Была середина восьмидесятых. Я сидела в кабинете тогдашнего главного редактора Госкино и слушала приказ об очередном закрытии моего сценария. Мизансцена была, как всегда, чекистская - я одна перед длинным столом, вся редколлегия напротив меня. Выступали по очереди, каждый честно отрабатывал зарплату и продуктовый паек.
Прокричав свое «не позволим!», редколлегия, не прощаясь со мной, вышла. Каждый выразительно хряснул дверью. В кабинете остался лишь Главный (фамилию писать не буду - не уверена, что этот человек жив, а с покойниками разбираться не люблю). Главный сказал, что мой сценарий не просто творческая неудача, а выражение вражеского мышления, и потому мне стоит подумать о другой профессии.
Тут у меня помутилось в голове, и со мной случилась истерика:
- Кто вы?! – закричала я. - Где вы взяли право решать, какое кино надо снимать, а какое запрещать?! Вот моя записная книжка!
Я вытащила из сумки книжку с номерами телефонов.
- Здесь телефоны моих друзей, сценаристов и режиссеров, и ни одного мне не пришлось вычеркнуть! А вот страница с именами и телефонами всех, кто сидел до вас в этом кабинете. Смотрите, сколько вычеркнуто. Вы же никто и ни черта не умеете, ничего не соображаете, потому вас так часто меняют! И скоро вообще снимут! Возможно, даже завтра!
Главный с тоской и даже с легкой жалостью посмотрел на меня и сказал:
- Прощайте!
Даже не «до свидания» (видно, больше никакого свидания со мной не планировалось).
Читайте далее по ссылке