Профессор Щукин сказал:
- Умер совсем недавно протоиерей Дмитрий Смирнов. Его храм был совсем близко от моей квартиры, и я с начала девяностых постоянно мимо него ходил. Там отпевали мою бабушку Наташу. Видел, как все возрождалось медленно. Иногда заходил, ставил свечку. Но я тогда довольно равнодушен был к вере. Я тогда веру воспринимал как символику. Типа раз я часть русского народа, то его вера - моя вера. Вот так как-то мутно. Но при этом дальше куличей на Пасху дело не заходило. А службы ужасно муторно было слушать - минут на десять меня хватало как рекорд. Ну то есть вера была примерно в стиле - раз я горец, то у меня должен быть кинжал. А что я им пользоваться не умею - дело третье.
А о.Дмитрий что-то постоянно делал. Очень активно. День за днем. Строил, ездил. Он первым в Москве стал бороться с абортами, и его фонд спас несколько сотен тысяч детей. Просто постоянно боролся, что-то делал, расклеивали листовки, приюты для мам устраивали - и так постоянно. Сколько миллионов не спасли - это другой вопрос, но все-таки те дети живы, и хоть как-то еще немного Россия жива. И сейчас кто-то должен поднимать уроненное Дмитрием Смирновым знамя, и дальше идти с ним, чтобы спасти еще, быть может, немного детей. Хоть кто-то услышит. Девяносто девять мимо пройдет, но один услышит и это будет живая веточка дерева.
А вчера я бегал в парке. А рядом медленно ехал трамвай. Очень медленно ехал - почти со скоростью бега. Это был современный трамвай с высокой площадью остекления. Я заглянул в него и мне стало страшно. В трамвае сидело около пятидесяти стариков и старух - все в масках, все залиты белым электрическим светом. Все совершенно неподвижны. И все смотрели на меня. Просто ощущение какой-то шизы. Я даже несколько раз глаза закрыл и открыл. Хотя на самом деле там просто парк, и они на деревья смотрели. Медленный такой почти беззвучный трамвай, который плывет в тумане. Мультфильм Миядзаки, чтобы вы поняли атмосферу. В трамвае не было ни одной молодой женщины, ни одного мужчины, только неподвижные старики в масках - никто не шевелился - и только в самом конце трамвая, когда он почти проехал, появилось лицо девочки лет двенадцати, тоже в маске, которая стояла сзади. Тоже, может, какой-то символ.
У Джека Лондона есть рассказ "Кусок мяса". Там старый боксер проводит свой последний безнадежный бой с молодым боксером. В рассказе есть хорошая мысль, что к тому времени, как молодой боксер получит опыт, он уже не будет иметь молодости и силы, и потому ему никогда не стать великим боксером. Для великого боксера молодость и сила нужны единовременно. Это аналог жизни. К тому времени, как человек что-то начинает понимать, его земная жизнь уже почти закончена. Он едет в трамвае и себя грызет. И все. Поэтому в более выигрышном положении тот, кто умеет слышать слова и учиться на чужих ошибках, а не на своих. Но это, на самом деле, чудовищно сложно. А так едет себе трамвайчик, едет... И долго уже едет, несколько тысячелетий.