Юрий Нагаев
- Да, война подлая штука - от этой мысли деревенский кузнец дядька Сергей остановился как вкопанный, выпустив из рук лопату.
- Что ж это творится такое? Ну ладно, в день Победы, или с друзьями за стопкой первача. А чтобы вот так, ни с того ни с чего, в светлый день посреди собственного сада такое в голове промелькнуло. Может точно костлявая на подходе?
Дядька Сергей прислушался, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.
Да нет, вроде всё тихо. Осколки, сидевшие в голове, и из-за которых иногда хотелось засунуть эту голову в петлю, вели себя смирно. И остальное железо не нарушало общего спокойствия.
Он поднял лопату и направился в дальний угол сада. Работать расхотелось. Усевшись на скамейку под яблоней, медленно свернул цигарку и с наслаждением затянулся. Помимо воли мысли начали поворачивать время вспять, рисуя в голове картины прошлого, когда не дядькой его звали, а просто Сергеем, ну и изредка на работе по отчеству - Нестеровичем.
Думы о смерти не были в новинку. Не один год ходила она за ним по пятам, выбирая удачный момент, чтобы махнуть своим инструментом. Убить могли и на финской. И потом, уже в сорок первом, когда вместо сборного пункта попал в окружение, а после - в немецкий концлагерь. И когда бежал - могли убить. Но чего-то всё ждала старая. Не пустила в ход свою косу и тогда, когда в избу, где лежал он в горячечном бреду, ввалились немцы. Из тумана появлялась то голова, требующая аусвайс, то руки, сжимающие шмайсер. Страха умереть не было. Как чашечки весов качались мысли: убьют - не убьют, повезёт - не повезёт. Повезло. Почему солдаты ушли - объяснить не может до сих пор. Может не совсем уж фашистами были.
А на передовой-то редкий день под смертью не ходил. Поначалу, кажется, что каждая пуля твоя, а потом свыкаешься. Вроде и не думаешь про неё проклятую.
И там везло! Оглянулся как-то на мгновение раньше. А за спиной недавно присланный лейтенант уже был готов курок спустить, чтобы скрыть свою трусость в разведке. В спину - стрельнул бы. А когда глаза в глаза и ППШ против ТТ - мощи не хватило. Упал на колени, плакал, прощения просил.
Плюнул Сергей: - Живи, гнида! Но спиной к нему больше не поворачивался.
Так этого лейтенанта через пару дней всё равно СМЕРШ забрал за какие - то старые делишки. Не пришлось грех на душу брать.
И продолжал Сергей делать своё солдатское дело основательно, как в кузнице работал. Видно и загляделась смерть на эту основательность, отвлеклась, позволила погеройствовать. Две "Красных Звезды" и медаль "За отвагу" заслужил. Но очнулась всё-таки костлявая, дала отмашку - накрыло Сергея немецкой миной с головы до ног. И ведь хороший момент выбрала. Войне вот - вот конец, домой бы собираться, а тут получите по полной. Только дрогнула у старухи рука - жив остался.
Очнулся Сергей через несколько дней в госпитале. Голова как футбольный мяч - вся бинтами обмотана, ничего не видно. И остальной организм не обошли доктора вниманием. Где не пощупаешь - везде повязки. Шли дни, недели. Часть осколков из тела вынули, голову частично разбинтовали. Свет белый увидел. Хотя белым и серым он был когда ранило. А сейчас всё кругом зелёное. Весна полным ходом, птички поют, и тишина какая - ни выстрелов, ни взрывов.
На соседней кровати лежал товарищ по несчастью, с головой тоже нашпигованной фашистским железом. Очередную операцию им должны были делать в один день. С утра не находивший себе места Сергей мрачно пошутил:
- Пойду покурю перед смертью.
Только он ушёл, как прибежала заполошная медсестра.
- Юрченко, на операцию!
А Юрченко дышит свежим воздухом через цигарку и уже сворачивает вторую, оттягивая момент возвращения в палату. Страх - не страх, а что-то не по себе было.
Покричав, медсестра сказала, что доктора ждать не буду, и увела соседа в операционную. Назад он уже не вернулся.
После обеда вызвал Сергея врач.
- Ну, Юрченко, ты мужик взрослый, всё понимаешь. Сделали, что могли. Тебя решили не оперировать. Если напрягаться не будешь, то лет пять - шесть поживёшь. А может и больше.
Услышав эти слова, Сергей даже обрадовался, что операции не будет. Про остаток жизни как-то не думалось.
С этого дня он попал в разряд выздоравливающих. Хотя война и подошла к самому концу, но раненых подвозили каждый день. Иногда мест не хватало, и их размещали в коридоре, а потом сортировали по палатам. Сергей с другими ходячими часто встречали машины - вдруг кто-то из знакомых попадётся.
Однажды у их палаты поставили носилки, на которых лежал полностью забинтованный человек. Начался обход. Врачи медленно продвигались по коридору. Дошли они и до носилок. После осмотра состоялся небольшой консилиум. Сергей, стоя у двери своей палаты, прислушался к разговору.
- В операционную?
- Не надо. Ему уже не помочь.
Закончив этот печальный диалог и постояв ещё немного над носилками, как бы прощаясь с обречённым, врачи двинулись дальше.
В палате, где лежали выздоравливающие, считающие дни до выписки, обстановка немного разрядилась. Послышались шутки, смех. Люди за эти годы слишком привыкли к смерти, чтобы долго грустить. Оживлённый разговор прервал шум в коридоре. Все повернулись к дверям. В проёме стоял раненый с носилок. Бинты с его головы были сорваны, сквозь повязки на теле проступили свежие пятна крови. Находившиеся в палате замерли. Безошибочно отыскав взглядом среди людей в белых халатах главврача, раненый тихо, но уверенно произнёс:
- Доктор, я буду жить.
На большее сил не хватило, и герой рухнул, как подкошенный.
Оцепенение спало, все сразу засуетились, раздались команды:
- Быстро носилки! В операционную!
Раненого унесли. Оставшиеся бойцы оживлённо заговорили:
- Вот это мужик!
- Так сказал - значит точно, жить будет!
Стали ждать новостей. От медсестры узнали, что операция прошла, и все надеются на лучшее.
Оставшиеся дни до выписки Сергей постоянно интересовался состоянием "воскресшего". Тот медленно, но уверенно шёл на поправку. Уже покидая госпиталь, Сергей зашёл к нему в палату и пожелал скорейшего выздоровления.
Вернувшись в свою деревню, он отказался оформлять инвалидность.
- У меня руки - ноги на месте. Как я такой инвалид в глаза вдовам и калекам смотреть буду.
Работать пошёл туда же, где и до войны работал - в кузницу. Когда просыпались осколки, и боль скручивала тело в пружину - вспоминал раненного бойца и сказанные им слова. И потихоньку легчало. Так, не напрягаясь по совету докторов, Сергей Нестерович Юрченко прожил двадцать семь лет, вместо отмеренных ему пяти.
Будем жить!