На завод выделили автомобиль «Волгу», среди работников завода требовалось найти самого достойного автовладельца. Приобретение автомобиля считалась чем-то сверхъестественным, потому что машину в магазине купить было невозможно, её можно было только получить. Все городские автовладельцы были широко известны народу и были при жизни занесены в списки счастливчиков. Машины выдавали обычно за доблестный труд, за трудовое усердие или ещё за какие заслуги.

Члены профкома на самых точных весах тщательно взвешивали достоинства и недостатки претендентов. Всё ставилось на карту: стаж работы, профессия, лояльность к начальству… Окончательное решение принималось на профсоюзном собрании.

Юля Малышева впервые оказалась на заводском собрании. Она открывала для себя уже знакомых её людей в новом качестве.

—Товарищи! — открыл собрание председатель профкома товарищ Ляэнеметс.— Считаю собрание открытым.

Он будто бы стеснялся сам себя. Пот обильно стекал с его огромной лысины, заливая круглые глаза, пунцовые щёки, красные уши. Он без конца мял чёрную беретку в руках, периодически вытирая ею потоки обильного пота. Не смотря на кажущееся смущение профсоюзного Демосфена речь его текла плавно, округлые фразы выпрыгивали с его уст, как болванки с налаженного конвейера, чувствовалось, что это привычное для него занятие.

— Для ведения собрания прошу избрать президиум.

На «Волгу» претендовало трое работников. Вторым согласно протокола выступил секретарь парткома Галушко. Он говорил проникновенно, со значением, театрально сотрясая в воздухе указующим перстом, тряся кудрявой крупной головой, и, тараща из орбит большие чёрные глазища. В секретаре парткома умер великий артист, он упивался вниманием публики и плескался в нём, как ручной дельфин в искусственном бассейне.

Следующим, как и положено, выступил местный трибун, секретарь первичной организации коммунистов, страдавший хроническим недержанием речи. Когда—то красивое лицо партийного лидера усохло, сморщилось, покрылось продольными и поперечными бороздами. Речь партийного секретаря лилась, не переставая, шумно журча, как вода в унитазе из сломанного бачка. Он мог говорить одинаково убедительно, и на русском и на эстонском языке, с глубокой верой на лице. Его многословие утомило своей бесконечностью даже лояльно настроенную Малышеву. Ей так и оставалось непонятным, за кого он голосует и против кого выступает. Его речь была обтекаемой, а сам он оказался скользким и увёртливым, как угорь.

Народный глас набирал силу. Часть собравшихся проголосовала за передового работника, по особо ударному натягивающего цепь на машину, остальной народ безмолвствовал. Юля ещё не знала, что такое же безмолвие будет сопровождать её всегда.

Зина Зотова тоже приветствовала на этом собрании. Она видела, как загорелись глаза её Индрека, и с каким вниманием он следил за делёжкой машины. Ей пришла в голову неожиданная идея. Зотова готовила бомбу для своего кавалера.