Юрий Нагаев
Служить в авиации и не быть романтиком – это нонсенс. Раннее утро на аэродроме, серебристые фюзеляжи самолётов, бездонное голубое небо всё это вызывает чувство, близкое к щенячьему восторгу. Ну а про полёты даже говорить не буду, к сожалению – не Экзюпери. С годами чувства становятся более осознанными и уже не такими яркими. Земные заботы виснут гирями на ногах, не давая часто отрываться от земли. Морщинами покрывается не только лицо, но и самая медленно стареющая часть тела. И чтобы как-то скрасить повседневную военную рутину, пытаешься найти осколки романтики в самых обыденных вещах.
В один из прекрасных летних вечеров я сидел за столом в «романтическом» настроении и занимался своим самым нелюбимым делом: изучал и подписывал бумаги. Чтобы не выбросить все эти кипы в окно, я старался не заглушить в себе позитивный настрой, мечтая, в конце концов, сделать что-нибудь хорошее. Пусть небольшое и не для всего человечества – но хорошее. Например, можно прийти домой так, чтобы семья увидела мужа и отца, освещённого яркими лучами заходящего летнего солнца, а не разглядывала при тусклом свете электрической лампочки.
Ничто не отвлекало меня от попыток соединить возвышенное с полумеханическим маранием бумаги. Рабочий день давно закончился, и в штабе остались только настоящие «романтики»: я, начальник штаба и дежурные.
Очередную мою подпись прервал сигнал вызова. На пульте загорелось табло дежурного по полку.
- Товарищ командир, - в телефонной трубке раздался бодрый голос, - поступила информация о возможной подготовке теракта.
И дальше последовал короткий доклад о том, что местные жители увидели неизвестных лиц, как всегда «кавказской» национальности, разгружавших ящики в районе водоёма недалеко от РСБН (радиотехническая система ближней навигации).
Домечтался о небольшом и хорошем, подумал я. Вот она романтика повседневности.
В кабинет не вошёл, а скорее вбежал начальник штаба. Ему уже доложили, оторвав, как и меня от «любимого» дела – клацанья печатью. В его глазах читалась жажда приключений.
- Командир, я уже дал команду поднять дежурные подразделения и сообщить в милицию. Давайте сами съездим на место, посмотрим.
- Палыч, нас с тобой убьют, и некому будет руководить операцией, а потом получать награды.
- Мы тихонько посмотрим.
- Нас тихонько и убьют. Кому в таком деле шум нужен.
Мы оба понимали, что информация на девяносто девять процентов ложная, но в то сложное время не могли от неё отмахнуться. Даже, если в ней есть всего лишь один процент правды.
Жажда получить полную задницу романтических впечатлений пересилила здравый смысл и через несколько минут мы, увешанные оружием, вышли из штаба и направились к машине. Вокруг быстрыми темпами и без суеты происходило усиление сухопутной военной мощи нашего авиационного гарнизона.
Навстречу нам двигался майор, судя по его походке, выпавший из процесса частичной милитаризации. Увидев двух увешанных оружием «Рэмбо», выразил лицом крайнее удивление.
- Саша, хочешь умереть за Родину? - спросил я его.
Вместо удивления на лице нарисовалось сомнение.
- У меня родительское собрание в школе через полчаса. Можно я завтра умру?
Его дочка училась в классе у моей жены. И если он так сказал, значит, посчитал, что от учительницы может огрести больше, чем от меня.
- Ладно, завтра так завтра. Только не забудь.
- Не забуду, командир.
И мы разошлись в разные стороны.
В машине за рулём сидел единственный не романтик из нашей компании. Недавно принятый на работу гражданский водитель, давно переваливший за пятьдесят, временно заменил моего, уехавшего в отпуск. В его грустных глазах легко читалось:
- Когда же вы, пацаны, наиграетесь в свои военные игры и пойдёте по домам
- Не скоро, - мысленно ответил я ему.
Загрузившись в «Уазик», поехали к месту предполагаемого теракта. Начальник штаба, сидевший на заднем сиденье, всё порывался что-то сказать. Глядя в зеркало на его хитрое выражение лица, я радовался, что он всё ещё молчит. Но он начал говорить, когда мы выехали на взлётно-посадочную полосу, и водитель выжал из машины, сколько смог – километров семьдесят в час.
- Командир, а что если они там не взрывчатку прячут, а золото или драгоценности?
- Да, несколько ящиков яиц Фаберже, - поддержал я его.
- Приедем первыми, найдём и поделим.
Конечно, весь этот очень интеллектуальный диалог предназначался для розыгрыша не очень знакомого нам человека - водителя. Он молча рулил, но было видно, что его правое ухо ловит каждое наше слово.
А мы разговаривали так, как будто были в кабине вдвоём.
- Если найдём, то на троих делить будем, - продолжил начальник штаба.
Услышав «на троих» правое ухо слегка завибрировало.
- А где ты троих насчитал? - поинтересовался я.
- Ну, как же: вы, я и водитель.
Я серьёзно посмотрел на Палыча, потом на водителя.
- А что у водителя автомат есть? Ты же знаешь, как у классиков - чик по горлу и в нашем случае не в колодец, а в озеро. Поэтому - делим на двоих.
Хотя я смотрел вперёд и в право, мы уже приближались к месту, но краем глаза уловил движение шофёра выйти через свою дверь на полном ходу. Я думаю, что он умом понимал, что эти два дурика с каменными лицами всё-таки шутят. Но тело инстинктивно решило подстраховаться. Когда голова и остальной организм действуют в раздрай, то получается ни два, ни полтора. Дёрнуться то дёрнулся, а дверь не открыл, что нас с начальником штаба спасло от снятия с должности, если бы он убился или покалечился.
Недалёко от нас из леса выехала милицейская машина. Экипаж ППС первым успел на место. Мы остановились, поговорили с милиционерами. Посмеялись, так как тревога оказалась ложной. В шутку спросили про золото. При этом по лицу нашего шофёра пробежала судорога.
Назад ехали молча. А на следующий день водитель уволился. Видимо на самом деле не романтик.
