Сбегав на рыбалку во времена нынешние, отдав дань памяти К. Первушину, вернемся к достопочтенным искателям золота и приключений. Они продолжают невнятно описанный путь: дорога для господ тянулась донельзя однообразно. Если не считать попытку подойти к сайге (интересный факт: сайга в нескольких десятках километров от Усть-Каменогорска!), которая не подпустила искателей приключений и на сорок сажен. Антилопа пугливо насторожилась и унеслась далеко в степь. Да еще, при переезде, через мосток, пришлось стрелять по речной выдре1. Первым её заметил Кунгурцев, первым заехавший верхами под тень высоких осокорей, тополей и ив, которыми заросла речушка (Уланка?).
Вода бурлила довольно громко, падая со ступени без малого в поларшина, бурлила между сердоликовых и халцедоновых галечек, образуя пороги. Выдра, верно, не услыхала топота лошади, а всадника не заметила за листвой. Хотя староста ехал с ружьем за спиной, он уступил честь выстрела господам – поспешно вернувшись к приотставшему тарантасу и сообщив им радостную весть. Они кинулись тотчас, пешком, на ходу перезаряжая ружья на картечь и надевая пистоны. Темно-бурый зверь лежал в ямке над самой водой, наполовину скрытый ветками жимолости, густо обвитой шишками дикого хмеля.
Зверь не замечал опасности. Можно было бы выбрать позицию удобнее, но Збоев погорячился. Пристав выстрелил сквозь колышущуюся сеть листвы. Выдра подпрыгнула, как обожжённая и нырнула в воду. Обшарили соседние убежища между нависших корней, частью обнажённых, частью скрытых водой. Корни густо переплетались, но зверь как в воду канул. Показались, было нам в одном месте следы крови, – кинулись туда. О разочарование! Это просто татарское мыло2, обманувшее нас своими кроваво-красными цветами...
1 Lutra vulgaris. 2 Lychnis chalcedonica.
Что делать?.. С промахом самолюбивый пристав никак не соглашается, да и картечь это не дробь. Довольно редкий трофей – исчез, выдра как сквозь землю провалилась...
Главное неудобство розысков состояло в том, что оба берега сплошь заросли деревьями, и кустарниками – они густой стеной надвинулись и нависли над речкой. Словно оберегают студёные воды кормилицы-поилицы от раскаленных лучей солнца... Остаётся только одно – забрести в реку по грудь (существенная деталь!) и обшарить каждое подозрительное место...
– Ну, Кузьма – выдержишь ли? А то холодно – родники...
– Я-то... да кто же!.. – и он поспешно снимает шаровары. Вдруг над одним из омутков служка заносит кол, умышленно им прихваченный.
– Ну что-о? – спрашивают хором господа с мостика, с ружьями наготове.
– Вот-вот!.. – Кузьма с силой хватает колом, вкруговую летят брызги и грязь...
– Вре-ешь, не уйдешь! – тычет колом Кузька в гущу ракитника и одновременно отстраняет ветки, чтобы подобраться ближе.
– Постой, погоди... Чтоб-те разорвало... У меня не сорвешься...
Еще несколько мгновений – Кузьма снова стоит перед омутком, опустив палку, полу разинув рот, с видом голодного, у которого только что из-под носа выхватили лакомый кусок.
– Упустил? – спрашивает Кунгурцев.
– Упустил – поди-ка ты сунься, – ворчит ловец и глупо озирается.
Итак, горе-охотники не нашли подранка, хотя им было очевидно, что выдра ранена.
С следующего пикета партия свернула с тракта и поехала верхами. Дорога с горы на горы, по косогорам, лесным просекам (интересный факт!), с еле заметным следом была настолько узка, что даже приспособленные к таким проселкам таратайки, местами с трудом пробирались среди каменных глыб, валежника, бурелома. Предстояло пройти ущелье Таргын, пересечь Сурью Долину (??), а затем, на речке Тэбэ (??) бросить первые, золото исковые пробные шурфы. По сведениям, собранным ранее, и по рассказам партийного толмача (здесь – переводчика) и вожатого – Сасая «на Тэбэ золота о-ох — джаксы, много… воды тоже много, корма кароши — джаксы, всяким зверем и птицы летаит о-ох пропасть»...
На пикете партийцам сказали, что в долине Тэбэ много озер, заросших камышами, откуда постоянно несется по зорям хрюканье кормящихся кабанов. Уток и гуся — видимо-невидимо; есть баранчики3, которых здесь
ловят силками и тенетами во время токов и ловят сразу столько, что засаливают ими целые кадки впрок, а затем несколько месяцев варят из этой благородной дичи похлебку. По кряжам и увалам много кабарги, архаров, косуль...
3 – Здесь так зовут и дупеля, и бекаса.
Золотом речка тоже богата ... дает предприимчивым порядочный доход.
Тэбэ стала для партийцев вдвойне заманчивой... Они заранее решили расположиться там на несколько недель бивуаком. Рабочие будут в разных направлениях исследовать залегание самых богатых золотосодержащих пластов песка. Господа же мечтали все время употребить на охоту. В воображении спутника пристава одна краше другой рисовались самые соблазнительные картины. Горы будущих трофеев, тьма удачных выстрелов, множество интересных эпизодов скрадывания и преследования дорогой дичи... Наши охотничьи сердца, уверен племянник, бились в унисон. Пристав тоже томился нетерпеливым ожиданием, и они предвкушали азартные наслаждения.
– Эй, передовой, – кричал пристав Сасаю, – веселее, погоняй... заснул!.. Джюр живей... айда!..
Сасай, действительно дремавший в седле на своем пегом мерине, сразу оживал, взмахивал несколько раз нагайкой, взвизгивал в знак сигнала всей партии и кони снова налаживались на рысцу, звеня боталами и колокольчиками.
– Ну, ребята, нечего прохлаждаться – на коней, да и марш!.. – Збоев торопил рабочую команду и на стоянках.
Кунгурцев угадывал настроение барина и принимался суетиться между рабочих, помогая ловить и запрягать лошадей, будил прилегших было отдохнуть, помогал вновь укладывать припасы.
– Уж скорее бы на дело, – думал каждый рабочий, вытирая рукавом рубахи толстый слой пыли с загорелого и залитого потом лица. От постоянной верховой езды страшно ломило в шагу, как-то отекли ноги, устала спина и поясница. Тэбэ была для всех обетованной пристанью...