллели, конечно, хочется верить, но лучше — читать: может, и далее автор романа полюбит нас черненькими, ведь других в те времена Белого дома и танков вокруг него, у нас просто не было. Это, конечно, никого не извиняет, и выбор всегда есть. Возможно, даже что-то изменилось, и времена выбирают… Словно сокровища из дедовской готовальни, как герой романа в самом его начале, или джентльменский набор из дипломата отца: «несколько газет, купленных в киоске Союзпечати, сделанные мамой бутерброды, пара непишущих ручек и запасная пачка сигарет». С таких набором реликвий вряд ли в космонавты, тут бы из страны не уехать, когда все побежали, ведь если даже близкий человек не понимает, то хоть в петлю.
«Год, как институт бросил, — укоряет жена. — Инженер, видите ли, не его призвание. А какое оно, твоё призвание, инфантил несчастный?! Брал бы пример со старшего брата — какой — никакой, а бизнесмен».
В целом же роман, конечно, не только про «лихие» девяностые, как в рассказе «Легко и беззаботно», где, действительно, все на месте — фактура, характеры, накал страстей. Несколько картин из жизни начала 90-х. Торговый ларёк. Ночной продавец — молодой начинающий писатель. А какой был бизнес в 90-е, помните? «Брата» все смотрели? Те же нерусские на рынках, такой же бизнес у братьев Багровых. Впрочем, в романе все проще, без особого криминала: друга нашего героя, торговавшего на рынке кавказскими сосисками-гриль и присовокуплявшего втихую еще и свои порции, просто «с разбитой мордой из палатки за шкирок выволок и в ихний месрéдес зашквырнули», как сообщила дворничиха тетя Клава. Другие приятели? Был один, торговали вместе в палатке.
«Когда он однажды не вернулся, никто его не искал — он был детдомовский».
Как видите, ничего остросюжетного, все обыденно, но в то же время до боли трагично. Все судьбы — и в романе, и в рассказе, и на самом деле. А еще все оттого, что выстроена эта проза на тонких нюансах и контрастах: лиричность главного героя, которому не по себе от такой жизни, и наоборот — веселая витальность остальных персонажей — лёгкость и беззаботность, с которой они прожигают свою единственную и неповторимую жизнь. Разве не драма?
Или же, если речь об «интеллектуальном» — другой сюжет. Представьте, поезд, купе со случайной попутчицей, рассказ об этом в газете 90-х — о художнике, выбравшемся на пленер с термосом и хорошей колбаской и воспользовавшийся (буквально) и ситуацией, и попутчицей, и этакий отголосок в нашем романе.
«Зайду в тамбур. Мы будем молча курить. Она первой затушит сигарету, ввинчивая её в откинутую крышечку переполненной окурками пепельницы. Ступит за порог. Возьмётся за ручку туалетной двери и призывно оглянется на меня... Да, с такими бульварными сюжетами серьёзным писателем не станешь».
О чем, опять-таки, подобные параллели? О том, наверное, что все мы родом из 90-х, не иначе. И все мы немного Харрисоны, как писал Дима Быков. Только у кого-то в ФИО на «г», как у фантаста, а кому-то нравится тот, что из битлов, на «х»…
Примечание
Оганджанов Илья Александрович 1971, Москва.
Закончил Литературный институт им. А.М. Горького, Московский государственный лингвистический университет, Международный славянский университет.
Публикации: журналы «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь», «Урал», «Сибирские огни», «Крещатик», «День и ночь», Plavmost, «Вавилон», «Черновик», «Меценат и мир»; альманахи «День поэзии 2000», «Легко ли быть искренним», «Илья», «Словесность», «Кипарисовый ларец», «Артбухта»; антология «Русская поэзия. XXI век»; книги стихов: «Вполголоса», М.: ЛИБР, 2002, «Тропинка в облаках», М. Летний сад, 2019.
Переводы с английского: Т.С. Элиот, Роберт Фрост, Сильвия Плат, Уолт Уитмен, Дилан Томас, Эзра Паунд, Филип Ларкин. Переводы с китайского: Ду Фу.