Вчера, 30 октября ушла из жизни моя героиня Татьяна (81 год). Ушла тихо, во сне. Посвящаю ей этот отрывок из книги. Она и в жизни, и в книге носит одно имя, я не переименовывала её, так это однозначно светлая личность, которую любили все.
Зимушку продержались, а весна принесла новые радости и заботы. Альтук обменяла подросшую за зиму тёлку на корову. Корову привезли на лошади и сгрузили с телеги как мешок с костями. Она совсем не могла ходить: заморозила копыта в февральские морозы. Альтук, Пантелей и Полина подвешивали корову в сарае на верёвки и доили, потом отвязывали, вернее, укладывали. Летом она в табун[1] не ходила, паслась привязанной одинёшенько около речки, но молочко давала исправно. Молоко собирали для фронта, но и детишкам перепадало.
– Хватит дрыхнуть, – щекотала Еля сестрёнку за ногу. – Смотри, солнце уже на горе!
Таня свернулась клубочком на перине, укрывшись по самый нос холщовым полосатым одеялом.
– Отстань, апа[2], я спать хочу, – дрыгала она ногами, пряча стриженую голову под подушку.
– А там, на горе, ягодки уже поспели!
– Ягоды? – подскочила с кровати полусонная Таня, потирая глазёнки. – Где ягоды?
– Пойдём для бани хворосту набирать и ягод по дороге покушаем!
Альтук стригла дочерей два раза в год, как и своих овец мериносов. «Чтобы вши не завелись», – говорила она. Перед Пасхой Еле заплетали туго косу и обрезали под самый корень. Отросшие за зиму густые волосы не поддавались никаким другим ножницам, кроме тех, которыми стригли овец. Пышные волны маскировали огрехи домашнего парикмахера. «Какие роскошные локоны! – восхищённо качала головой тётя Лёля, касаясь руками чёрных и блестящих, как шёлк завитков. – И перманента не надо!» Тётя Лёля из Ленинграда знала в этом толк.
Еля тайком разглядывая себя в маленьком зеркальце, вытягивала пальцами крупные завитки. Как ей хотелось быть похожей на Таню, с прямыми волосами и курносым носиком! Кукольное личико маленькой Тани было сплошь усыпано забавными веснушками. Сестрёнку любили все. Мама брала младшенькую на мягкую перинку, заботливо укрывала стёганым паклей одеялом, а её отправляла спать одну на печку. Напрасно она крутилась около родительской кровати, напрасно мечтала, чтобы мама взяла её к себе под бочок. Она думала, что все дело в Таниных веснушках, глядя на которые все начинали невольно улыбаться, а на её чисто-белом лице не было ни единой конопушки.
Сёстры, запив краюху ржаного хлеба ещё тёплым молочком, выкатили тележку на улицу.
– Куда это вы с тележкой? – упёрла руки в бока белобрысая Маня, соседская девчонка лет восьми, которой до всего было дело.
– В Щелканово за хворостом.
– И мы с вами! Нам тоже хворост нужен, правда, Феня?
– Конечно, нужен, – с готовностью кивнула её рослая, черноволосая сестра.
Вскоре во дворе Филипповых послышался звонкий голос Мани:
– Эй, Колька, тащи тележку!
Разновозрастная братия медленно тащилась в гору. Солнце палило нещадно. Упрямо закусив губу, Маня изо всех сил подталкивала громоздкую тележку. Она страстно хотела опередить соседей. Филипповы всегда соперничали с Тимофеевыми, не уступали друг другу в играх. Они и сейчас состязались, кто быстрее дотащит тяжеленные тележки на самую макушку горы. Еля тоже пыхтела из последних сил. Она вся взмокла, платье прилипло к спине.
– Ура! Мы первые-первые! – закричала победоносно Маня, стоя на макушке горы.
Глаза небесного цвета сияли, голос звенел от радости.
– Это нечестно-нечестно! Вас трое, а нас двое! – возмущённо сверкала карими глазёнками Таня.
– Зато у вас колёса вон, какие большие! – не сдавалась Маня.
– Попробовала бы ты без Кольки справиться, – перевела дух Еля, ощущая, как трясутся руки от напряжения. – Он у вас целый мужик уже!
Душистый аромат земляники перебивал сладкий запах богородской травы.[3] Ягод было видимо-невидимо. Ребятня забыла про спор, про хворост и жадно поедала спелую землянику. Сначала рвали все ягодки подряд, потом, немного насытившись, стали собирать только крупные. Набрав кисточек с крупными ягодами, они вольготно развалились в душистой траве.
Деревня с горы просматривалась как на ладони. Крошечные домики с тёмно-коричневыми соломенными крышами с высоты казались совсем игрушечными.
Узкой змейкой вдоль деревни бежала речка и весело блестела в лучах солца.
Было слышно, как журчит вода по камушкам, и блеют овечки, пасущиеся в низине.
– Смотрите-смотрите! – закричала Маня. – Теленок деда Трифона забрался в огород к нашей бабушке!
– Зараза! Картошку топчет. Вот бабушка задаст ему!
– Аха! Запустит костылём, как мне вчера! – скривилась Феня. – Гляди, какой синяк на ноге!
– Бабушка ходить как следует не может, зато костылём хорошо пуляет! – хихикнул Коля.
– А мне не попало! Мне не попало! – козыряла Маня. – Я удрала по задам. А Христинка через забор сиганула.
– Наша бабушка всех в плен захватила! – резвился Колька. – Встала у калитки и гаркнула: «Огурцы сюда!»
– Она у меня все огурцы отобрала, – сетовала Еля. – Я даже куснуть ни разу не успела. Как ей теперь на глаза попадаться?!
– Я её, вообще, боюсь, – сказала Таня. – У неё голова, как папина шахматная доска. Пучок белый, пучок чёрный.
С разговорами и смехом дошли до Пушатлах. В прежней липовой рощице липки почти не встречались, их нещадно вырубали для лыка. Между берёзками и осинками попадались красно-фиолетовые кустарники волчьей ягоды. Дети наперегонки собирали хворост. Бросали в тележку всё, что горит: сухие стебли прошлогоднего репейника, старую крапиву, засохшие коровьи лепёшки. Еля неожиданно наткнулась на толстую березовую жердину. Вот эта удача! Мама непременно похвалит.
Всю обратную дорогу Маня откровенно страдала, поглядывая завистливыми глазёнками на соседскую тележку.
– Вам всегда везёт. Вон, какую здоровую дубину нашли, а у нас одна мелочь.
– Зато пенёк у вас какой увесистый.
Еля и Таня выгрузили тележку у сарая и побежали взапуски на речку. Набрали конского щавеля и лебеды для супа, пожевали кислятки и потопали домой. Еля озабоченно поглядывала на заходящее солнце.
– Пора суп ставить, скоро наши вернутся.
Они суетились на летней кухне, бегали за водой на родник. Вернувшись домой, старшая сестра подняла крик:
– Таня, куда наша жердина подевалась-то?
– Это Манькина работа!
– Она всю дорогу дырявила глазами нашу добычу.
– Я сгоняю к ним втихушку!
– Точно! У них ! – доложила запыхавшаяся Таня, довольная своей смекалкой. – Нас на мякине не проведёшь.
Сёстры втихаря проникли во двор к Филипповым. Кругом стояла тишина, рыжий кот грелся на солнце, щуря глаза на незваных гостей. Прихватив украденную жердь, девчата выскользнули со двора.
– Думали нас перехитрить!
– Не на тех напали!
– Прищучим их на месте, если ещё раз придут!
Сестрицы засели в засаде. Через ивовую плетёнку сарая просматривалась вся улица.
– Вон крадутся, – прошептала Таня.
Маня и Феня подталкивали старшего брата, который нерешительно топтался у калитки.
– Тащи, пока они не появились.
– А если застукают?
– Нет, их дома! Не трусь!
Коля нехотя прошёл во двор и подхватил жердинку.
– Аха, вот вы и попались! – сёстры выскочили из укрытия.
– Нашёл – молчи, потерял – молчи!– протараторила и припустила со всех ног домой Маня.
– Лучше разрубим эту дубинку и спрячем подальше, – сказала Еля.
[1] - стадо коров, овец и коз
[2] -обращение к старшей сестре (чув.,)
[3] -чабрец обыкновенный (Thymus serpyllum L)
вы читали отрывок из книги "Цвета холодных лет"