ГЛАВА ВТОРАЯ
- ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Поезд шел по тем временам умеренно, на станциях подолгу не стоял, мужики успевали сходить на базарчик, набрать кипятка. В разговоры с попутчиками не вступали. В вагоне Аверьян часами стоял у окна, вглядываясь в проплывающие леса, поля, какая матушка-Россия большая, сколько пустует места, подойдет время мужики обживут ее. Через несколько дней поезд перевалил за Урал-камень, дальше шла вятская земля.
На станцию Вятка прибыли утром. В вокзале справились о поезде на Котельничи, по расписанию он уходит вечером, впереди целый день. Пошли на базар, приценивались к базарным ценам, купили домой гостинцев. В харчевне пообедали, вернулись на вокзал. На пристанционной площадке молодые парни с переборами играли наигрыши, вятские напевы, семеновку.
Разбередила у мужиков душу гармонь, на сердце полегчало, на миг забылась Сибирь с ее таежными просторами. Когда вышли из душевного оцепенения сердце у Аверьяна дрогнуло, жаль было расставаться навсегда с родным краем. И все-таки хорошо, что не знает человек своей судьбы, своего завтрашнего дня.
На свое подворье Аверьян вернулся через год. Навстречу выбежали сыновья Савелий и Никитка.
- Тятя приехал!- крикнули они.
Вышла Евдотья, утирая фартуком слезы, запричитала:
- Вернулся наш батюшка живым и здоровым…
Из дома вышла Аннушка, увидев на дворе свекра, бросилась к нему:
- Прибыл наш кормилец, - заплакала.
От душевных слов и пролитых семьей слез у Аверьяна защемило сердце, от рыданий еле удержался.
Дома Савелий рассказал, как прожили год, упомянул о не возвратившихся с японской войны мужиков. Жена Евдотья и невестка Аннушка разговоров об отъезде не заводили, видно, что нелегко им об этом говорить и спрашивать.
Внучка Маничка не сходила с рук деда, спрашивала:
- Дед, где ты так долго был?
- Деньги зарабатывал.
- Дед, ты за гостинцами нам ездил?
Не могла Манечка понять о предстоящих переменах в семье. От вопросов дочери на душе матери – Аннушки, было неспокойно. В семье сдерживались радостные порывы, со стороны это можно было понять, как переживает семья, Аверьян видел и нутром своим чувствовал. Больше всего боялся он этого дня.
Аверьян Алексеевич рассказал, как они добрались и искали свободные земли. Сибирь сама по себе сурова, но и захватывающая красотой, богатством. Сибиряки народ гостеприимный, добродушный, бескорыстный, живут в достатке, но надо только работать - не лениться. Рассказал и о том, как приняли их хозяева, единственного пока в поселении дома, приютили, а потом предложили перезимовать зиму. Как в заселенной деревне, в пятнадцати верстах от поселения, добрые люди во всем помогли, дали коня, наделили семенами.
- Таких людей в Сибири много.
На дворе Аверьян заглянул под навес, увидел гору домашней утвари, были выставлены кадушки, корыта, котлы, корчаги, самопряхи и многое другое, что веками наживалось и скапливалось в доме.
- Тут выставлено, что на десяток подвод все не уложить.
И стал откладывать, что в первую очередь надо взять с собой. Отложил в сторону веревки, инструмент, металлические поковки. Подошел к отцу Савелий:
- Что будем из домашних вещей с собой брать? –спросил.
- Надо взять только необходимое для обжитки, чтобы уложить на две телеги.
Узнав о возвращении посланца повалили ко двору мужики. Евдотья хлопотала на кухне, несколько раз ставила самовар, накрывала стол, потчевала пришедших людей. Аверьян десятки раз рассказывал о Сибири, свободных землях, о сибиряках, таежных богатствах природы.
На следующий день приехали родственники, близкие из прилегающих деревень Немчаниновы, Устюжанины, Юферовы, собрался народ у деревенской школы на сходку. Аверьян с особой убежденностью рассказывал, отвечал на вопросы людей.
- Природа не обделила Сибирь ни лесом, ни распаханными полями, ни заливными лугами. Обильно вознаградила теплыми, солнечными днями, правда не длинного лета. Сибирская тайга изобилует кедровым орехом, ягодами, грибами, в реках водится рыба. Люди добрые! Если надумаете, приезжайте, земли всем хватит, сожалеть не будете.
Трудно было поверить мужикам об услышанном, слишком большая грань разделяла их в этой жизни. И в то же время хотелось верить Аверьяну Алексеевичу, уважаемому человеку в деревне. Много было разных пересудов, разговоров, одни хоть сейчас ехать готовы, другие – немного переждем, но теплота надежды на лучшее будущее осталась у многих людей на сердце.
Провожать Аверьяна Алексеевича Ронжина приехали многие родственники из деревень. Мужики помогли по хозяйски погрузить домашнюю утварь на две телеги. Бабы приготовили съестное на дорогу, приодели детей. Евдотья осторожно сняла иконы, обернула их в холст, приготовила взять с собой в дорогу.
Тревожно прошла ночь перед отъездом. С утра на подворье шли хлопоты, подходили люди, вскоре вся улица кипела от народа. На проводы пришли стар и млад. Евдотья оглядела осиротевший дом, сходила на огород, взяла горсть родной земли, бережно завернула в чистую тряпочку, вышла со двора. Увидала людей, пришедших на проводы, заплакала навзрыд, причитая:
- Родная моя сторонушка, больше тебя не увижу, отнимают меня от тебя!
Повернулась лицом к народу, упала на колени, низко поклонилась земле:
- Люди добрые простите, если кого когда обидела, не поминайте нас лихом! – сама заливаясь слезами.
Всхлипнули в толпе бабы, пожилые мужики. Савелий поднял с земли мать бережно, как малое дите, посадил на телегу. Рядом с матерью посадил дочь Маню, укутал их поудобнее. Анна, как не пыталась удержаться от рыданий, слезы катились сами собой. Никитку посадили на первую телегу, груженную имуществом.
Аверьян с сыном Савелием обошли мужиков, родных, расцеловались по русскому обычаю. Много было пролито слез, напутствующих слов сказано при расставании.
- Ну что тятя, будем трогаться? – спросил Савелий.
Отец махнул рукой, первые подводы тронулись с места, за ними в след телега, где сидели мать и малое дите. Анна, Савелий за ними и Аверьян пошли вслед за ней. Выехали за околицу Савелий посадил жену Аннушку на телегу:
- Мы с тятей еще пройдем немного пешком.
Родные, односельчане еще долго не расходились с места, обсуждали отъезд Аверьяна Алексеевича с семьей. Многие сожалели, что не поехали вместе с Аверьяном на привольную землю, другие успокаивали себя: «успеем, обживутся, напишут, как устроились и нам можно будет трогаться с места».
По приезду, на железнодорожной станции Котельничи сгрузили свой домашний скарб, баб отвели в вокзал, мужики стали присматривать за вещами и поджидать Дементия Перминова и Егора Юферова с семьями. Приехали они на станцию на другой день.
Билеты на поезд дальнего следования в кассе были, не было вагонов под багаж. Аверьян ходил по начальникам от одного к другому, выпрашивая вагон. На третьи сутки пообещали высвободить две открытые платформы, одна из них была оборудована под перевозку скота. Поразмыслив между собой мужики согласились ехать на платформах. За сутки помыли, подчистили и загрузили одну домашним скарбом, другую для размещения семей. Оформили документы, оплатили в железнодорожную кассу за проезд до станции Канск.
Паровоз не смог сразу сдвинуть вагоны с места, задергался, изо всех сил скрежетал колесами по рельсам, платформы стукнулись между собой буферами. Но вот принапрегся, состав медленно двинулся вперед.
Евдотья лежала на постели, раскинутой на полу платформы, больная, от толчков и дерганий еще больше разболелась. Аннушка ухаживала за свекровью, поила отваром трав и ягод. Савелий утеплил шатер сверху и с боков от сквозняков. На остановках соскакивал с платформы приносил кипятку и что-нибудь из еды для семьи. Перевалив через Урал-Камень Евдотья успокоилась, хвароба прошла, ехала спокойно. Анна подолгу сидела с дочерью на руках, всматривалась в проплывающие леса, поля, не представляла себе куда она едет. По натуре своей всегда была одержимой. И теперь вместе с мужем и семьей готова ехать, хоть на край света.
Поезд продвигался медленно по однопутке, Никитка успевал спрыгнуть на землю нарвать полевых цветов и забраться на платформу. На больших станциях стоял подолгу. Никитка наблюдал за паровозом, как он отдувался и потел, наполнялся водой. Вот силища какая тянет за собой сколько вагонов и едет на дровах и воде. Бабы редко выходили на перрон, но каждый раз при возвращении отзывались о сибиряках: «какой добрый, спокойный народ!»
Аверьяну многие станции были знакомы, выходил на перрон, заглядывал в магазинчики, базарчик, покупал булки, съестное для семьи. Погода стояла сухая, безветренная, днем солнце пригревало, за Уралом ночи были прохладные, одевались потеплее. На станцию Канск поезд пришел утром, платформы от поезда отцепили и поставили на товарном дворе. мужики разгрузили платформы, вещи, домашнюю утварь сложили на пакгаузе, баб отвели в вокзал.
Перминов с Аверьяном пошли на постоялый двор нанять подводы для перевозки семей. Свободных подвод там не было, мужики посоветовали пойти на биржу Союзгужтранс.
Хозяин биржи выслушав мужиков, спросил:
- Сколько нужно вам подвод?
Мужики не договорились между собой сколько надо нанимать. Аверьян рассказал – переезжают три семьи, домашние вещи, бабы, детки. Хозяин предложил на семью под вещи пароконную арбу и для баб, детей еще одну арбу. Мужики договорились о цене услуг, уплатив за четыре пароконных арбы. Выезд наметили на утро следующего дня.
В оставшееся время до вечера мужики сходили в магазин, купили оконного стекла, металлических навесных изделий и необходимых вещей по хозяйству. По утру погрузили домашние вещи на арбы, на четвертую арбу положили постели и сверх них сели бабы и дети.
Выехали из города, повозки были не перегружены, кони шли свободно и легко. Путь лежал через Аманаш, дорога мужикам знакома, пролегала по равнине среди полей, местами пересекала березовые колки, выходила снова на поля. Транспорт был вполне надежный, сытые кони без усталости тянули повозки, мужики едва успевали пешим за ними.
К деревне Аманаш подъехали во второй половине дня, мужики не захотели заезжать в деревню, проехали прямо к переправе. Плашкот стоял под другим берегом реки Кан, паромщик не спешил перегонять порожний плашкот через реку. В ожидании ушло больше часа. На плашкот паромщик согласился поставить три повозки, одна груженная арба оставалась на левом берегу до следующего рейса. По тиховодью плашкот стоял без передвижения, мужики за канат вытянули на течение реки и он быстро причалил к берегу. В ожидании следующего рейса ушло еще час, время клонилось к вечеру. Ямщики предложили мужикам переночевать на берегу реки, для коней был хороший подножий корм, вода рядом, избушка, где можно от гнуса укрыться и переночевать детям и бабам. Мужики занялись хозяйственными делами, разожгли костер, повесили над ним котелки с водой для чая, принесли смородинового листа для заварки.
Савелий с Никиткой отошли по течению реки несколько ниже причала, сели на бревно, любовались красноватым закатом солнца, отливы его лучей ярко играли на воде. В реке плескалась рыбешка, с увлечением смотрел Никитка на воду:
- Вот это река, сколько в ней воды и видно много рыбы плавает, мне бы пожить на берегу ее, да порыбачить вдоволь!
С годами сведет судьба Никитку с этой нравной, не так уж спокойной рекой, как на первый раз казалась она. Не зря говоря, что первую половину пути человек думает о прошлом, живет воспоминаниями, а вторую половину пути думает о будущем.
Вечер выдался теплым и безветренным, только у воды донимали комары и мошка, мужики старались не отходить от костра, в дыму они не так беспокоили людей. По утру слегка позавтракали, выпили по кружке душистого чая со смородинным листом и дальше в путь дорогу. По восходу солнца день обещал быть безветренным и солнечным.
От реки дорога шла по равнине – заливными лугами, справа и слева видна была скошенная трава, местами стояли копны сена. Вскоре равнина кончилась, дорога пошла на подъем, кони поднапряглись, шли без остановки, мужики и бабы приотстали от повозок. Забравшись на гору ямщики остановили коней, дали отдых. С горы перед взором людей раскинулась удивительно-впечатляющая панорама. Небо было голубым, чуть заметные облака высоко проплывали на восток. В синеватой дымке до самого горизонта, насколько хватало глаз, просматривалась река Кан, от солнечных лучей в сине-зеленой тайге отсвечивалась серебристыми бликами вода. Река то изгибалась, то круто поворачивала свои воды вправо, влево, своим полноводием олицетворяла природу и вместе с ней жизнь человека на земле. И мир казался огромным, бескрайним.
Анна всматривалась вдаль, в чуть видневшие островерхи белых гор, тихо проговорила:
- Вот она Сибирь-то!
Дальше дорога шла по равнине, всюду виднелись не распаханные поля. На придорожных луговинах росли цветы, стояла никем не притоптанная трава. К полудную подъехали к небольшой речушке Окше, протекает она среди лесного, заболоченного рассадка. На месте переезда через нее проложенной дороги не было. Ямщики увидев вместо дороги протоптанную тропу и расквашенное месиво, приостановили коней, спрыгнули с повозок. Мужики, бабы вне меньшей мере волновались, как быть?
Аверьян прощупал тропу ногами, предложить выстелить ее не толстыми бревнами, поверх их наслать слань, какие переезды через гати видел он в Вятке. Мужики согласились, в несколько пар рук приступили сооружать настил. Проложили на всю длину переезда бревна в несколько рядов, по ним поперек наслали слань из мелкого леса и срубленных кустов. Первую подводу решили перевезти менее груженную, где ехали дети и бабы. Пустили коней, мужики сзади, со стороны подталкивали арбу. Хотя с трудом, местами кони проваливались то одной, то другой ногой, прыжками преодолели опасное место. Первая арба была перевезена на сухой берег.
Мужики подправили настил… К следующей паре запряженных коней в арбу подпрягли цугом еще пару коней. Кони то и дело проваливались ногами в болотистую землю, с трудом перетащили груженую арбу. За третьей повозкой, таким же путем перетянули четвертую.
Не успели еще придти в себя, как навалилась новая напасть: комары, мошка, гнус, словно в наказание, серым клубком наплывала на все живое, залепляло лицо, жалила шеи, уши, лезла в глаза. Проводники предложили открытые части тела натереть дегтем. Избавиться от нее полностью не удалось, но все, же к запаху дегтя не так сильно липли.
Мужики подправили настил, чтобы на обратном пути ямщики смогли бы беспрепятственно переехать этот опасный участок дороги. Выбравшись из распадка несколько избавились от мошкары и гнуса. Дорога вывела на открытое место, видны были зеленеющие пашни, подъехали к заимке. Ямщики остановили коней, подошли мужики, вместе решили тут переночевать.
На ночлег бабы и детишки укрылись в избушке. На дворе к вечеру наседала мошкара, комариный звон донимал не только людей, но и коней. Ямщики развели несколько костров по сторонам, в огонь наложили гнилушек, корья. От костров валил дым густой, едучий, он застелил вокруг избушку, хотя дышать в дыму было трудно, глаза слезились, надсадливый кашель донимал, и все же переселенцы спасались этим.
За ночь кони отдохнули, подкрепились подножным кормом, напоили водой из колодца, по утру тронулись дальше в путь. К деревне Александровке подъехали до полудня. Ямщики переговорили между собой, решили дальше не ехать, на уговоры отвечали:
- Хватит, натерпелись всего. И этого будет.
Аверьян, Дементий Перминов долго уговаривали ямщиков, в конце договорились за дополнительную плату довести до места. Пока рядились мужики, Савелий сходил в винополку, купил четверть водки и несколько бутылок вишневой настойки.
Бабы тревожились, спрашивали мужиков: «сколько же еще ехать?». Отвечали мужья:
- Скоро приедем.
Впереди путь пролегал по знакомой и торной дороге, ко времени ужина подъехали к одиноко стоящему дому.
- Вот и приехали, - сказал Аверьян.
