Когда Хозиер написал “Take Me to Church” еще тогда в 2013 году, он совсем не ожидал, что в руках у него окажется такой хит. Но после того, как эта песня — мощный заряд душевного рока — позволила Эндрю Хозиеру-Бирну заключить контракт с лейблом и взорвать интернет, ирландский певец и автор песен в одночасье превратился в мировую звезду. Вскоре последовал альбом и тур, более 2 миллиардов стримов только на Spotify и более миллиарда просмотров на YouTube, что поставило Хозиера в один ряд с такими успешными артистами, как Ариана Гранде, Эд Ширан и Адель.
И теперь, почти пять лет спустя, Хозиер наконец-то выпускает свой второй альбом, Wasteland, Baby! (Восклицательный знак “весьма важен”, говорит он TIME, “для кривой ухмылки”, присущей его работе, в которой он склонен переплетать чувства опустошенности и радости). Это достойное продолжение предыдущей работы. Здесь умело сочетаются его особый вид воющей экзистенциальной боли, сладкий лиричный шепот и бескомпромиссная блюзовая музыка. Стоя на высоте более шести футов с гривой длинных непослушных волос, Хозиер производит на сцене внушительное впечатление. Но в личном общении это тихий и вдумчивый парень.
TIME встретилось с артистом, чтобы обсудить его связь с музыкальными традициями прошлых эпох и его путь к Wasteland, Baby!, который он писал в течение последних нескольких лет в своем маленьком родном прибрежном городке в графстве Уиклоу.
TIME: У вас прослеживается сильная связь с традициями американского блюза, соула и рока. Как они вошли в вашу жизнь?
HOZIER: У нас дома была коллекция пластинок. Я начал увлекаться Робертом Джонсоном, Скипом Джеймсом и Блайнд Вилли Джонсоном.
Были ли эти жанры популярны там, где вы выросли, или это было ваше собственное увлечение?
В то время я не был особенно популярен. В 90-е годы крутые ребята слушали Nirvana, потому что это раздражало их родителей. В подростковом возрасте все были увлечены попсой. А я увлекался блюзом и джазом. Я думал, что это музыка для взрослых. Она была интуитивной и непосредственной, иногда страстной и похотливой, а порой грубой и первобытной в некотором смысле. А поп-музыку я просто не чувствовал.
Что вас так связывало с джазом и блюзом?
Эта музыка захватывала и вдохновляла меня больше всего на свете. В этих вещах было что-то загадочное и мистическое, потому что сами пластинки было очень трудно достать, особенно, когда ты младший ребенок в семье, и доступ к интернету тебе сильно ограничен. Я не мог просто сесть на поезд до ближайшего города и пойти там в музыкальный магазин. Я чувствовал ту дистанцию, что разделяла меня и эту музыку, и это ощущение только усиливало мою тягу к ней.
Давайте перенесемся к вашему первому альбому с его невероятным успехом. Тогда ему в какой-то степени помогла вирусность, а теперь вот этот альбом. Что же изменилось?
У «Take me to church» был огромный успех. Это было так неправдоподобно. Это невозможно было спланировать заранее. Я сознательно не хотел изменять себе и своим прежним идеалам, которые были на тот момент, когда я писал эту песню. Мне было очень полезно вернуться в Ирландию, провести немного времени в тишине и подойти к написанию песен похожим образом.
У вас есть любимая песня и история о том, как она появилась на этой пластинке?
Я думаю, это «Nina Cried Power», потому что писать ее было довольно-таки непросто. Я столько раз почти бросал ее. Потом мы «взяли на борт» Мэвис Стейплс. Она невероятная, очень значимая артистка. Она та, про кого эта песня на самом деле была написана. А также она написана в память об артистах, которые говорили и пели о тех вещах, что, по их мнению, были жизненно важными, чтобы о них петь. И видеть, как Букер Т. [Джонс] играет на органе… Это был просто сон, просто мечта.
Еще одна нить, проходящая через вашу работу, - это правозащитная деятельность по отношению к различным социальным вопросам, начиная от проблем LGBTQ и бездомности до важности самих протестов. Почему это было главным для вас как для артиста?
Это намного важнее для меня как для гражданина, чем как для артиста. Весь вопрос в том, чтобы быть гражданином как частью общества, иметь ценности и отстаивать их. Это так просто. Из гражданина вырастает артист, а не наоборот. Я бы не хотел, чтобы во мне видели человека, который увлекается политическими концепциями ради них самих. Я никогда бы не стал этим заниматься. Смысл в том, чтобы, по крайней мере, писать честно и писать о том, как вы воспринимаете мир в данный момент. И это не всегда розы.
Ваши песни часто находятся на стыке страданий и удовольствий или находят какие-то точки соприкосновения. Почему это резонирует с вами как с артистом и писателем?
Это очень сложный вопрос. В любом случае, слушатель всегда заканчивает произведение. Слушатель всегда привносит свое собственное «я». Если твоя работа не услышана, если она не интерпретирована и не истолкована, она совершенно бессмысленна и бесполезна. В детстве я был серьезно влюблен в работы Тома Уэйтса. Он иногда называет [эти типы песен] “плохими новостями с улыбкой на устах”, том в смысле, что нечто ужасное подается в очень красивом виде.
В музыкальном клипе к песне "Movement" снимается Сергей Полунин, известный танцор, который до этого снялся в танцевальном клипе на "Take Me to Church". Это было незабываемо. Как возникло это сотрудничество?
Видеоклип был снят командой из Лондона, называются Us. Они обратились к Сергею, и у нас было всего два дня в его графике. Он скачет по всему миру даже больше, чем я! Был один день репетиций перед камерой и один день съёмок. Это было очень любезно с его стороны. Его танец в клипе Дэвида Лашапеля, я думаю, вдохнул в эту песню новую жизнь. Людям в танцевальном сообществе это позволило воспринять песню по-другому.
Почему название Wasteland, Baby!?
Я записал к тому времени довольно много демо-песен и знал, кто из них фавориты, на кого можно будет поставить. И “Wasteland, Baby!” казалась, подводит итог этому настроению, этой атмосфере. В некоторых песнях ты наслаждаешься культурной пустошью, в некоторых — духовной или нравственной. В них есть чувство обреченности и уныния - и такая странная маленькая ухмылка, которую они несут.
Мэвис Стейплс и Букер Т. Джонс — единственные приглашенные артисты на этом альбоме. Есть ли другие, с которыми вы хотели бы поработать в будущем?
Я бы с удовольствием поработал с Томом Уэйтсом. Я знаю, что это выглядит предсказуемо с моей стороны, но осталось очень мало живых артистов, на которых я мог бы указать в этом смысле, которые повлияли на меня так сильно.
Почему вы считаете, что старые музыкальные традиции и артисты предыдущих поколений так важны для вас?
Есть много музыки, из которой я почерпнул что-то лично для себя, и нашел много общих точек соприкосновения с музыкой, которая была записана, скажем, 100 лет назад. Для людей моего поколения и более молодых фанатов приятно было оставить маленькую «дорожку из хлебных крошек». Это то, что мне всегда нравилось в соул-музыке. Например то, что она довольно таки самореферентна. В альбоме есть песни, которые я считаю неким "подведением итогов". Это подведение итогов в плане того, что уже прошло, что может быть утеряно, а с чем уже можно попрощаться, как с музыкальными традициями и воспоминаниями. Все это не так мрачно и безрадостно, как кажется, но отчасти это так.
1 марта 2019
Оригинал: TIME