Маргарита вышла из подъезда и нерешительно направилась к машине, потому что дальше тянуть было нельзя. У нее нет с собой теплых вещей, из документов в сумке один паспорт, так что ехать домой необходимо. И чем скорее, тем лучше. Накануне она несколько раз набирала Валеру, чтобы предупредить о визите, но ни один из телефонов не ответил… Она решила, что поедет днем, часа в четыре, – так всё же меньше шансов встретиться. И точно – дома никого не оказалось, и чувствовалось, квартира давно стоит пустой и неприкаянной.

– Должно быть, переехал в мастерскую, – вздохнула Маргарита про себя, машинально начала вытирать пыль и открывать форточки. Воздуха, как всегда, не хватало, но она уже начала привыкать к этому своему состоянию. Вышла на балкон, глубоко вздохнула и в который раз почувствовала легкую тошноту и острое желание что-нибудь съесть.

Сколько она ни изучала этот токсикоз по учебникам и пациенткам, а оказалось – это вам не просто тошнота. Это тошнота в виде приступов, отвращение ко всему плюс поминутное стремление загасить его каким-то продуктом – вот только каким? Токсикоз – это дезориентация и тревожность, усталость, сонливость, опрокинутый мир и, главное, невозможность всё ухватить одним взглядом: что-то выпадет обязательно. Запущена другая программа – организм перестраивается, а что вы при этом чувствуете, ему всё равно.

Она и порадоваться-то толком не успела, как начались внезапные головокружения и неожиданные приступы депрессии. И дело было вовсе не в ее неустойчивом положении (ни мужа, ни квартиры, ни поддержки), а именно в физическом состоянии, которое нужно было просто перетерпеть – месяцам к трем будет легче.

«Вот так всегда, – улыбалась она про себя, – как только страстное желание сбывается, вы тут же начинаете страдать от побочных эффектов. – И тотчас спохватывалась: – Нет-нет, я счастлива, я очень счастлива и всем довольна. Я сделаю всё, чтобы выдержать».

Еще раз обошла квартиру и, почувствовав усталость, прилегла на диван: нет, пусть тошнит, это значит – беременность развивается. Есть «обратная связь». Полтора, всего лишь полтора месяца, как она вернулась из Италии, месяц – как живет у Ингриды, а ощущение, словно годы прошли. Даже не годы – десятилетия. Всех куда-то нарочно забрали, а ее, Маргариту, оставили… Ничего, всё нормально. Нормально. Просто опять начинается новая жизнь. Но чтобы она началась, старая должна освободить место, и нечего держать ее за хвост.

…Как будто она и не держит, просто всё еще не может поверить в случившееся. Как врач Маргарита осознавала, что забеременеть в ее возрасте за столь короткий срок (да и вообще забеременеть) – всё равно что снять джекпот в крупной лотерее, слишком мало шансов. И когда у нее появились первые подозрения, она долго не могла собраться и сделать самое малое – купить в аптеке тест, чтобы, наконец, узнать правду. А когда узнала, конечно же, не поверила, и только лабораторные анализы, сданные в платной поликлинике на другом конце города, немного ее убедили. Конечно, подобные случаи были и в ее практике, но Маргарите казалось – это может произойти с кем угодно, но только не с ней.

Один такой случай произошел совсем недавно – год назад. Пациентка, которую она десять лет лечила от бесплодия, родила от молодого мужчины, для мужа это стало трагедией… Другая женщина забеременела сразу после того, как усыновила ребенка, отчаявшись родить сама.

Бывает. Бывает… Но что касается себя, то окончательно она поверила в свое счастье лишь тогда, когда объявила о беременности Светланову, и он совсем не удивился.

…После Ингридиных апартаментов квартира показалась тесноватой, мебель – устаревшей, а ведь совсем недавно они оба ей так радовались, и Валера сказал:

– Моя окончательная квартира – других переездов не будет!

А она, Рита, тогда удивилась: как? Это – всё?

Полежала, пощелкала пультом телевизора, начала собирать вещи. Как нарочно, они не находились и на поиски приходилось тратить уйму времени и дефицитных сил. Довольно скоро начало смеркаться, внезапно стемнело, но она не спешила обратно в смутной надежде дождаться Валеру: а вдруг? В конце концов, им просто необходимо увидеться и попытаться выстроить какие-то другие, совершенно новые отношения. Она нуждалась в Валере и страдала от того, что он никак не присутствовал в ее жизни. Хотя и чувствовала – нет, не пришло еще время для этих «новых» отношений. А раз не пришло, значит, ждать бесполезно. Посидела, чуть-чуть подумала, подошла к висящему на стене этюду, с которого был написан портрет, сняла его и положила в сумку. Валера придет и поймет…

Ее немного удивило, с какой легкостью она покидала квартиру (и свою прежнюю жизнь?), будто и не была связана с нею сотнями тысяч нитей, будто и не была она ее домом, гнездом, в чем-то даже опорой. Она совсем не думала о будущем, не пыталась определить свое «временное» и, в общем, странное положение, как будто всё должно решиться помимо нее, без нее.

До отъезда Кириллова оставалось чуть больше двух недель, и она решила провести их максимально беспечно, ведь неизвестно, как пойдет ее беременность: «Порадуюсь жизни, пока есть возможность… Уедет – и пойду сдаваться, встану на учет». После разговора со Светлановым Маргарита не только успокоилась, но всем своим существом ощутила единственно верную и созвучную ее состоянию линию – не предпринимать ничего, жить – как живется. Хотя, наверное, это едва ли не в девяноста процентах случаев – самое верное, самое лучшее. И – на глазах повеселела.

Повеселеть – значит принять ситуацию. Кириллов опять с изумлением смотрел на эту новую, как он чувствовал ускользающую от него, Маргариту, и ничего не понимал. Но размышлять было некогда: он целыми днями носился по городу, чтоб привести в порядок документы и дела, а вечером являлся к ней с заказанным в ресторане ужином, новостями и шутками. Забавляясь этой игрой в семью, они говорили о пустяках, но всё время наблюдали друг за другом, будто бы ожидая чего-то.

«Неужели не догадался? Не понял?» – спрашивала она себя, стараясь есть без отвращения и проявляя заинтересованность.

«Какая странная веселость – и от чего бы?» – размышлял он и терялся в догадках.

Дни тикали и тикали, бежали, как спешащие часы, и каждый был погружен в свое…

* * *

«Дорогая Ингрида… Прости, не отвечала столько времени, две недели лежала в больнице: токсикоз ужасный. Говорю себе: дожить до завтра, завтра будет легче, но легче пока не становится. Предлагали дневной стационар, но я как представила, что это нужно ездить туда-сюда два раза, так сразу согласилась на обычный. Тошнит с утра до вечера и только к ночи чуть стихает. Что ем, не знаю. Что-то ем, но всё это пронизано отвратительными посторонними запахами, которые потом меня преследуют. Все вкусы изменились, любимая прежде еда оказалась предательски мерзкой. Хожу по гастрономам, принюхиваюсь, как собака, с тоской смотрю на полки и выхожу с пустой корзиной. Всё кажется „бумажным“ и безвкусным. К трем месяцам должно пройти, хотя кто знает: возраст, возраст… Но сейчас только восемь недель, токсикоз в самом разгаре. Однажды шла по Камергерскому – весь путь от урны к урне. Теперь ношу с собой пакеты. Бывают, правда, передышки – часа по два, по три, и это выручает.

Лежала в своей больнице. Конечно, не хотелось, но вышло – ничего, нормально, даже замечательно. Коля мне носил еду. Ты помнишь Колю Толстоброва? Он, конечно, в шоке и смотрит так, словно у меня теперь несколько глаз или ног, – расширенно-испуганными, всегда направленными в сторону глазами. Но, думаю, скоро привыкнет. Главный предоставил отдельную палату, так что я не была на виду. Думала позвонить Эре Самсоновне, но отчего-то не позвонила: не хочется поднимать лишний шум и не нужно, чтобы раньше времени все были в курсе.

Суд опять отодвинулся, так как я на больничном, но, похоже, это дутое дело не сегодня завтра закроется само собой. И, видимо, там, наверху, меня простили…

Ты не поверишь: у меня был настоящий Новый год. Вы там его не очень отмечаете, а для нас это чудо чудесное. Я думала, что посижу одна под елкой, под бой курантов выпью сок – и на бок. Купила небольшую елку (живую!), украсила гирляндами гостиную, накрыла столик на колесиках… Сижу одна, ни грустно мне, ни тревожно. Так, словно я в гостинице, но это чувство у меня давно. Вдруг в восемь вечера звонок. Я открываю – на площадке два снеговика, велят спускаться вниз: мол, подана карета. С трудом узнала Светку с Эльзой – приехали забрать меня к Светлане. Ты помнишь: та, которая живет в коттедже под Зеленогорском? Зимой я к ней не ездила ни разу, только летом… А зря. Там снег, он цвета ксероксной бумаги – белый-белый. Там такие сосны!.. А сугробы… И тишина… Тишина и звезды. Ты не поверишь – над лесом они висят так низко, будто купол неба накрыл землю. Как крышка – кастрюлю.

Я замечала сколько раз: на природе вопросы о смысле жизни никогда не возникают. И знаешь, ну была я за границей, повидала шедевры человеческих мыслей и рук. А лучше леса, скал и моря ничего не знаю. У Светки на участке куча фонарей и целая аллея елок, увитых разноцветными гирляндами: то просто ярко-синими огнями, то под цветущую яблоню, то вроде как гранаты. Ты к этому в Америке привыкла, а я так радуюсь всякой уличной иллюминации… Как жалко, что мы росли без этого. Как жалко!

Мне выдали валенки, шубу, и я всё ходила вдоль сосен. Там знаешь, очень интересно: направо пойдешь – лес сосновый, налево пойдешь – лес еловый, а прямо – дубовая роща. Токсикоза в лесу не почувствовала, просидела полночи со всеми. А потом меня Светка сразила: предложила вдруг к ним переехать: дом большой, пара комнат пустует. Я, конечно, растрогана, чуть не расплакалась. На другой день спала и гуляла. Вернулась домой только вчера. Может, думаю, впрямь переехать? Дотянуть до двадцати недель, взять отпуск, из него – в декретный… Но долго мне до двадцати недель, ох, долго! Ладно, поживем – увидим. Вообще, мне пропасть не дают. То вот Светка, то Эльза предлагает жить у них на даче (зимний дом с удобствами, где управляется старая тетушка). Я-то думала, все прочно упакованы в свои проблемы: здоровье, кризис возраста, родители, дети… Но выяснилось – всё не так.

…Ингрида! Все желания – сбываются. Я знаю, я теперь уверена. Но есть одно условие: за это нужно заплатить. Да! Как в магазине. Я десять лет твердила, что отдала бы всё за то, чтобы самой родить ребенка. Валера мог бы „всё отдать“, я точно знаю, чтобы стать большим художником. Кириллов – чтобы вырваться и уехать на край света. Конкретный перечень этого „всего“ не оговаривался, но и так понятно – дорогое и привычное. Что происходит в результате? Нас троих соединяют в одну цепочку Исполнения Желаний и – щелк! – я теряю всю прежнюю жизнь и Сергея, Кириллов – всю прежнюю жизнь и меня, Валера – меня и привычный уклад. Но каждый взамен получает Возможность.

…Он улетел три недели назад, я ему ничего не сказала. Игра должна быть честной: получил – плати.

А сегодня мне звонил Валера… Господи, как хорошо-то, что есть телефон! Ведь кто-то же его придумал. Нам было бы сложнее глаза в глаза. А так… Ну наконец-то мы поговорили. Да, первый раз с тех пор, как я ушла. Он знает всё – откуда, непонятно. Да и неважно. Сказал, что уезжает в Австрию: выиграл конкурс на оформление „Снегурочки“ в Венской опере, ставит какой-то француз. Я очень рада. Помнишь, он ведь начинал в театре и всегда жалел, что бросил сценографию. Сказал, что есть еще проекты, что уехал надолго, и я могу вернуться домой хоть сейчас…»

Конец

Если текст понравился, поставьте, пожалуйста, лайк. Подписаться на канал можно Здесь. Карта Сбербанк 4276 4900 1853 5700

Другие публикации канала:

Дневник пионерки. Жизнь в СССР. Биографический роман

Город на Стиксе. Роман

Детородный возраст. Роман.

Клад. Рассказ

Письмо. Рассказ

Как я переехала в особняк. Рассказ

Годунов. Побег из СССР

Владимир Данилин. Белая магия

Бабушка и её женихи

Сам я живу в вагончике, а в трёхэтажном доме - страусы и индюки