Через час телефонных переговоров было выяснено, что участковый, действительно, сменился, что новый работает неделю. И при этом, он уже имел счастье столкнуться с этой милой женщиной, которая в первый же день работы парня умудрилась приехать к сыну и написать жалобу на участкового о том, что он не провёл разъяснительную работу с молодёжью, громко поющей песни в полдень возле детской площадки. Что-ж. Баба Зина остаётся собой в любой ситуации и в любом месте.
Иван Васильевич договорился, что городской коллега выяснит, приезжала ли гражданка Толстоногова Зинаида Васильевна к своему сыну в последние сутки, как на долго, не отлучалась ли куда-либо. В общем, соберёт сведения о пребывании бабы Зины в городе, если она там была.
Утро у участкового началось со звонка телефона.
- Пётр Савельевич! – звонила тётя Маша. – Не спишь? Прости, если рано, но мне надо срочно поговорить с тобой.
Тётя Маша была явно чем-то озабочена. Она тараторила без передышки, задавая вопросы и отвечая на них, не дожидаясь ответа собеседника.
- Я всю ночь не могла уснуть, всё думала над этим убийством. Понимаете? Не могла Зинаида убить. Не могла. Во-первых, удар был такой силы, что доска разлетелась в щепки. А женщина под семьдесят не имеет такой силы в руках. Зинаида и в молодости не очень то отличалась сильными руками. Ей даже лошадь давали старую, чтобы легче управлять было. Во-вторых, удар был сделан как-бы немного сверху, а баба Зина против Тасеньки была мелковата. У Таси рост метр семьдесят, а у Зины не более, чем метр шестьдесят. Значит её удар был бы снизу вверх. В-третьих, сегодня я ехала в город в автобусе нашем, ну, вы знаете, тот, что в половину седьмого отъезжает от нашей остановки. Так вот, со мной сел мужчина лет около сорока, сильно выпивший. Я на него сразу как-то внимание обратила. От него тянет злобой, что ли. Вот, он сел, сначала ехал молча, а потом начал разговаривать с парнем, который с ним рядом сидел. Он рассказал, что вот так же неделю назад ехал к тётке в Верещагино, да обиделся на человека, который как-то не так глянул, или что-то не то сказал, или сдедал. А прошлой ночью он этому человеку отомстил так, что теперь тому до конца жизни тошно будет. И поучал парня, что, мол, ты не гляди на меня, что выпивший, что плохо одет. Я, говорит, откинулся недавно. Я же правильно поняла, что он недавно освободился? Так вот, я вспомнила ещё одну деталь. Этот человек левша. А ведь удар был нанесён справа сверху. И я подумала, что скорее всего Тасю-то левша бил.
Я, Пётр Савельевич, сейчас в городе на рынке. К обеду вернусь уже. Так что, приезжайте, надо будет подумать над этим всем. И ещё, - тётя Маша задумалась на несколько секунд, словно размышляя, говорить ли это участковому, или нет. – Я позвонила подруге своей, Егоровне. У неё я выяснила, что в Верещагино к тётке после освобождения приехал один человек. Тётка эта – местная пьянчужка, Маня. Её племяш сидел за убийство. Чует моё сердце, что не просто так этот человек приехал в посёлок и не просто так про месть рассказал. Мне показалось, что он бравирует этим, что хочет свою значимость показать.
В общем, я буду дома к обеду, жду и вас, Пётр Савельевич.
С этими словами тётя Маша отключилась. Тишина, наставшая в трубке, заставила Петра Савельевичи вздрогнуть и резко встать. Не одеваясь, он присел к столу и записал всё, что ему сейчас поведала тётя Маша, сверяясь с результатами осмотра места преступления, присланными на почту с вечера экспертом. Всё сходилось. И сила удара, и траектория, и то, что скорее всего бил левша.
Отказавшись от завтрака, Пётр Савельевич поехал в Верещагино, чтобы лично удостовериться, что к Мане, действительно приехал родственник, и что он, действительно, левша и сегодня утром уехал в город.