Обычно считается, что имя человеку нужно для того, чтобы служить индивидуальным различителем его носителя от всех других.
Во второй половине XX века в Копенгагене фамилия Хансен (Hansen) повторялась 6 тысяч раз. В Швеции такое же распространение имела фамилия Свенсон (Svensson). В тот же период у корейцев было всего около 250 фамилий (Ким, Пак, Ли и другие). В России одних Иванов Ивановичей Ивановых тысячи. Только среди москвичей можно найти несколько десятков людей, которых будут звать Александр Сергеевич Пушкины. А вот в старой русской деревне имя Иван носили 16-25% всех крестьян.
Поэтому филологи и этнографы предположили, что главная обязанность имени – служить индивидуальным различителем.
Одноимённость для России несколько веков назад была очень распространённой. В переписях XVII века совершено будничными были подобные записи: «У Наумки дети Ивашко 17 лет, Ивашко же 15 лет, Ивашко ж 11 лет». А вот, например, сведения по Ярославлю 1646 года: у вдовы Пелагеи 3 сына, и все они Иваны – «Ивашко большой сошёл к Москве кормитца работой, середней Ивашко 10 годов, третей Ивашко 8 годов». Различием тут выступают как раз нарицательные имена (большой, средний третий), а собственное, наоборот, объединяет.
В крестьянских семьях такая одноимённость держалась вплоть до XIX века.
Подобная ситуация существовала, конечно, не только в России. Сколько Карлов перебывало почти на всех тронах Западной Европы! Могущество Карла Великого сделало это имя даже нарицательным – славянское «король». А сколько было Людовиков во Франции, Фридрихи в немецких землях и т.д. Имя победоносного правителя превращали в знамя, которое передавали наследникам как славу предка. Нередко, это даже могло выступать определённым политическим преимуществом.
Церковь стремилась изобразить христианство надклассовой религией. Поэтому имена «святых», установленные церковью в качестве обязательных личных имён, представляли один общий список, из которого равно получали имена и вельможа и крепостной. Так ли было в реальной жизни?
Единство и всеобщность русских дореволюционных имён – иллюзия. Самые частые среди русских крестьянок в XVIII – ХIХ веках имена быстро редели в среде дворянок. Так, в полном списке воспитанниц Смольного института благородных девиц с 1758 года по 1914 год процент «смолянок», получивших имя Анна, упал с 12,7 до 2,9, Евдокия (крестьянская Авдотья) – с 2,4 до 0,6, Прасковья (Параскева) – с 4,5 до 0,2.
Очень показательны в этом смысле строки Александра Сергеевича Пушкина в его произведении «Евгений Онегин»:
Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев…
Невозможно представить себе в начале XXстолетия графиню Матрёну или Фёклу, как и крестьянку Тамару.
Нам обычно кажется, будто бы Мария – самое частое имя русских крестьянок. Но вот на протяжении всего XVIIIвека и первой половины ХIХ века ни в одном из сотен сёл, охваченных статистическими подсчетами, это имя не занимало сколько-нибудь заметного места, оставаясь за пределами первого десятка имён в деревне.
В городах, наоборот, имени Мария действительно принадлежало первое место и в конце XVIII столетия и в первой половине XIX века. Среди воспитанниц Смольного института благородных девиц, родившихся в третьей четверти XVIII века, имя Мария ещё уступало Анне и Екатерине, деля с Елизаветой 3-е и 4-е места – 10% (столетие, в котором занимали престол две Анны, две Екатерины, Елизавета), к концу века имя Мария вышло на 2-е место (12%)‚ а в начале ХIХ столетия оставило далеко позади всех соперниц и стало самым частым именем дворянок на много десятилетий. Тогда же оно начало распространяться и среди крестьянок, нередко получавших имя в честь барыни-помещицы.
К середине ХIХ века в большинстве сёл и деревень это имя вышло на 3-4-е места, местами даже на 2-е (впереди оставались: Анна – в северной половине страны, Авдотья – в чернозёмной полосе). И вдруг произошёл крутой перелом, начиная с 1860-х годов стремительно падает употребительность этого имени среди дворянок – от Марьи стало веять простолюдинкой. Среди «смолянок», рождённых в 1868-1869 годы, имя Мария впервые уступило место Ольге, затем стало реже Елены и продолжало быстро убывать, тогда как среди крестьян на рубеже ХХ века заняло второе место, а кое-где и первое.
В Древней Руси составные личные имена, особенно на -слав (Святослав, Ярослав, Мстислав и подобные), наиболее частые в ХI – ХIIвеках, летописец прямо называл княжескими. И действительно, их носили только феодалы –удельные князья, а в республиканском Новгороде – представители олигархических родов (посадник Твердислав). Присоединив Псков, московские власти принудили псковских бояр изменить их фамилии Строиловичи, Люшковичи, Ледовичи на Строиловы, Люшковы, Ледовы.
Известно, как яростно московские бояре боролись с царем за права писаться с -вичем, то есть по отчеству Иван Фёдорович (а не Иван Фёдоров сын). И нередко за это попадали в опалу. Для простого люда в России ХVI-XVII вв. обязательной формой имени была уничижительная – с -ка (Ивашка, Васька), для зависимых народностей Поволжья, Сибири она сохранилась ещё и значительно позже.
Очень красочно выразил социальное противопоставление форм личных имён Лев Николаевич Толстой, назвав героиню романа «Воскресение» Катюшей Масловой, отмети её промежуточное положение: «Так между двух влияний из девочки, когда она выросла, вышла полугорничная, полувоспитанница. Её и звали так средним именем – не Катька и не Катенька, а Катюша».
Современному читателю эти различия не несут социального значения, а выражают только эмоциональную оценку и личное отношение. В тот период под таким различием в произношении имени подразумевался социальный подтекст.
С именами всё понятно, а как же ответить на такой вопрос: социальны ли фамилии?
В России княжеские, а за ними боярские фамилии возникали с XIV века до середины XVI столетия, помещичьи – формировались в XVI-ХVII веках; фамилии же горожан, за исключением именитого купечества, ещё не установились окончательно и в ХVIII столетии, даже фамилии духовенства созданы только в ХVIII и первой половине ХIХ века, а подавляющее большинство крепостных крестьян ещё и в начале ХIХ столетия не имело фамилий. К началу XVII века завершилось становление фамилий только для привилегированных.
Княжеские фамилии образованы из названий удельных владений — Шуйские‚ Курбские, Пронские. Царь Алексей Михайлович запретил князьям Ромодановским-Стародубским именоваться Стародубскими – «непристойно», как напоминание о былой независимости от центральной власти, и князь Григорий умолял в челобитной: «Умилосердись, не вели у меня старой честишки отымать». Редки среди княжеских фамилий образованные из церковных имён, зато часты из прозвищ (Ковровы – родоначальник князь Андрей Ковер, Жеребцовы – предок князь Семён Жеребец). Купеческие фамилии отличимы от крестьянских высоким процентом «профессиональных» (по занятиям – Гончаров, Рукавишников) и топонимических (по месту, откуда купец приехал) – Сибиряков, Казанцев. Аналогичные социальные признаки отмечены во Франции, Венгрии и других странах.
Крестьяне до XIX века практически не имели фамилий. Хотя были те, кто ими и обладал. Вспомним, например, знаменитого крестьянина Ивана Сусанина. Большинство крестьян европейской части России стали массово получать фамилии после начала отмены крепостного права в 1861 году.
В корне фамилий некоторых крестьян лежали названия населённых пунктов (сёл и деревень), выходцами откуда они были. Многие крестьянские фамилии, по происхождению являются семейными прозвищами. Которые, в свою очередь происходили от «уличного» прозвища того или иного члена семьи.
Мирские фамилии возникали на основе имени в миру. Мирские имена пришли из языческого прошлого, когда имён церковных ещё не было или же они не принимались в простом народе. Многие из мирских были именами собственными (Горазд, Ждан, Любим), другие возникли как прозвища, но потом стали именами (Некрас, Дур, Чертан, Злоба, Неустрой).
В древнерусской системе имён также было принято называть младенцев охранными именами, оберегами — именами с отрицательным содержанием — для защиты, отпугивания злых сил или для обратного действия имени.
Считалось, что Дур вырастет умным, Некрас красавцем, а Голод всегда будет сытым. Охранные имена потом становились свыкшимися прозвищами, а далее и фамилией.
У некоторых в качестве фамилии записывали отчество. В царских указах о проведении переписи обычно говорилось, что следует записывать всех «по именам с отцы и с прозвищи», то есть по имени, отчеству и фамилии. Но в XVII – первой половине XVIII веках у крестьян наследственных фамилий не было вовсе. Крестьянская фамилия жила лишь в продолжение одной жизни. Например, родился в семье Ивана Прокопий, и во всех метрических записях именуется он Прокопий Иванов. Когда же у Прокопия родился Василий, то стал новорожденный Василий Прокопьев, а вовсе не Иванов.
Первая официальная общегосударственная перепись 1897 года показала, что фамилии не имели до 75 % населения . Окончательно у всего жителей нашей страны фамилии появились только в СССР в 1930-е годы в эпоху массовой паспортизации.
В сословном обществе сословны и имена. Конечно, это не значит, что в самом имени заложены какие-то социальные признаки. Определённый их характер сложился исторически.