В наше время герои почти перевелись. Куда-то исчезли могучие Ясоны и Ахиллы, вышли из моды отважные рыцари, покинули сцену разочарованные байроновские ловеласы. Не встретишь ныне и последний героический писк — томную динамо-машину Печорина (до сих пор сводящую с ума девочек на уроках литературы).
Поэтому представьте Женино удивление, когда она встретила героя в обычном плацкартном вагоне. Сначала она почувствовала его запах. Сладковатый, волнующий. Потом увидела его самого. Они с родителями опаздывали на поезд, он запрыгнул на полном ходу, затаскивая все сумки и чемоданы.
Он был словно из другого века, ее не обманывали ни джинсы, ни смартфон, торчащий из кармана. Ободок его глаз был настолько темный, что сливался с черным зрачком. Ей почему-то вспомнился Локи из скандинавской мифологии. Герой оглянулся, словно недоумевая: какого черта я делаю здесь, в двадцать первом веке, да еще в плацкартном вагоне? Вдруг увидел Женю. И улыбнулся.
Раньше ей казалось сияющие глаза – лишь истертая книжная метафора. Кто же знал, что человеческие глаза и вправду могут так светиться?
— Может быть, Вам помочь?
Когда помогал Жене засовывать чемодан на дальнюю полку, она нечаянно дотронулась до его локтя. Он ударил током. Что-то дернулось внутри, как будто между ними вдруг протянулась невидимая нить. «Побудь со мной немного, — хотелось попросить ей, — Дай еще хоть чуть-чуть посмотреть на эти удивительные глаза.». Но вместо этого пискнула:
— Может, в карты поиграем? Как Вас зовут… кстати?
— Женя, — улыбнулся незнакомец. У них даже имя было одно на двоих! Он знал о картах все. Запоминал все ходы. И просчитывал на несколько. И по тому, что в бите, мог догадаться, какие карты у нее на руках. «Это потому, что у меня айкью, как у Эйнштейна, — довольно улыбался он, — Зови меня просто Гений! Сокращенно от Евгения.»
Женя не хотела победы. «Женское счастье – быть побежденной», — вычитала она в какой-то книге по психологии. Она знала, скоро он выйдет, а она уедет, далеко-далеко и их пути вряд ли снова пересекутся. Она знала, что запомнит эту странную встречу в поезде с преемником Эйнштейна. Каждый миг. Но больше всего ей хотелось запомнились его черные глаза. «Забудь все, что угодно, только их не забывай,» — вертелось у нее в голове.
— Может быть увидитесь, — сказала им Женина мама. Он остановился. На секунду задержал взгляд на ее лице. И произнес неожиданно сухо:
— Навряд ли, — И вышел из поезда.
— Этот «гений» еще появится, — сказала мама и в голосе ее прозвучала тоска по чему-то своему.
— Это почему? – не поняла Женя.
— Он вышел из поезда. Но все еще отражается в твоих глазах. Если кто-то так отражается, в чьих-то глазах, он непременно потом появляется.
***
Ночью через несколько дней ей пришла эсэмэс «Привет!» «Это кто?» «А ты догадайся! Меня зовут так же, как и тебя,» «И как ты нашел мой номер?» «Взломал телефонную базу, конечно,» — она читала и слышала его прекрасный насмешливо-высокомерный голос. «Я же хакер. У меня айкью, как у Эйнштейна. Ты не забыла?»
Женя припомнила, как он отключал ей интернет (сама она не умела), чуть слышно коснувшись руки. Сколько секунд нужно, чтобы сбросить себе маячок? «Может, встретимся?»
«Навряд ли», — лаконично парировала она, зная, что теперь они точно увидятся. Быть побежденной – не значит сдаваться слишком легко.
***
Он уломал ее встретиться. Обещал научить гипнозу (сам овладел им, освоив индонезийские техники, еще в тринадцать). Дал шоколадку, сводил в кино и кафе. Кормил мороженым с ложечки. Шептал ей на ушко:
— Девушки существа пугливые. Их нужно прикармливать.
Женя хихикала, нещадно краснея. Гипнозу, правда так и не научил. На первом свидании было не до того, на втором забыл, на третьем наконец рассказал, как гипнотизировал куриц в деревне и, видимо, чтобы избежать дальнейших расспросов, заткнул ее рот поцелуем.
По сравнению с его жизнью, ее (раньше вполне интересная) казалась обычной. Она, как и ее мама, поступала на бухгалтера, с трудом осилив математику. Много читала и втайне писала песни, подыгрывая себе на гитаре тремя аккордами. Веря, что однажды их кто-нибудь, да услышит.
Он же в совершенстве владел айкидо, кунфу, высшей математикой, психологией, психиатрией и программированием. Правда, пока жил в общежитии. Но, как и положено герою, хранил под подушкой катану. И собирался изменить мир. Тот без вмешательства Гения весь погрязнет в пороках! Вот раньше! Жена не могла изменить мужу, это было преступлением. В миг, когда он говорил об изменах, его благородное лицо на миг искривлялось. Бывшая девушка Диана изменила. «Как она могла предать Такого Человека? Совсем, что ли, дура?»
***
Тот день ей запомнился навсегда. Они пошли на каток. Она следила, как следы их коньков пересекаются на льду. Очень красиво. Он катился медленно, но основательно, она легко и изящно. Разговор зашел о психологии, в которой он тоже был специалистом.
— Как понять, что я кому-то нравлюсь? – улыбнулась Женя и на ее щечках показались милые ямочки.
— Ну… он будет пытаться с тобой флиртовать. Например, стряхивать с твоего воротника несуществующие снежинки. И тут же зачем-то коснулся ее воротника. «Снежинка,» — засмеялся он, показав белоснежные зубы. Проверять, была ли там снежинка, Женя не стала. Дома они грелись чаем с имбирем и малиной. Его щеки так зарумянились. А потом случилось самое чувственное событие в ее жизни. Потом будет, конечно, и другое, но это…
— Мне нужно тебе кое-что рассказать, закрой глаза.
Она чувствовала, как он водит пальцем по животу, сквозь толстый свитер. Кожа покрылась предательскими мурашками, в груди так щекотно и светло. Мамочки! Он выводит сердце.
— Не поняла, — прошептала Женя, только чтобы он проделал это снова.
— Это потому что ты у меня глупышка, — ласково промурлыкал он и эта «глупышка» была слаще, чем самый изысканный комплимент, — Я тебя люблю. «Я тебя тоже! Люблю, слышишь?» — хотелось прокричать ей. Но что-то внутри парализовало.
— Спасибо, — пробормотала Женя.
— «Спасибо» это все, что ты можешь сказать? – она почувствовала, что будто бы его ударила. В тот день они впервые поссорились.
— Бесчувственная. Уж моя-то Диана была гораздо чувствительней, — сорвалось с его губ.
***
В тот день они впервые поссорились. Виновной в ссоре была признана книга по психологии, где писали, что нельзя отвечать взаимностью сразу. Они торжественно сожгли ее во время следующего гуляния во дворе.
Но что-то изменилось. Нет, он по-прежнему был заботливым, не мог допустить мысли, что она куда-то поедет одна. Провожал ее с занятий университета. («Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Я люблю тебя. Ты же часть меня. Как рука или нога. У нас даже имя одно на двоих,» — и от этих слов становилось одновременно радостно и страшно.) Когда Женя подвернула ногу, Гений растирал ее ножку мазью. И, когда она отравилась в суши-баре,держал ее волосы. По-прежнему ревновал к каждому (ведь ревнует — значит, любит?)
Но призрак Дианы будто летал над ними. Она была женственнее, прекраснее, аккуратнее и стройнее. Женя смотрела на свои фотки и на ее («тебе бы не мешало привести себя в такую форму, дорогая,» — звучал его голос), ненавидя, хотя девушка ничего плохого ей не сделала. «Нельзя ненавидеть человека, даже не зная его!»
— Ну и катись к своей бывшей! – кричала она, и как только он уходил, заливалась злыми слезами. Потом он раскаивался, просил прощения, ошивался у ее подъезда, как брошенный пес. Однажды она вылила на него горячий чай. Не выдержала описания бретелек ее лифчика.
— Если ты не прекратишь, я вылью этот чай тебе на голову, — сообщила Женя.
— Только попробуй, глупышка, — ухмыльнулся Гений. И что-то темное зашевелилось в ней. Женя с мрачным наслаждением наблюдала, как кипяток течет по его лицу, смывая ухмылку. Как он вскакивает с кресла, где они еще минуту назад целовались. Зло цедит:
— Может быть, твои мальчики и позволяли такое раньше. Я тебе этого не позволю.
Она кинулась за ним, умоляя простить, заливаясь удушливо-желтой виной. И теперь уже была его очередь наблюдать за этим с мрачным наслаждением.
А потом они оставались вдвоем. И все казалось такой мелочью, совершенно не важной. Важным были только его глаза, сияющие, черные. И становилось так хорошо, что мелькала мысль «увидеть его и умереть». Она знала, что они увидятся снова, свидание уже назначено (потерпи всего два денечка), но каждый раз почему-то думала, «главное — их запомнить.»
***
Приезжали его родители. «Глупышка» Женечка так перенервничала, что даже не слышала, о чем ее спрашивают. Вела себя дергано (почему-то она и правда все чаще себя чувствовала глупой, толстой и неуклюжей), нечаянно облила новое платье его мамы горячим шоколадом. Потом привычно утонула в извинениях.
— Ничего страшного, — натянуто улыбнулась та. А потом у них с ее Гением состоялся разговор по душам и то, что там было сказано,Гению явно не понравилось. Женя нечаянно увидела краем глаза эсэмэс от его мамы. Его мама советовала найти кого-нибудь «поинтереснее». Соответствующую его уровню.
Женя согнулась, будто ее ударили в живот. Он уезжал в Болгарию, к родственникам, настроенным против «не соответствующей дурочки». Вернулся похудевшим. С темными кругами под глазами. Говорил, что нашел работу. Что все изменится. Что они станут безумно счастливы и богаты. И его прекрасные черные глаза сверкали нездоровым огнем.
— И где же? – осторожно спрашивала Женя.
— Работаю на бирже, — чуть замявшись, сказал Гений.
— А это не опасно?
— Что опасно? Я изучил все схемы и алгоритмы. С моим айкью это ничего не стоило! Тебе, моей дурочке, этого не понять!
Он так говорил, об их новой жизни, о миллионах, которыхпока еще не имел, так, что сам в это верил. А ей почему-то вспоминалось, как они играли в первый раз в поезде. Как он помрачнел, и не смог остановиться.
***
Предложение сделал без всякой «ванили» и лепестков роз, Гений их презирал.
— Тебе скоро восемнадцать. Мы поженимся. Вопреки всему, — поставил любимый в известность, будто ее согласия вовсе и не требовалось. Женя почувствовала, как наполняется таким огромным счастьем, как будто бы в грудь запихнули целое солнце, и ее маленькое тело не может вместить весь свет в себя.
Вскоре вернулась и та прежняя, сказочная, щемящая нежность, вместе с узорчатыми снежинками и казалось, их прошлые ссоры — минутные ошибки. «Только его глаза… Мы скоро поженимся, почему же у меня все равно чувство, что его глаза нужно запомнить,» — и становилось особенно горько.
***
День разрушивший ее жизнь, был не такой, как все. Он был лучше других. Женя танцевала в нежном, голубом платье, для которого специально похудела (надо же соответствовать). Оно развевалось, кружилось вместе с ней, она разучила танец для НЕГО. Для ее Гения. Посвятила ему каждое движение. Он не критиковал. Не сравнил с бывшей. Просто сказал:
— Очень красиво, — и то, ради чего Женя готова была на все, — для меня ты самая красивая!
Она кружилась и кружилась, а потом они смотрели аниме про такого японского Робина Гуда. Он отнимал у богатых, отдавал бедным. Женя почти не следила за сюжетом. А как тут уследишь, если любимый положил голову тебе на колени, и самое главное — это поглаживать его вьющиеся волосы.
— Как ты думаешь, он совершает грех? — спросил он, непривычно долго глядя ей в глаза.
— Самый большой грех – измена, — привычно отрапортовала она, — он всего лишь выживает, как может.
— Давай встретимся в среду, — прошептал любимый, — Во вторник я не смогу – нужно встретить родителей, подготовить их. А теперь выберем ЗАГС.
***
Ей приснился страшный сон – будто он за решеткой. Его собираются сжечь, как черного колдуна.
— Не нужно! Смилуйтесь, пожалуйста, — кричала она, понимая, что никто не услышит. И ничего не изменится, но она все равно кричала и кричала. Женя вскочила посреди ночи. Позвонила на его мобильник – выключен. «Да что же это такое, ты себя накручиваешь, дура! Звонишь посреди ночи.» Целый день не выходил на связь. Он и раньше так пропадал. Вечером раздался звонок:
— Привет, где ты? Почему не отвечаешь?
— Это полиция, — оборвали ее.
— А где мой Гений? Что с ним случилось?
— А пусть он сам вам и расскажет, — ухмыльнулись на том конце провода.
— Милая. Кажется, я не смогу встретить своих родителей…
***
В среду они действительно встретились. В суде. Он проигрался на бирже, а потом ограбил продуктовый ларек. Приставил к горлу продавщицынож и сказал, что, если она не отдаст деньги — перережет. Купил пачку чипсов и сел играть за комп. Охранник опознал куртку на видеозаписи. Видимо, осуществлять захват мира он начал с ларька с квашеной капустой. Ее Гений сидел в клетке, как пойманный зверь. Врать он, конечно же, не захотел. Каяться тоже.
— Я же никого не убил, — ощетинился и рассмеялся в лицо судьи смехом диснеевского злодея. А Женя врала. Врала, как никогда в жизни. Говорила все, что ей сказал адвокат: да, в шапке, которая закрывает лицо, он ходит всегда, холодно же. Да, в октябре холодно. Нет, она его не кормила. Наверное, он в состоянии аффекта, от голода.
— Девочка, ты себя-то слышишь? — устало вздохнул судья. — Зачем его покрываешь? Понимаешь, что тебя саму можно привлечь за лжесвидетельствование?
— Я его люблю, — честно сказала она. Это всем показалось ужасно забавным.
— Любовь, — с презрением сказал судья, — Ты молодая. В этом месяце один, в другом — другой. Что ж он на тебе не женился?
— Он бы женился. Мы как раз собирались, — выпалила она. Судья помрачнел.
— На ее месте могла оказаться ты, — вдруг сказал он, посмотрев на лжесвидетельницу, — Не вносите это в протокол.
И приговорил его к предварительному заключению под стражу. Он заметался в клетке, как раненый зверь. Его мать что-то кричала, что-то ужасное, кажется, о том, что он сломал ее жизнь.
— Мы тебя любим, — тихо сказала Женя. Он услышал. Стражники говорили: не подходи, он опасен. Но она все-таки коснулась его. Он вновь ударил током. Тогда она увидела самое страшное: у этого зверя все еще человеческие глаза. Глаза человека, которого она любила.
***
Вечерами Женька звонил ей по тайному телефону. Рассказывал интересные истории, каждый раз новые и в них все было так героично. То его заставили, угрожали, что, если он не ограбит ларек, Женю изнасилуют. То шантажист снял все деньги с карты, взломав пароли и Гений умирал от голода. То что-нибудь еще такое,с надрывом, трагико-героическое. Сначала она часами выла в ванной после каждого разговора. Потом перестала. Все, что она знала о нём, рушилось, как карточный домик.
— Та одногруппница, которую ты называл шлюхой, меняющей парней как перчатки, оказывается, замужем, — почему-то не к месту вспомнилось Жене, — Она ни разу ему не изменила.
Голос Гения на секунду стал растерянным:
— Я не знал.
— Помнишь, ты говорил, что занимаешься дзюдо и карате? Твоя мама сказала, не занимался! Ты наврал мне даже про место жительства, — хрипела она.
Мама Гения вдруг резко переменилась. Называла Женю солнышком (кто-то же должен был носить передачки? Сама мать отказалась — уехала в свой город). И настаивала на том, чтобы она вышла замуж и прописала его к себе. Говорила, так легче выбить домашний арест. Ну а там, солнышко, почему бы тебе не забеременеть? Семья — это детки. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя любимый попал в тюрьму? Нужно уметь идти на жертвы. Внутри все сжималось. «Меня используют даже не как человека. Как материал.» В горле все пересохло. Она пообещала подумать.
В тот вечер он позвонил и в бешенстве прошипел: «Эгоистичная тварь! Думаешь только о себе. Да я из-за тебя...» Она знала, что так нельзя. Нельзя бросать человека в самый жуткий момент жизни. Эти слова вырвались сами: «Я от тебя ухожу.»
Он испугался. Молил дать шанс. Еще один, самый последний до момента, когда он причинит ей боль. Потом обещал вернуться,обратить любовь в ненависть. Говорил, что у нее, предательницы, нет сердца.
Той ночью у нее случился приступ. Сердце прихватило в девятнадцать лет. Видимо, оно все-таки было.
***
На решающее слушание Женю не взяли. Она пошла в церковь, прогуляв институт. Все утро стояла на коленях, молилась, молилась, молилась.
Утренняя служба закончилась. Продавщица иконок и свечек куда-то отошла, в церкви осталась одна Женя. «Пожалуйста, пожалуйста!» — шептала она. Адвокат сказал, все схвачено, есть шанс на условку! Чуть слышно трепетали свечи, и от их мерцания становилось так спокойно, так тепло в груди... И Женя вдруг поверила, что все будет хорошо. Показалось — ее услышали. И тут зазвонил телефон. Мама сказала — районный прокурор, мама сказала — появился, как черт из табакерки. Мама сказала – тюрьма.
— Ты у меня такая умница. Даже не плачешь, — удивилась она выдержке дочки. Женя спокойно села на метро. Приехав домой, спокойно начала наливать ванну. Бритва была приготовлена, последняя записка написана заранее. Снова раздался звонок, на этот раз в дверь. На пороге мялась одногруппница. «Принесло же тебя!»
— Я принесла твою книгу. Помнишь, взяла, да все забывала вернуть? А что это у тебя ванна наливается?
— Хотела помыться.
— Ну ладно, — замялась приятельница, — Я, пожалуй, пойду.
— Не уходи, — вдруг просипела Женя.
Что-то было в ее тоне такое, что заставило подругу остаться. Они сидели и смотрели фильм «Тор Рагнарек». А с экрана улыбался, шутил и врал харизматичная сволочь Локи. Сегодня произошел ее персональный Рагнарек. Все кончено. Хуже уже не бывает.
А значит, где-то там, впереди, будет свет.
***
Потом Женя была с другим, с хорошим парнем. Друзья твердили: вы друг другу подходите. Может быть, и правда подходили. Только с ним все перестало быть таким трогательно-сакральным. На чужие ласки Женино тело, как ни странно, реагировало также. Другой восхитился: «Не врет психология: у женщины все от головы. У меня так ни с кем не было! Это восхитительно!»
— Ага, — соврала Женя, чуть не заливаясь горьким смехом. «Я думала, я люблю Женю. А я просто люблю секс,» — и от этого открытия захотелось разбить голову о стену.
***
Женя, казалось, злым призраком все ещёнаходится рядом. Или это остальные на его фоне казались блеклыми фантомами? Волей-неволей она сравнивала и все были не такими отчаянными, чувственными и настоящими. От них даже пахло иначе, не так по-мужски. Ее больше не посещала глупая мысль: отдать жизнь за пару мгновений вместе.
«Не любил ни одну секунду. Когда любят, так не поступают. И я сама была тупой терпелкой.» — думала Женя, презирая: себя — за глупость и жертвенность, его — за все остальное. Она бросила институт и запела злые надрывные песни. После всего произошедшего ей было все равно, что о них подумают. Разве самое худшее уже не случилось? «Предательство, вранье, циничное использование,» — кричала она в каждой строчке, снова и снова вспоминая некоторые эпизоды, — Да как он мог?!»
А через пару лет перекрестке она увидела пару. Он отражался в ее глазах, а она в его. Они шли по Большой Покровской в свою историю, держась за руки.
— Такая любовь бывает нечасто, — заметила мама, перехватив Женин взгляд, и чуть тише добавила, — Помнишь, в твоих глазах тоже однажды отражался другой человек. Помнишь, как ты светилась. Вот это вот важно.
Ей вдруг вспомнились не ужас последних месяцев вместе, а его светящиеся глаза, которые она так боялась забыть, и почему-то забыла. Не вруна и грабителя, а мальчика, которого полюбила. Мальчика, стряхивавшего с ее воротника несуществующие снежинки.
***
«Ты все-таки был моим героем. Моей первой и самой горькой песней.» И спустя десять лет, сидя рядом с любимым мужем, вспомнит того, кто ее когда-то научил Любить и светиться. И тихо прошепчет: «Спасибо».
Автор Власова Александра , картинка из интернета
