Автор: Яков Миркин
За 25 лет нам не удалось построить рыночную экономику. Возможности саморегулирования исчерпаны. Необходима полная перезагрузка экономической и финансовой политики.
Мы – сырьевая экономика. Доля сырья в экспорте – больше 70%, машин и оборудования – не больше 4%. Зависимость от импорта по ряду ключевых позиций достигает 70-80%. Мы связаны одной пуповиной с ЕС. 50% внешней торговли приходится на Европу. Такая сверхконцентрация на одном продукте, на одном клиенте, на импорте ведет к очень высоким рискам, волатильности, уязвимости экономики. Это – вызов. Ответ на этот вызов – переключение на рост внутреннего спроса и предложения. Может быть, очень быстрый рост. Но для этого есть препятствие – слишком мелкая финансовая машина.
У нас очень тяжелое налоговое бремя. Мы пытаемся расти, но быстро бежать, когда на тебе навьючен тяжелый груз – невозможно. 60-70% стран мира имеют меньшую фискальную нагрузку, чем Россия. Общий объем налогов, взыскиваемых в экономике России, адекватен налогам европейских развитых индустриальных стран, то есть тех стран, которые растут со скоростью 0,5-1,5% в год. Такая нагрузка очень тяжела для экономики, которая собирается быстро расти.
Мы создали уникальную экономику, она единственная в своем роде: в мире нет другой экономики, где пять самых главных инвесторов и пять главных назначений инвестиций являются офшорами. Это экономика с «вынесенной собственностью», с вынесенными за пределы страны профит-центрами. Никакая программа деофшоризации не изменит положение дел, поскольку существует коренной интерес к офшорам: слишком высока налоговая нагрузка и слишком высоки риски для ведения бизнеса внутри России. У нас один из наименьших в мире показателей индикатора «Иностранные прямые инвестиции к иностранным портфельным инвестициям». Прямые инвестиции – это те инвестиции, в которых очень нуждается развивающаяся экономика, такая экономика как российская. Они должны приводить за собой технологии, оборудование, искусство менеджмента и так далее. У нас этот индикатор необычно мал для развивающейся экономики. Мы – одна из стран с самой высокой долей наличности в обороте. Это значит, что у нас очень большой «серый» или теневой сектор. В российской экономике есть явление, которое специалисты называют «ножницы», речь идет о разрыве между номинальными и реальными эффективными валютными курсами. Эти «ножницы» – на самом деле страшная вещь.
Российская экономика стоит перед вызовами колоссального масштаба. Она не может ответить на эти вызовы, не изменившись сущностно. Время для программ постепенного развития уже прошло. Нужно нечто иное: мы должны поставить задачу создания экономического чуда, программу ускоренной, догоняющей модернизации. Россия за последние 300 лет прошла через три периода форсированной модернизации, первый из которых связан с реформами Петра I; второй начался в годы царствования Александра II и завершился в конце XIX века; третий – сталинская индустриализация в 1930-х годах.В зарубежной практике есть более современные примеры модернизации. Многие страны, лидирующие сегодня в мировой экономике, начинали свой путь к процветанию в гораздо более худших условиях, чем современная Россия. Например, Южная Корея в начале 1960-х годов представляла собой беднейшую страну, половина бюджета которой формировалась за счет американской финансовой помощи. Япония в начале периода модернизации в 1961 году обладала ВВП, который составлял 0,4% ВВП США, сейчас этот показатель составляет 30%. Китай стартовал с отметки 7% к ВВП США, сейчас этот показатель более 50%.В странах, прошедших модернизацию, социально-политическое развитие шло по одной и той же схеме: ограниченная демократия на старте и либерализация в течение 10-15 лет после начала процесса. В начале реформ всегда был тот, кто железной рукой создавал экономическое чудо. Автор чуда.
В экономике во всех случаях были две составляющих:
1. Экономическая политика на форсаже. Директивное вмешательство в экономику. Так называемая двухсекторная экономика с очень большой государственной собственностью (к сожалению, или к радости, мы такую основу уже создали: мы в либеральной России дошли до состояния, когда 50% экономики – это оценка трех-четырехлетней давности – огосударствлено, более 50% банковской системы тоже). Промышленная политика. Развитие, основанное на точках сверхбыстрого роста. Жесткое проектное управление, где преодолевалась медлительность в принятии законов, бюрократические процедуры ведомств.
2. Финансовый форсаж. Для того чтобы понять, что это такое, давайте сравним две страны – Китай и Россию. В Китае темпы роста были в два-три раза выше, чем в РФ (сейчас – кратно больше). Важнейший индикатор: доля инвестиций в ВВП. В Китае – 47%, в России – 23-24%. Замечу, что 22% – обычный показатель для европейской страны, чья экономика растет со скоростью 0,5-1,5%. Налоговая нагрузка в Китае почти на 30-40% ниже, чем в России. Таким образом, у бизнеса остается больше ресурсов для того, чтобы расти. Правительство в Китае намного дешевле российского – об этом говорит индикатор конечного потребления правительства к ВВП. В Китае качественно иная монетизация, насыщенность деньгами: 183% («Широкие деньги» (М2)/ ВВП), в России – 45-52%. В России гораздо выше цена денег. Гораздо выше инфляция. Иными словами, в Китае – совершенно иная по мощности финансовая система. Вопрос: как строится такая система? Как она достигается? Конечно, при помощи дирижизма. Один из главных инструментов – «центральный банк развития», который берет на себя функцию финансового развития экономики. Другие инструменты – ударные налоговые стимулы. Рост доли накопления. Обязательно заниженный валютный курс для стимулирования экспорта. Резкое снижение регулятивных издержек, «свободное дыхание» для бизнеса.В результате применения этих инструментов год за годом, десятилетие за десятилетием происходило финансовое развитие, смысл которого – все большее насыщение деньгами, кредитами, финансовыми инструментами, финансовыми институтами от стартовых значений М2/ВВП на уровне 28-40% до значений 100-140%, при низком уровне инфляции. Соответственно нарастала доля инвестиций.
В России совершенно иная ситуация. Рыночная среда в России деформирована. Давайте ответим на вопрос, почему за четверть века реформ мы не создали рыночную среду, которая бы снизила процент с ~10-20% до 3-5%? Ответ очень простой. Пять банков (в том числе четыре банка с государственным участием), владеют более 50% банковских активов. 20 банков владеют более 80% банковских активов России. Это называется олигополия – среда, которая на самом деле не является рыночной. Среда, в которой можно до скончания века ждать, когда будут снижены процент и инфляция, но так и не дождаться. Потому что без административного вмешательства государства, по сути, уже хирургического (амбулаторное уже не работает), ничего не случится. Речь идет, конечно, о качественно ином вмешательстве государства, а не о росте регулятивных издержек или оперативно-розыскной деятельности. Речь – о «государстве развития». В мире существуют десятки способов административного вмешательства в процент, которые использовались в странах «экономического чуда» и которые могут быть направлены на его нормализацию.
Управлять кредитом можно при помощи так называемой селективной кредитной политики, позволяющей направить деньги в перспективные отрасли. В мире существует огромное число ударных налоговых стимулов под рост и модернизацию. А в России же принята политика равных налоговых ставок, а налоговые стимулы рассматриваются как лазейка, чтобы избежать налогообложения. Такова политика Минфина.
Я – рыночник до мозга костей. Поэтому мне горько говорить, что за четверть века мы исчерпали возможности саморегулирования экономики. Если проводить аналогии с медициной, мы исчерпали возможности амбулаторного лечения. Болезни российской экономики не лечатся таблетками, необходимо вмешательство хирурга. Один шаг назад в административное вмешательство, сохраняя рыночность, чтобы сделать два шага вперед, в либерализацию другого качества, не приводящую к полной деформации среды, которая считается рыночной. Еще одно важное обстоятельство. Все случаи успешной экономической модернизации, имевшие место в мире после Второй мировой войны, состоялись при поддержке США. Более ранний опыт свидетельствует о том же: ни одна модернизация в России не происходила без массированной западной поддержки. В том числе сталинская модернизация начиналась с массовых поставок оборудования в СССР из США и Германии. Справочник по статистике внешнеторговых расчетов 1931 года показывает, что более 60% экспорта станков из Германии шло в Советский Союз. В США было создано специальное бюро, которое занималось массовым проектированием заводов для СССР. Был сделан огромный многомиллиардный заказ, в рамках которого было налажено конвейерное производство, проектирование заводов, поставки оборудования. В СССР началось массовое обучение инженеров, промышленных архитекторов, это дало потрясающий эффект для модернизации экономики Советского Союза.
Поэтому ключевой вопрос для России сегодня – прямые иностранные инвестиции, источники, география импорта технологий после утраты многих научных школ и технологий в последние четверть века. Широко говоря, с кем будет заключен контракт на модернизацию.